Выбрать главу

— Скажи ему, что у меня послание для его господина от самого Папы.

— Терпение, позвольте мне говорить за нас.

— Меня зовут Джучи, — сказал татарский командир. — Я провожу вас в Алеппо. Хулагу, хан всей Персии, встретится с вами там.

Жоссеран повернулся к Уильяму.

— Они отведут нас в Алеппо на встречу с Хулагу.

— Хорошо, — сказал Уильям. — С меня уже довольно и этой лошади, и твоего общества. Не думаю, что выдержу еще хоть день.

***

XIV

Они услышали Алеппо задолго до того, как он показался вдали.

Город бился в предсмертной агонии. Лишь цитадель с ее огромными барбаканами и мощеным гласисом, взгромоздившаяся на скале высоко над городом, еще сопротивлялась татарскому натиску. Под крепостью сам город уже был в руках захватчиков, которые быстро покарали жителей за их упорство. Дым поднимался от выпотрошенных остовов мечетей и медресе, и бледно-голубое небо сливалось с желтой мглой, прочерченной дымом пожарищ.

Это была величайшая осадная армия, какую Жоссерану доводилось видеть. Казалось, всю равнину заполнили стада овец, коз, вьючных лошадей и верблюдов. Даже на расстоянии от грохота татарских литавр, казалось, вибрировала сама земля. Он слышал ржание лошадей и рев верблюдов, и крики людей, сражавшихся и умиравших под стенами, когда на ворота цитадели обрушивался очередной штурм.

— На месте этого города могла бы быть Акра, — пробормотал Жоссеран. Если их великого врага можно было так легко одолеть, какие шансы у них будут против этих варваров?

Они ехали по улицам старого базара, мимо дымящихся, почерневших балок купеческого склада. Булыжная мостовая под копытами их лошадей лоснилась от крови. Татарская резня была леденяще-методичной. Мужчины, женщины и дети лежали там, где упали; многие были обезглавлены и изувечены. Трупы раздулись на солнце и были покрыты роями черных мух, которые при их приближении поднимались жужжащими облаками.

Смрад смерти был повсюду. Жоссеран думал, что привык к нему, но даже ему пришлось сглотнуть желчь, подступившую к горлу. Уильям прижал рукав ко рту, его начало тошнить.

Татарские солдаты смотрели на них с чистой ненавистью. «Они скорее перережут нам глотки, чем станут вести переговоры», — подумал Жоссеран. Мимо них рысью пробежал полк армянских пехотинцев, подгоняемый татарским барабанщиком, который сидел на спине верблюда и бил в накару — боевой барабан. «Вот почему Хулагу счел союз с Боэмундом таким полезным, — подумал Жоссеран. — Ему нужно пушечное мясо для штурма стен».

Над ними нависала темная, угрюмая громада цитадели. Солнце уже скрылось за барбаканом, погрузив улицы в тень.

Отряды татарских лучников, вооруженных арбалетами, посылали залпы горящих стрел за зубчатые стены. Рядом были подтянуты огромные осадные машины. Жоссеран насчитал их больше двадцати — громадные баллисты, метавшие каменные глыбы размером с дом. Стены крепости были изъязвлены и разбиты ежедневными атаками.

— Смотри! — прошипел Жерар, указывая рукой.

Вместо камней инженеры заряжали одну из более легких осадных машин, мангонель, чем-то похожим на маленькие почерневшие дыни. Прошло несколько мгновений, прежде чем он понял, что это было: не дыни, не камни и вообще не оружие. Они заряжали пращу десятками человеческих голов. Стены сарацин они не обрушат, но можно было лишь догадываться, как эти жуткие снаряды подействуют на боевой дух защитников.

С шипением праща метнула свой жуткий груз, и он взмыл по дуге к пылающим стенам.

Сквозь дым к ним приближался отряд всадников, на копьях с бунчуками хлестали уже знакомые красно-серые стяги.

Солдаты Боэмунда уже спешились и преклонили колени у своих лошадей. Жоссеран и остальные замешкались, и воины Джучи стащили их с седел.

— Что происходит? — взвизгнул Уильям.

Жоссеран и не пытался сопротивляться. Бесполезно. Татары заставили их опуститься на колени. Откуда-то сзади он услышал, как их проводник, Юсуф, рыдает и молит о пощаде. Уильям начал творить молитву, Te Deum.

Рядом с ним Жерар лежал лицом в грязи, татарский сапог придавил ему шею.

— Неужели наши головы им для катапульт нужны? — прошептал он.

— Если так, — ответил Жоссеран, — то из головы монаха выйдет особенно славный и тяжелый снаряд. Может, даже пробьет в стене ту брешь, на которую они так надеются.

Он чувствовал, как под коленями дрожит земля от конского топота. Неужели им суждено умереть вот так, лицом в грязи?

***

XV

Всадники остановились шагах в двадцати; все как один были вооружены боевыми топорами и железными булавами. Двое татар вывели своих коней вперед. На одном из них был золотой крылатый шлем и плащ из леопардовой шкуры.