Но и позволить Линискеа самостоятельно пытаться активировать наполнитель тоже не мог. Даже от опытного мага эта работа требовала сосредоточенности, чтобы не испортить камень, она же… Пока ведьма умела только обрушивать дар топорными ударами, от которых у Римана схватывало зубы. Приходилось гасить не только излишки приложенной силы, но и её эхо. Пусть Пааво утверждал, что он единственный шаман на острове, рисковать всё же не стоит, такие всплески заметны издалека.
Движение в черноте под деревьями он не столько увидел, сколько почувствовал. И снова поразился тому, как сила восстает и начинает бурлить от приближения шамана. Казалось бы, должен был за эти дни привыкнуть и к его присутствию, и к тошнотворному ощущению магии крови, но… Наверное, ему вообще не дано смириться с её извращенной, будто перекореженной сутью.
Старик шел медленно, опираясь на посох. Капюшон плаща почти полностью скрыл изуродованное лицо, лишь заплетенная в косицу борода смутно белела на груди. Риман бросил взгляд за его плечо, внутренне готовясь заметить тонкую высокую фигуру Кеа, но шаман был один. Даже странно, обычно его сопровождала или она, или мелкий воришка, так и не вернувший Назиму кинжал.
- Садись, - Пааво устроился на уже знакомом камне, кивнул на место рядом с собой, где могли без проблем разместиться ещё человек пять, и отставил посох, хрустнув костяшками пальцев. – Сначала спрашивай ты, потом я.
Риман, поколебавшись пару секунд, устроился возле шамана так, чтобы видеть и его самого, и море, темневшее внизу непроглядным черным пятном. Глаза успели привыкнуть к ночи, и теперь всё вокруг виделось уже не единым сгустком мрака, а сотней мазком серого и темно-фиолетового.
- Я думал, вы приведете Кеа.
- Ещё не время, - он качнул головой. – Не готова ни она, ни ты.
- Зачем вы это делаете? Помогая мне, вы предаете Аскейм.
Риман кивнул Тени, и тот отступил на пару шагов, бесследно растворяясь в ночи. Теперь он будет следить, чтобы никто не только не причинил вреда господину, но и просто не смог подойти к разговаривающим. Одно дело, когда южане приходят днем в дом шамана, и совсем другое – тайком встречаться вот так. Ни к чему давать дополнительные поводы для страха и ненависти.
- Что ты знаешь о нас? – Старик откинул капюшон, подставляя лицо легкому ветру с моря. – О том, откуда мы пошли, наших верованиях и преданиях?
- Я знаю историю войн между нашими государствами, потери от них. Чем торгуют наши купцы. Ваших конунгов. Пару легенд. – Риман извиняюще пожал плечами. Северяне всегда были закрытым воинственным народом, потому и известно о них было немного.
Пааво кивнул и, чуть откашлявшись, тихо заговорил:
- Наш народ был расколот веками. Одна его часть жила севернее этих мест, там зимы суровее наших, и выжить могут только самые сильные и выносливые. Там небо по ночам в морозы светится молниями такой красоты, какой не бывает у летних гроз. А лето такое короткое, что едва-едва хватает времени собрать скудный урожай. Вторая же часть нашего народа скиталась по морям, жила торговлей.
- И грабежами, - добавил Риман, когда старик на некоторое время замолчал.
- Не без этого. Они не враждовали между собой, но и не объединялись. Одним было милее море, вторые жили на земле. Много веков назад случилось так, что нас призвал некто, кого раньше не было. Он сказал, что эти острова, и моря, богатые рыбой, и всё, что нас окружает, создано им. И слова его были наполнены такой силой, что люди поверили и склонились перед ним, признавая за божество. Не все могли понимать его. Тех, кто передал услышанное, стали почитать за верных служителей и через них обращаться к нему. Кровь от крови бога – шаманы. Они рассказали, что долгие годы Ратус томился в плену, куда попал из-за предательства тех, кому доверился по ошибке, кому даровал частицу своей силы. И кого теперь следовало уничтожать без жалости, не глядя, старуха перед тобой или новорожденное дитя, отмеченное печатью предательства.
Убитые девочки, будущие жрицы… Так вот почему северяне уничтожали их в младенчестве.
- Но ведь жрицы веками помогали людям, неужели никто не встал на их защиту?
- Почему же, встали… Так наш и без того не очень многочисленный народ уменьшился едва не на четверть. И с тем, как росла сила Ратуса, слабели жрицы. Будто силы, которая разлита в воздухе, не хватало им всем. Хейды поклонялись великой Праматери, и с тем, как уменьшалось их число, слабела и сила их божества. Поэтому твой дар здесь почти бессилен, сила твоя идёт от той, которой на ваших землях посвящают каждого ребенка через обряд в храме. Здесь же ей никто не поклоняется, потому ваши маги в Аскейме слабы так же, как обычные люди.
Шаман замолчал и тяжело раскашлялся, хрипя, будто мог вот-вот испустить последний вздох. И Риман, сам того не заметив, протянул руку, придерживая старика за плечо, чтобы он в приступе кашля не упал с камня.
- Тогда почему так сильна Кеа? Если сила хейд происходит от нашей Богини, которой больше нет на ваших землях?
Пааво отер слезящиеся глаза и хрипло продолжил:
- Каждое дитя, едва родившись, проходит посвящение. Капля крови шамана смешивается с кровью младенца. Если это обычный ребенок, мы просто даем ему имя. Если в нём есть сила будущего колдуна, спустя пять зим ему предстоит пройти обряд.
- А если это девочка с даром, её убивают.
Старик кивнул:
- Проливать кровь проклятых хейд на землю не принято, поэтому их сбрасывают в море.
Риман присутствовал на казнях, как будущий правитель, потому, хоть и не испытывал ни малейшего удовольствия от вида смерти, особой чувствительностью тоже не страдал, но сейчас едва заметно поежился.
- Скольких хейд ты видел?
- Девятерых.
- Ты убил девять новорожденных девочек?
Пааво медленно покачал головой:
- Восьмерых. Одна из них родилась в самую суровую пору, когда море у берега промерзло едва ли не до дна. Она упала в наметенный сугроб, снег смягчил падение, и девочка не разбилась. А потом лёд начал таять, и спустя несколько минут волна вернула невредимого ребенка на берег.
- Это была Кеа?
- Да.