Ветви с нежными, недавно распустившими листьями упруго качались, пропуская молоденькую хейду на берег крошечного ручья, который серебристой лентой вился по мху. Едва слышное журчание не нарушалось ни голосами людей, ни нудных писком гнуса.
Ледяная вода сковала кончики пальцев, которые почти сразу коснулись дна, здесь и глубина-то едва на ладонь. Потому и не любили ходить сюда за водой – добираться неудобно, влажная тропинка так и норовила оплести ногу ежевичной плетью, а земля порой проседала под весом взрослого человека, будто под относительно твердой корой скрывалось голодное нутро болота. Кеа же спокойно приходила сюда, зная, что корни деревьев не дадут провалиться в зыбкую грязь, прячущуюся под ногами.
Тонкая струйка зазмеилась в узкое горлышко кувшина, пятная рыжую глину темными мокрыми следами. Гладил опущенную в холод ладонь, будто утешая и заверяя, что незнакомцы скоро уплывут, и станет всё так же, как раньше.
Не станет. Слухи остаются только слухами, и пока Пааво в силе, её не тронут. Даже сказать в лицо не посмеют, но… Как ни горько признавать правоту деда, ей не жить здесь без него.
Когда она вернулась, служанки видно не было, должно быть, ушла по своим неведомым делам, а дед уже сидел у огня. Курил трубку, медленно выдыхая дым в сторону очага, и смотрел на него невидящими глазами. И в этом спокойствии было что-то тревожное, будто тем самым гнал он от себя переживания. Кот, жмуря бесстыжие желтые глаза и пользуясь отсутствием Акку, которая такой наглости бы не потерпела, примостился у него под боком, урча и перебирая лапами по подолу рубахи старика. И со значением посматривал в сторону двери, за которой жила коза, отпущенная сейчас на выпас. Тоже, наверное, переживал.
Кеа пристроила кувшин на грубо сколоченную лавку у стола и, не отводя взгляда от шамана, нерешительно направилась к нему. Очень хотелось спросить, чего хотели южане, где они сейчас, о чём он так долго с ними говорил… И ещё сотня не менее важных вопросов, которые вдруг застряли в горле.
Потому, приблизившись к деду, Линискеа опустилась на пол у его ног. Впилась глазами в его отрешенное лицо – нет ли следов ран…
Ран не было. Даже особой досады, и той не заметила, но это не уняло поднявшегося из глубины груди дурного предчувствия, которое она не понимала, как выразить, но и молчать было невозможно.
Потому только тяжело вздохнула и положила голову на дедовы худые колени. От него пахло дымом и ветром с побережья. Мазью на барсучьем жиру, вязкой и едковатой, но она одна могла унять ноющую боль.
И старостью.
Этот запах, пусть и описать его Кеа вряд ли смогла бы, был даже не то, чтобы явным… Но с каждым циклом луны всё более въедливым, оттого пугающим.
А ведь он стар. И на того же старейшину деревни мог смотреть, как на юнца. Но выказывал неизменное уважение, потому шамана хоть и побаивались, но и гордились. Боязливо, украдкой делая отводящие жесты, если случалось встретиться взглядами, но гордились.
- Что теперь будет? – Кеа приподняла голову, чтобы заглянуть деду в глаза.
- Праздник, - чуть неразборчиво из-за зажатой между губ трубки ответил шаман, наконец-то переводя взгляд на внучку. Та была немного бледна, но не напугана. А брови вон как решительно сдвинула. И покосилась в сторону висящего на колышке боевого топора. Им Кеа, как и все дети Аскейма, училась владеть, едва стала уверенно стоять на ногах. И если бы была сегодня вооружена, кто знает, как закончилась бы негаданная встреча с принцем пустынников.
Видя настрой внучки, Пааво усмехнулся в бороду, хотя веселья в той усмешке не было. Страшные наступали времена, переломные… И от того, в какую сторону переломает, будет зависеть очень многое.
- За час до заката они придут к старейшинам, - стараясь не показать боли в пояснице, шаман поднялся, потянулся всем телом. Кеа тоже поднялась, но брови хмурить не перестала. – Пустынники останутся здесь до осени.
- Зачем?
- Так надо.
Ну, надо, значит, надо…
- Они угрожают деревне? – Линискеа прошла на дедову половину, примерилась к крышке тяжелого сундука. Если будет праздник, то и наряд шаману положен особый. И следует проверить, как там парадная рубаха, не смялась ли, или же, того хуже, по попорчена ли мышами. Это злых духов можно отпугнуть шаманством и выведенными кровью рунами, а мыши дело другое… От них ничем не избавишься.
- Они не хотят войны, - уклончиво ответил Пааво, и Кеа не отказалась бы видеть в тот момент его лицо, вот только вряд ли по нему можно будет что-то прочитать. – Будешь учиться у их старшего.
Руки дрогнули, и крышка захлопнулась с глухим протяжным звуком. Хорошо хоть пальцы успела убрать.
Сама новость девушку порадовала, потому что страшно не понимать, как укротить злую волну своего дара. Но и доверия чужакам у неё не было, да и станут ли действительно учить, ведь проверить безопасность такого учения никак нельзя… Всё равно отказываться не стоит, но она спросила:
- Разумно ли?..
- Да. Южане почитают хейд, зовут жрицами их божества, и нанести обиду одаренной женщине для них немыслимо. Так что явного вреда тебе не причинят. К тому же сын их короля обещал обучать тебя и защищать, как свою сестру. На крови поклялся.
Слышать такое было странно. Зачем пустыннику давать подобную клятву? Это же не обещание и даже не зарок, за нарушение такого обета кара падёт в любом случае. Ещё и другим кровным родственникам останется.
- А если я во время обучения случайно кого-то утоплю?
Не то, чтобы у неё было такое желание, но с некоторых пор собственных способностей Кеа опасалась.
- Значит, учитель был не так хорош, а зачем учиться у такого? – Отмахнулся шаман, будто это было ерундой, о которой и упоминать не стоит. – Но всё же постарайся не утопить.
- Постараюсь…