– Убейте! Убейте меня! – Касс рванулся и снова рухнул на щит.
– Ни за что, – ответил Морган сам себе. – Живой маг легче мертвого.
Королевский дворец, Ангерран
На шее мальчика-птицелова висел толстый кожаный шнур, хранивший перстень семьи Толдманн. Его носили многие короли Ангеррана, но кость, облаченная в оправу, все еще хранила белизну снега, выпавшего в промозглых северных горах. Морган внимательно следил за ним из глубокого кресла, где было приятно вытянуть уставшие длинные ноги.
- Хочешь оставить пару птиц? – спросил он, пока мальчик в последний раз ссыпал пшено в кормушки. – Я попрошу отца. Он позволит.
Эрло помотал головой так, что взметнулись темно-русые завитки волос на его голове, а затем потер мочку уха, подбирая верные слова – этот жест он позаимствовал у погибшего брата. Тот часто делал так в моменты задумчивости.
– Если я заберу их, то они не найдут пути домой, – полушепотом, словно великую тайну, произнес мальчик.
Моргану нравилась его рассудительность, и он проводил с ним немало времени. Эрло словно вовсе не знал детских капризов и, быть может, был даже не в меру сдержан. Но Морган знал не так уж много королевских детей, чтобы судить об этом.
Эрлоис выпустил почти всех птиц, узнав о смерти отца и брата, а теперь прощался с самыми маленькими из них, с теми, что были еще слишком слабы в ту пору. Он сидел на коленях у одной из клеток и наблюдал, как птички с белыми крапинками на спинках склевывают свое пшено. Морган решительно не понимал, чем они его привлекают, но ему нравилась эта вовлеченность – так он словно не думал о событиях последних дней, о том, что ему предстоит покинуть дом.
Пока пташки росли и крепли, Эролис слабел в своей значимости и важности. Хотя, возможно, пока не осознавал этого. Из главного претендента на трон Ангеррана он превратился в самого обычного ребенка, то и дело хватавшегося за рукава Брандов. Впрочем, Морган заметил, что Кейрон стал избегать мальчика – он был зол и им овладевал стыд. Именно он подписал Договор о мире Севера и Юга от имени последнего потомка рода Толдманн, еще слишком неокрепшего, чтобы обходиться без голоса регента. Никто из титулованных ангерранцев и богачей не требовал опеки над мальчиком – страна погрузилась в полную разруху и все, кто обладал хоть каким-то влиянием, успели покинуть ее. Никто не требовал независимости Ангеррана, а хитроумный принц Бервин, пришедший с войском, способным раздавить оба враждующих, благосклонно предложил свое покровительство.
Эрло стал простым мальчиком, и его голову не будет ждать королевский венец. Морган видел, как однажды Кейрон опустился на колени перед Эрло:
– Никогда не забывай, кто ты такой, – он угрожающе ткнул принца погибшего королевства в грудь, но тут же стиснул в неуклюжих объятиях.
Кейрон был взбешен, но не мог пойти против слова принца Бервина, одним махом заполучившего Дагмерскую гряду и Ангерран. Он озолотился звонкими извинениями руалийской принцессы Аэрин и стал самым влиятельным правителем Севера. Выбирая между властью и местью, Бервин сделал весьма очевидный выбор. Старик Реган Бартле остался жив, как и все семейство Руаль. Пока решалась судьба Ангеррана, последний из его правителей ухаживал за птенцами и едва ли оказался бы полезен в чем-то другом.
В это время к Моргану во снах все приходили мертвецы. Он смыкал глаза ничтожно редко – оттого, что видел принца Артура. По ту сторону реального мира он был жив, а Морган остался лежать на камнях, пока у подножия холма лилась кровь. Ее было так много, что все вокруг темнело и становилось липким. В его сне принц Артур сжимал рану на его шее и обещал исправить все, и это было безжалостнее, чем сама битва при Ангерране, ведь за этими словами наступало безжалостное пробуждение. У арбалетчика, убившего принца, оставалось две стрелы, и вторая предназначалась Моргану.
– Возьми, – мальчик утер нос неподобающим жестом, принадлежащим погибшему брату, и кивнул Моргану на клетку.
Распахнув ее и бережно приняв в руки одну из птах, он стал ждать, пока Морган послушает его.
– У них слишком тонкие кости для моих рук, – рассудил он, виновато улыбаясь. – Я боюсь поломать их.
Морган снова вернулся мыслями к тому холму, где сломал убийцу Артура как хлипкую куклу – тогда ему не было жаль костей. Эрло тем временем подбежал к окну, разомкнул ладони, и птица выпорхнула в небо, наконец вернувшее прежний цвет. Его лицо озарила обезоруживающая улыбка, пока он наблюдал, как она парила над замком.
– Возьми, – требовательно повторил Эрло, очевидно желая разделить это зрелище.
Он вприпрыжку добежал до клетки и вынес из нее еще одного птенца. Морган поддался, понимая, что не может отказать мальчику ни в одной просьбе. Он открыл створку клетки. Птицы были неспокойны, и ему пришлось беспомощно водить руками, прежде чем мягко принять в ладони хотя бы одну из них. Он взял ее, еле дыша, поднес к лицу, чтобы разглядеть желтую радужку глаз и сдержанное оперение – коричневое с зеленоватыми переливами и белыми пятнышками. Эрло восторженно смотрел на него, лишая права на малейшую ошибку. Птица в самом деле была прекрасна в своей хрупкости и легкости. Морган аккуратно поднес ее к окну, отпустил и положил руку на макушку мальчика, следящего за ее полетом.
Оторвав взгляд от неба, он посмотрел вглубь двора, где в сборах суетились воины и слуги, скрипели повозки, стучали молотки, ржали лошади.
– Да не туда, дурень! – Морган услышал крик отца, нашедшего, наконец, достойный способ выплеснуть гнев.
Рядом с ним, заложив руки за спину, за происходящим наблюдал принц Бервин с видом полноправного хозяина замка. У Моргана даже не выходило его осуждать. Принц лишь пользовался умом и удачливостью, он не пролил ни одной капли крови в этих землях, и можно было лишь порадоваться тому, что семья Бранд служит ему. У него вышло показать, что его появление в Ангерране – величайшее благо и, в какой-то мере, так оно и было.
Громче отца во внутреннем дворе замка кричал только Янош Пратт.
– Спущу с тебя шкуру, как только ты уснешь, паршивый ты осел!
Он навис на Кассом Форсетти, и они едва не стукнулись лбами. Морган узнал, что тот пошел на поправку, как только услышал, что Пратт яростно осыпает кого-то проклятиями. Один из них много лет жил в Эстеролсе и ввязывался в любую битву рядом с Кейроном Брандом, другой – был в рядах наемников короля Ангеррана, но было сложно представить, что эти двое наконец пойдут разными дорогами. Они спорили без конца, кричали друг другу в лица оскорбления с таким энтузиазмом, что все кругом привыкли к этому. В то же время между ними была какая-то связь, заставившая Яноша вытянуть Касса с поля боя.
Могло показаться, что один влепит другому оплеуху, и завяжется очередная драка, но Форсетти лишь хлопнул здоровяка по спине, завершив невесть отчего начавшийся спор. Он продолжил бы перебранку дальше, если бы не заметил Моргана, наблюдающего за ними. Внимательность и зоркость не оставили его вместе с тем, что он утратил в бою. Теперь он носил на лице широкую повязку, скрывающую страшную пустую впадину там, где раньше блеском янтаря сверкал глаз. Эликсиры магов убрали лишние шрамы, но возможности даже самых сильных из них не были безграничны.
Форсетти кивнул в знак приветствия, Морган сделал тоже в ответ, сжав край рамы окна так, что побелели пальцы. Он все не мог разузнать у отца, как тот справляется с чувством вины, и был способен лишь предположить, что его щитом была ярость. У него же не было никакого укрытия. Эрло дергал его за рукав, приглашая выпустить еще одну птицу, а он, крепко сжав зубы, силился возвести оборону хотя бы из любезности.
Морган видел, что корсианец зашел в башню, и слышал, как тот взбегает вверх по лестнице. Дверь распахнулась скорее, чем можно было ожидать. Мальчик тут же бросился к Форсетти, и тот подхватил его на руки.
– Где ты был так долго? – возмущенно спросил Эрло.