Наверное, он станет хорошим мужем, вот только не для Кеа. Пока она в доме деда, на некоторые странности никто не обращает внимания. Вроде её ночных отлучек. Или того, что, стоит ей разозлиться, море начинает волноваться, накатывая на берег едва не штормовыми волнами. И это при ясном небе…
И с уходом деда ничего не прекратится. Наоборот, Кеа с ужасом думала о том дне, когда его не станет. И оттого, что он один из немногих, кто дорог ей, и от неизвестности. Они ведь говорили об этом когда-то давно.
Туман наползал от залива, серый, плотный, будто зависшая над утесом туча была мешком с ямченной мукой, который прохудился, и содержимое его теперь клубами вываливалось в воду. Весна выдалась поздней и холодной, давно уже должны были проклюнуться иглы трав, но лес ещё стоял, скованный седой дымкой, а луга, хоть и сбросившие линялое покрывало темного весеннего снега, были бурыми от остатков прошлогоднего сухостоя. И земля, чуть раскисшая после первых дождей, подернулась слюдяной корочкой льда.
Не единожды око луны уменьшалось до тонкой полоски и разбухало вновь, как посаженный в печь хлеб, с тех пор, как Кеа сотворила ледяного оленя. И шаман, пытливо вглядывающийся в девочку, всё чаще задавал вопросы - как она себя чувствует? Не давит ли в голове или груди? Не слышит ли она что-то странное? Давила разве что совесть за тайком съеденный горшочек мёда, который Акку прятала в ларе, а слышала по ночам скребущихся и пищащих в сене под крышей мышей, но дед вряд ли спрашивал об этом. Да и признаваться насчет мёда не хотелось. Никто её за него, конечно, не выпорет, но ведь взяла без спроса…
От стылости мерзли пальцы, холодели губы. А кончика носа она уже и не чувствовала. Посматривала на деда, невозмутимо щурящегося на накатывающие волны, но поторопить не решалась. И нарушить тишину, в которой шум прибоя разбавлялся разве что все учащающимся постукиванием её зубов – тоже. Шаман заговорил сам. Вынул из угла перекошенного рта темную трубку глянцевого дерева, выдохнул дым, от запаха которого у неподготовленного человека могла закружиться голова… Но к Кеа не повернулся.
- Когда придет пора мне лечь в погребальный костер, ты уйдешь.
И замолчал, снова сунув тонкий конец трубки между сжатых губ. Морщины вокруг рта углубились, словно трещины на песке, иногда казалось, будто кожа его и вовсе вот-вот лопнет, но ничего. Линискеа же, сбитая с толку этими словами, даже перестала шевелить пальцами на ногах в тщетной попытке хоть как-то их согреть:
- Куда уйду? Домой? – Она не раз видела, как умерших сжигали в очищающем огне, и ничего страшного в том не было. Ну, воняет немного, не без этого. Но она уже взрослая и с достоинством перенесет ритуал. Потому что потомки должны провожать предков, так гласит закон. И нечего считать её совсем уж никчемной и слабой девчонкой, выдержит!
- Из дома, - он поднялся, подтянул повыше капюшон мехового плаща. Не медвежьей шкуры, другой, тот по нынешней весенней прохладе был слишком теплым. Но фигурки из кости тоже имелись, они позвякивали, как игрушки, что привязывают над люлькой младенцев. – Пока я жив, никто тебя не тронет. Могут начать догадываться, бояться, но лезть не рискнут. А когда меня не станет, не станет и защиты для тебя. Тебе придется уйти из деревни, уйти так далеко, как только сможешь.
Пааво протянул девочке, замершей с широко раскрытыми в испуге глазами, руку. Тонкие пальцы, изуродованные шишками суставов, были белы и холодны. Даже холоднее, чем нос Кеа, пусть она его и не чувствовала. И в руку деда вцепилась не хуже голодного волчонка в кость:
- Но куда мне идти? И Акку. И… - Сама мысль, что можно взять и бросить деревню, пугала. Она никогда не была дальше, чем в паре дней пути от селения, когда приходила пора собирать ягоды. Мелкие, красные и кислые до оскомины, они росли на болоте, что на той стороне реки, и до переправы приходилось идти немало часов. Зато когда случалось заболеть, смешанные с медом и водой они были лучшим лекарством от жара. – Она уже старая, как же она пойдет?
- Ты уйдешь одна. – Его пальцы сжали ладонь девочки, начавшей возражать. – Я научу всему, да и случится это не скоро, но знай – без меня тебе здесь жизни не будет.
И Кеа, подавившись сотней рвущихся на язык вопросов, только кивнула под его внимательным взглядом. Нет, они не пропали, так и теснились внутри, распирая голову – наверное, об этом и спрашивал раньше дед – но замолчала, поняв, что отвечать сейчас он не станет. Не время. А значит, и ей беспокоиться не стоит, это же всё ещё не скоро. И вообще, с чего он решил, что уже близок тот день, когда его в алом положат в огонь? Шаманы ведь ужасно могущественные, наверное, сумеет обмануть даже смерть…