– Это ещё что такое? Благородная жертва мисс Девоны? – прищуривается мистер Тейт.
– Пегги, нет, – протестует мама. – Мистер Тейт, неужели в этом есть необходимость?
– Вы бы предпочли, чтобы наказанию подвергся весь класс, мадам?
– Я спущусь туда, мама, всё хорошо, – говорю я.
Викарий бросает Джорджа на пол, и он, словно ёжик, сворачивается в клубок.
– Очень хорошо, мисс Девона, – кивает мистер Тейт. Самодовольная улыбка скользит по его губам, и в этот миг я понимаю, что именно этого он хотел уже очень давно. Не знаю почему, но он хочет сжить меня со свету, в этом я не сомневаюсь. Бросить меня в подвал – это только начало.
На лестнице в подвал всего пять перекладин, и когда я ступаю на четвёртую, люк закрывается, вокруг лишь чернота. Последним, что я видела, было лицо викария: глаза поблёскивают за стёклами очков, на губах играет еле заметная надменная улыбка. Я его ненавижу. Это неправильно, это плохое чувство, но мне всё равно. Как вообще это чудовище может быть провозвестником слова Бога?!
В этом подвале темнее, чем в гробу. Здесь нет ни света, ни дуновения воздуха; за этими стенами лишь земля и вода. Я слышу пронзительное журчание подземного ручья. Дети говорят, что в подвале живут призраки, и это, конечно, чепуха, но всё-таки…
Какой-то шум.
Я точно слышала какой-то шум. Я и так стою сгорбившись в этой крошечной каморке, но теперь сгибаюсь еще ниже, закрыв глаза и заткнув пальцами уши, чтобы не слышать его, что бы это ни было… Ох, нет, опять! Это не шум. Это голос.
Пегги.
Температура падает. По голове бегут мурашки.
Вместе.
О-ох! Я не могу дышать. Усилием воли я заставляю себя открыть глаза и щурюсь, потому что передо мной, как картинки в калейдоскопе, мелькают огни и силуэты. Эта штука прыгает и мерцает так часто, что мне далеко не сразу удаётся разобрать, что я вижу.
Это девочка.
От страха мне холодно в груди. Девочка почти прозрачная, но при этом настолько же осязаемая, как дыхание на морозе. Пыль кружится в воздухе, потревоженная паутина и грязь взметается вверх и затеняет её, а когда девочка бросается ко мне, нимб её волос колышется вокруг головы, словно в воде. Я вижу саму себя. Крик замирает у меня в горле, в панике я спотыкаюсь и… Ай, моя голова… и ничего.
«Она выглядела в точности как я», – думаю я.
Я прижимаю ладонь к виску, чтобы унять пульсирующую боль, и морщусь, задев шишку размером с монету, которая уже красуется на лбу. Я пытаюсь встать, придерживаясь рукой за то, обо что ударилась головой, – кажется, это стул, который стоит у стены.
Она выглядела в точности как я.
Нужно выбираться отсюда. Сердце бешено колотится, трясущимися руками я молочу по крышке люка. Пожалуйста, кто-нибудь, услышьте меня! Мне необходимо найти эту мёртвую девочку. Должно быть, где-то рядом произошёл несчастный случай! Ей надо помочь! От тревоги у меня мурашки бегут по затылку. Однако… она так сильно отличалась от всех других духов, которых я видела раньше. Почему так? Духи в момент горения в целом выглядят как обычные люди. Порывистые движения этой девочки, полыхающие огни, нелепая одежда – бесформенная чёрная туника и мужские сапоги, как будто снятые с рабочего, – всё это странно и непонятно.
И почему она выглядит в точности как я?
Мне надо выбраться отсюда. Я изо всех сил стучу по крышке люка, сдирая в кровь костяшки. Наконец она со скрипом открывается, и в подвал льётся свет и свежий воздух.
– Ох, Пегги, твоя голова! – мама хватает меня за руку и помогает вылезти.
– Где она?
– Кто? Ты о чём? Ты сильно ударилась, у тебя был обморок? О боже, Пег! – Мама обнимает меня за плечи. Я вытягиваю шею, чтобы заглянуть ей за спину.
– Девочка, – говорю я. – Где она?
Мама на секунду замирает, затем кладёт мне руки на плечи и склоняет голову набок.
– Здесь нет никакой девочки, Пегги, – осторожно произносит она. – У тебя шок и огромная шишка на лбу. Неудивительно, что ты слегка сбита с толку.
Я киваю. Сбита с толку, именно так.
– А мистер Тейт? Где он?
– Ушёл, – как-то неуверенно отвечает мама. – У нас был… инцидент.
– Я хотел напугать его, – подаёт голос Берти, на его лице горит яркий след от пощёчины. – Он злой.
Берти сидит по-турецки на полу рядом с Джорджем, напротив доски. Оба держат плед в сине-белую клетку, который летом берут на пикники, зимой – греться, а сегодня им накрыли банку с белой мышкой.
Я перевожу взгляд с Берти на плед, на пустую банку – и всё понимаю.
– Ох, Берти, – качаю я головой, в то время как он захлёбывается горячими яростными слезами.