Не дожидаясь следующего окрика старухи, Линискеа помогла стащить с деда рубашку. Та была насквозь пропотевшей, потому девушка тут же отложила её в сторону, завтра пойдет к ручью и отстирает.
Думать о рубашке и о том, что у неё тоже было, что отнести к ручью, казалось намного легче и спокойнее, чем с обмирающим сердцем смотреть за тем, как Пааво, с трудом приоткрыв глаза, что-то шепчет склонившейся над ним служанке. Та, выслушав, кивнула.
- Что ты делаешь? – Линискеа, укутывавшая ноги деда мехами, с непониманием и опаской уставилась на нож, с которым Акку подошла к хозяину. В другой руке у неё был небольшой щербатый горшок.
- Молчи. И иди сюда, подержишь. – Уверенным движением, будто делала это каждый день, старуха провела лезвием по белой морщинистой руке шамана чуть ниже локтя.
В горшок закапало, а нос защекотал знакомый запах крови. Кеа изо всех старалась держать посудину прямо под раной, боясь, что мимо может упасть хотя бы капля. Кровь шаманов не то, что можно безнаказанно и безбоязненно пролить, даже если речь о столь малом количестве.
- Держи вот так, - Акку показала, как прижимать рану к глиняному краю, не давая сомкнуться краям раны, и отошла, чтобы разжечь лучину.
Свете от неё было немного, но Линискеа теперь видела, как и без того бледное лицо деда светлеет ещё сильнее, приобретая пугающую восковую неподвижность. Как заостряется его нос, становятся глубже морщины у рта…
- Зачем? – Одной рукой продолжая сжимать горшок, второй Кеа придерживала руку Пааво, с тревогой замечая, как толчки его сердца, отдававшиеся пульсацией под её пальцами, становятся медленнее и глуше.
- Чем сильнее я сам, тем сильнее во мне шаман, - едва шевельнулись посиневшие губы, но глаза старик не открыл. – Сила волнуется… Маги…
Значит, это из-за предводителя пустынников деду так плохо?!
- Как ты тогда собираешься терпеть его рядом? - Повинуясь легкому кивку служанки, Линискеа прикрыла рану куском чистой холстины и теперь старательно завязывала поверх неё длинный лоскут, чтобы кровь быстрее остановилась.
- Если не обращаться… к силе… будет легко, - сдавленный шепот деда едва получалось расслышать, его голова вдруг показавшаяся слишком большой для худой морщинистой шеи, начала заваливаться набок.
Кеа торопливо отставила горшок, задвинув подальше под лавку, и пересела чуть выше, чтобы, уложив Пааво щекой на свою руку, бережно погладить поредевшие седые волосы. Его кожа была прохладной и липкой от пота, и девушка со страхом прислушалась к дыханию. Медленное, но размеренное… Это не уняло тревоги, особенно, когда служанка, бесцеремонно оттянув веко, глянула в глаз шаману.
- Что с ним будет? – Линискеа чуть покачивалась, будто баюкала Пааво, не обращая внимания ни на замерзшие ноги, ни на то, что сидеть вот так было очень неудобно. Отчего-то ей казалось, что стоит ей отойти, он вдохнет и… не выдохнет.
- Ничего, отойдет, - Акку жестом показала, чтобы девушка осторожно переложила голову шамана на подушку, и когда та повиновалась, начала по капле вливать какую-то довольно противно пахнущую жижу в безвольно приоткрытый рот. – Он столько лет терпел, чтобы Ратус не почуял тебя, вытерпит и ещё немного. Или спать.
С нежностью, мало вязавшейся с недовольными нотками в голосе, служанка вытерла лицо шамана, на котором остался след бурды, которой она его отпаивала, расправила заплетенную бороду и прикрыла мехами.
- О чем ты?
Только сейчас поняв, как заледенели босые ступни, Кеа торопливо забралась в постель. Только не в свою, а к Акку. Насколько она знала, в других домах, где были рабы, те спали вместе со скотом. Ну, или хотя бы подальше от хозяев. У их же служанки было очень удобное местечко по другую сторону от печи, там, где всегда было тепло от очага. И в самую суровую зимнюю пору, когда солнце пряталось за кромкой леса и не показывалось в течение многих дней, Кеа притаскивала свои одеяла, брала тогда ещё не такого взрослого и ершистого Ингмара, и они спали все вместе. Пусть было тесновато, зато тепло и спокойно.
Акку, заметив на своей лежанке госпожу, только укоризненно покачала головой, но прогонять не стала. Проверила мальчика, который всё проспал, и затушив лучину, молча толкнула Кеа. Та подвинулась, давая служанке прилечь на самое теплое место в глубине кокона, и подождала, когда она там устроится.
- Почему Ингмар не проснулся? – Да, у братишки, как и у всех набегавшихся за день детей, крепкий сон, но не до такой же степени. И тот взгляд Акку… Она всерьез не боялась обнаружить за занавесью любопытного мальчишку, скорее, для порядка.
- Порошок гольника, - едва слышно призналась старуха, - он бы не утерпел, удрал за тобой следом. А это было ни к чему. Так что проспит до утра.
Гольником называли лишайник, встречающийся на камнях. Сероватый и невзрачный, будучи высушенным, он хорошо лечил гнойные раны, а если растолочь и добавить в питьё, вызывал довольно глубокий сон. Вот только наутро после него голова болела так, что мало кто решался прибегать к этому средству часто.
Но то, что Акку напоила им Ингмара, не особо удивило. Скорее, Кеа не понимала, отчего это шустрый мальчишка не смог найти мгновение, чтобы сбежать от неповоротливой старухи. Потом его, конечно, могли отходить прутом, но это же потом!
- Что ты говорила про то, что дедушка терпел?
Служанка тяжело вздохнула, но всё же ответила. Не сразу, Линискеа успела подумать, не уснула ли та, но в тишине, разбавляемой только шорохами из-за дальней стены, где был вход в сарайчик козы, да шуршанием мышей за печью, задался скрипучий шепот:
- Кровь шаманов отзывается на чары хейд, они чуют вас, как дикий зверь – добычу. Если постоянно пускать кровь, это ослабит тело, а вместе с ним и силу Ратуса. – Впервые Кеа слушала, что имя божества произносят так. С презрением и отвращением. – Пока твой дар спал, было легче, потом стало сложнее.
- Он несколько лет постоянно резал себя, чтобы никто не понял, кто я? – Кеа с трудом сглотнула невесть откуда взявшийся ком в горле. И вспомнила, что в последнее время дед даже в самую теплую погоду носил рубахи, закрывающие руки до самых ладоней. Она ещё думала, что всё дело в обычной старческой зябкости…
- А как ещё прикажешь тебя прятать? Случайный шаман сюда не заглянет, торговые караваны рядом не ходят, да и воды вон сколько вокруг, упражняйся на здоровье. – Старуха зевнула и, с кряхтением повернувшись на другой бок, велела. – Или молчи и дай мне поспать, или иди к себе.
Кеа не стала спорить. Но и уходить тоже не торопилась.
Она не замечала, как дед ослабляет своё тело, расточительно тратя дни и недели жизни, которых у него и так осталось немного. Не видела того, что Акку знает, кто она такая, и исподволь дает такие задания по дому, чтобы у хейды с бунтующим даром не было возможности навредить себе или другим… Чего она ещё не знает или не видит?
Спрашивать Линискеа не стала, подозревая, что Акку скорее толкнет, прогоняя со своей кровати, да и стало стыдно, что служанка, чья немощь была такой же явной, как и дедова, вынуждена отвечать на вопросы вместо сна. На вопросы, которые Кеа должна была задать не сейчас, а ещё несколько лет назад…
Поэтому, стараясь не шуметь, осторожно обняла худые старческие плечи да подоткнула меховое одеяло, укутывая ей ноги. Всё же зябкость бывает и просто от возраста.