— А еще сын, — поверив, вздохнул глубоко Иван Дмитриевич, — я хотел бы помолиться той самой иконке, о которой ты только что вспоминал. Слышал, что чудодейственная.
— И это исполню, — обрадовался Василий. — Сам уже собирался перенести ее из скудной часовни на Тускуре в наши высокие да светлые церкви… В какую-нибудь одну из них, — тут же уточнил он свою мысль. — А то и в монастырь Волынский… Нечего ей в лесу да в безлюдье прозябать… О том даже речь с настоятелем монастыря, игуменом Ефимием имел.
— И что же Ефимий?
— Подумать хорошенько советовал. Сказывал, что уже приносили ее в Рыльск, да только она не пожелала тут остаться. Чудесным образом возвратилась к святому источнику на берег Тускура.
— Да, было такое, — подтвердил Иван Дмитриевич. — Я тогда в Новгородке Северском был. Сам иконки не видел, но о чуде этом слышал… Однако прошу…
— Исполню, исполню, — поспешил с новыми заверениями молодой князь. — А если что… то можно ведь и вернуть на прежнее место.
— Да-да, — согласился Иван Дмитриевич, как-то враз обмякнув, словно лишился последних сил. — Ты теперь ступай, сын. Мне отдохнуть пора… — Но когда Василий Иванович, отвесив поклон, направился к двери, вновь окликнул его: — Распорядись позвать назавтра игумена Ефимия. Переговорить с ним потребно.
— Обязательно пошлю.
Рыльский князь выполнил волю родителя. Не оставляя дело под спуд и «на потом», он с малой дружиной съездил в Новгород Северский. Пересмотрев казну, которая с уходом батюшки в монастырь, становилась его собственностью, отобрал названные украшения. Подумав, положил их на прежнее место в кованые медными пластинами сундуки. «Отвезу-ка я все в Рыльск, — решил не потому, что жалко было расставаться с драгоценными изделиями, а потому, что хотел иметь казну под рукой. — Там видно будет, что дарить, а что попридержать… Хоть и твердит пословица, что «подальше положишь — поближе возьмешь», только это не про сей случай. Отец жил в Новгородке — и казна была при нем. Я буду жить в Рыльске, пусть и казна будет в Рыльске… при мне. Ближе — оно надежнее…»
В середине августа, на Успенский пост, в сопровождении подьячего Лычка и нескольких дворовых людей Василий Иванович съездил на реку Большую Курицу, в отцову деревеньку. Осмотрев местность, приказал тамошнему старейшине Фролу Зипуну за зиму сруб под избу с подклетью срубить.
— По весне вон на том взгорке, — указал рукой на охватываемый долиной реки невысокий мысок — поставить. Да забором обнести. И о хлеве с овином не забыть.
— Это ж кому такие хоромины? — хитровато задрал Фрол бороду, подернутую серым пеплом лет.
— Не твое собачье дело, — оборвал его Лычко. — Тебе сказано — исполняй. Будешь много знать — плохо станешь спать.
Князю Василию излишнее любопытство деревенского тиуна тоже не понравилось, но он промолчал. На простоту не стоит серчать. Зато вездесущий Кислинский, вполне выздоровевший стараниями баб-ведуний и их мазей, язвительно дополнил подьячего:
— Ишь ты, рыло суконное, но тоже дай в калашный ряд! Ты, дядя, глаза разуй да посмотри, кто перед тобой… — подмигнул игриво подьячему Лычко, — светлый князь со дружиной. То-то! И помни, что любознательной Варваре на базаре нос оторвали! И ты свой не суй, куда не след, а то можно лишиться…
«Эк как у нас умеют слабого потоптать», — хмыкнул про себя князь, но уст не разверз, дворовых не одернул, Фрола не приободрил.
Фрол засопел, потупился и больше никого ни о чем не спрашивал. Только согласливо кивал кудластой головой да поправлял пояс на зипуне большими, как деревянные лопаты, заскорузлыми до черноты от крестьянской работы руками. Не заговорил он и тогда, когда по знаку князя все тот же подьячий передал ему кису с серебряными монетами для оплаты плотницких да земляных работ. Лесные угодья, где предстояло валить деревья и пилить их на бревна, находились в княжеской собственности. Поэтому траты денег на приобретение строительного наряда не требовалось. Нужное количество выделялось князем. Все остальное: рубка и пилка, очистка от коры и сучьев, доставка к месту постройки — возлагалось на старейшину и крестьян Шемякиной веси, как называли они себя сами.
Конец августа и начало сентября прошли в хлопотах по сбору припасов на зиму, а также в подготовке к прибытию в Рыльск чудотворной иконы Знамение Божией Матери Коренной. Игумен Ефимий после многих бесед с Иваном Дмитривичем и воздарений землицы да серебра со златом на строительство обители дал свое благословение на сие деяние. Мало того, он еще послал монахов с лодией и вожатым, умевшим управляться с этой лодией: «Так вернее будет».