— Не будь так уверена.
— Если ты когда-нибудь вернешься в эти долины, мой отец тебя убьет. Возвращайся домой, Жосс-ран. Забудь обо мне, забудь, что ты когда-либо здесь был.
— Пойдем со мной, — повторил он.
— Я уже дважды спасла тебе жизнь. Чего еще ты от меня хочешь? А теперь быстрее, ты должен спешить! — Она схватила его за волосы и притянула его лицо к своему, чтобы поцеловать. — Я бы хотела родить тебе сыновей, — сказала она, а затем хлопнула пони по крупу. Тот рванулся прочь во тьму, к степям и темному массиву гор на юге.
Кайду стоял у входа в свою юрту, рядом с ним — Хутулун. Ничто не шевелилось в этом черном и ужасном холоде.
— Он сбежал? — спросил ее Кайду.
— У него есть конь, припасы и меха. И он человек многих талантов.
— Верно, — пробормотал Кайду. — А что со стражником?
— Он оправился, хотя боюсь, шрам останется с ним на всю жизнь как свидетельство его неосторожности.
— Я должен его наказать, иначе кто-нибудь заподозрит, что я приложил к этому руку.
Пар от их дыхания уносило ветром.
— Я прокляну тот день, когда он нашел дорогу в Ферганскую долину, — сказал он.
Молчание было неловким свидетельством чувств его дочери.
— Если бы он был Человеком, а не варваром, ты бы вышла за него замуж?
— Он был мужчиной.
— Признаю, у него была храбрость, — хмыкнул Кайду. — Но ведь храбрость можно найти и в коне.
— Мне прошлой ночью снился сон, — сказала Хутулун.
— Что было в твоем сне?
— Мне снилось, что я снова его увидела.
— Это невозможно.
— Это был мой сон.
Кайду покачал головой. Так не пойдет. Он не мог позволить ей сохнуть по варвару.
— Ты поступила наилучшим образом для рода, — сказал он. — Теперь ты должна забыть, что это когда-либо было.
Как будто она когда-нибудь сможет.
***
CXIX
Позднее лето в Кашгаре, и улицы были полны пыли и мух, черных роев, ползавших по овечьим головам и жирным легким, выставленным на продажу. Таджики с бородами, тонкими как проволока, и косоглазые киргизы щелкали семечки, щеголяя по базарам, или развалившись на деревянных диванах в чайханах, потягивали зеленый чай с корицей из треснувших фарфоровых чайников.
Рыночные прилавки ломились под тяжестью позднего урожая: персики, арбузы и инжир, дыни, виноград и гранаты. Переулки были по щиколотку в дынных корках. Но с плодами лета пришли и предвестники зимы. По пыльным улицам грохотали ослиные повозки, груженные связками хвороста и дров — топливом для очагов.
В предгорьях у Крыши Мира уже лежал снег.
Жоссеран открыл глаза. Он ощущал пульсирующую боль в плече, жгучую боль в черепе. Во рту было вязко и сухо. Просыпаясь, он уловил ноздрями ароматы, проникавшие в комнату: свежеиспеченный плоский хлеб, древесный уголь, жареное мясо; все знакомые запахи базара.
— Итак, — произнес голос, — ты жив.
Перед его глазами возникло лицо. Уильям. Он попытался заговорить, но не издал ни звука. Уильям приподнял его голову и поднес к губам чашку с водой. Она была ледяной и показалась Жоссерану вкусной, как вино.
— Где… я?
— Ты не на небесах, если ты этого ожидал.
— Когда я увидел тебя… я точно знал, что это не небеса. — Он лежал на толстом слое ковров. Это был канг, приподнятая кирпичная платформа, обогреваемая снизу огнем, и она успокаивающе грела ему спину.
— Где я?
— Мы в крепости в Кашгаре. Тебя привезли сюда три дня назад таджикские соплеменники. Они нашли тебя в полубреду, блуждающим по горам на татарском коне. У тебя две раны на голове и рана от стрелы в плече, которая сильно воспалилась. Однако теперь она заживает, но не благодаря этим татарам. Они хотели послать своих грязных шаманов, чтобы те практиковали на тебе свое колдовство, но я их отговорил. Я молился за твою заблудшую душу и пустил тебе кровь. Я верю, что мое искусство врачевания и Божья благодать снова поставили тебя на ноги.
— Спасибо.
— Не благодари меня. Теперь я не в долгу перед тобой. — Уильям встал. — Ты должен благодарить Бога за свое избавление. Я не думал снова тебя увидеть.
— Это бы тебя очень огорчило?
Уильям наклонился ближе.
— Что случилось в тех горах, тамплиер?
— Когда мои похитители увидели пайцзу и узнали, что я христианский посол с дозволения Хубилая, они меня отпустили. В этих краях очень уважают жизнь посланников.
— Тогда где пайцза?
— Должно быть, я ее уронил.
— Кто они были?
— Разбойники. Они напали на нас в надежде наживы, не более того.
— Мне показалось, я видел среди них ведьму, — сказал Уильям.