Гуго де Плесси, представитель Боэмунда на совете, гневно вскинулся.
— Это благоразумный союз, не более! В обмен на содействие Хулагу предложил пойти с ним, чтобы отвоевать Иерусалим!
— Отвоевать — да. Но позволит ли он нам его удержать?
Граф Юлиан был их хозяином здесь, в Акре. Уильяму казалось, что он тратит больше сил на борьбу со сном, чем на борьбу за Господа. Развалившись на диване, он одарил всех маслянистой улыбкой.
— Боэмунд получил, что хотел. Хулагу пожаловал ему дополнительные земли.
— Которые татары все равно разграбили и сожгли.
— Татары утверждают, что их хан имеет право на всемирное господство! — выкрикнул другой барон. — Это кощунство! Это такое же оскорбление для христианской Церкви, как и присутствие сарацин в Храме Гроба Господня!
Тома Берар, тамплиер, говорил голосом, в котором звучало само благоразумие.
— Наше положение здесь непрочно. Если мы вступим с ними в переговоры, мы еще можем повернуть дело против сарацин.
— В переговоры? — крикнул один из баронов. — Нам что, забыть, что они сотворили в Польше и Венгрии? Прошло всего два десятилетия с тех пор, как они опустошили половину христианского мира, огнем и насилием проложив себе путь почти до ворот Вены. И вы говорите — переговоры? Это все равно что избавиться от назойливой собаки, пригласив в дом медведя!
Уильям был еще ребенком, когда это произошло, но он слышал эти рассказы. Татарские орды появились на Востоке без предупреждения, пронеслись по огромным землям Руси, стирая с лица земли целые города и вырезая десятки тысяч людей. Они взяли Москву, Ростов и Киев, а затем истребили войска Польши и Силезии. В битве при Легнице они отрезали у каждого убитого по уху и носили их как ожерелья, продолжая свой опустошительный поход через Венгрию и Далмацию.
Вслед за татарами в Европу пришла чума черных крыс. Говорили тогда, что конники-дьяволы явились из самой преисподней, чтобы покарать тех, кто не был верен Христу. Все в его родном Аугсбурге укрылись в церкви, думая, что настало время Страшного суда.
Но так же внезапно татары исчезли, повернув вспять.
— Эти татары — не люди, — говорил один из венецианцев. — Они пожирают своих пленников. Женщин они насилуют до смерти, а потом отрезают им груди, как лакомство. Они едят змей и пьют человеческую кровь.
— А вы слышали, что они сотворили в Майяфакине? — подхватил другой. — Они взяли в плен эмира, отрезали от него куски плоти, поджаривали их на медленном огне и заталкивали ему в глотку. Он умирал несколько часов.
— Разумеется, мы в Утремере никогда не опускались до такого варварства, — произнес гигант с каштановыми волосами.
Разговор на миг смолк, и остальные уставились на него, встревоженные этим уколом в самую совесть. Но Берар не сделал ему выговора. Вместо этого он лишь снисходительно улыбнулся в бороду.
— Говорят также, что полководец этого Хулагу — потомок одного из трех волхвов, что принесли дары нашему Спасителю. Да и разве Гильом де Рубрук не сообщал, что жена самого Хулагу — христианка?
Уильям помнил этого Рубрука, францисканского монаха, которого король Людовик посылал к татарам в качестве эмиссара. Лет пять назад он проехал через Русь до татарской столицы и вернулся с рассказами о христианах, живущих среди варваров.
Насколько можно было верить его словам — это уже другой вопрос.
Следующим взял слово Анно фон Зангерхаузен, Великий магистр Тевтонского ордена. Он не питал любви к тамплиерам, но в этом вопросе их мнения по крайней мере сходились. Он нетерпеливо хлопнул кожаной перчаткой о ладонь.
— Я говорю, надо предложить им переговоры.
Жоффруа де Саржин погладил подбородок, обеспокоенный явным расколом среди них.
— Прежде чем мы примем решение, я должен сообщить вам еще одну новость. Под белым флагом мы получили послание от сарацин, от их эмира Бейбарса. Он хочет предложить нам союз против татар.
— Еще бы ему не хотеть! — со смехом взорвался Берар. — Небось не желает, чтобы его ухо украсило татарский пояс!
— Я говорю, не надо заключать союзов ни с теми, ни с другими, — сказал граф Юлиан. — Пусть их армии бьются между собой. Когда обе обессилеют, тогда и посмотрим. Примкнем к победителю, если он еще будет силен; добьем его, если ослабнет. Тогда, что бы ни случилось, мы не проиграем.
Так они спорили час за часом, пока тени не поползли по внутреннему двору и на бархатном горизонте не зажглись первые яркие звезды. Уильям чувствовал, как в нем растет досада. В душе он был согласен с теми, кто считал татар такой же мерзостью, что и сарацин. Но у него было священное поручение от самого Папы, и, вне зависимости от исхода этого совета, он должен был довести его до конца.