Она долго вертелась с бока на бок, прислушиваясь к негромким мирным звукам. Топнула ногой за стеной коза, всхлипнул во сне Ингмар. Тяжелый сонный вздох Акку, которая и сама не так давно улеглась. Шорох по полу – то ли мыши, то ли охотящийся за ними кот.
Сон накатывал волнами, опутывая сознание мягким дурманом, и, чтобы не поддаться ему, Кеа таращилась в темноту до рези в глазах. То, что Пааво ушел не блюсти очередной обряд, она знала. Никто не болел, не должна была в ближайшие дни родить ни одна женщина, а до праздника начала лета ещё несколько дней. Добычи вдоволь, погода хороша…
Он начал собираться поздно, когда все разошлись по своим закуткам. Непослушными пальцами стянул завязки горловины рубахи и долго вертел в руках узорный пояс, пытаясь приладить на место. Так долго, что Линискеа, прислушивающаяся к его сборам, молча поднялась и, забрав из рук деда искусно свитые гибким хлыстом кожаные шнурки, перевязала ему талию. Зажим на аккуратно собранной бороде маячил перед её глазами, пока руки привычно вязали хитрые узлы, переплетая пояс так, чтобы изрезанные рунами костяные бусины оказались внутри, невидимые постороннему взгляду.
- Меня не жди, ложись. Следом не ходи, останься тут, присмотри за ними, - Пааво кивнул на полог, за которым уже дремал Ингмар. Тяжелая ладонь на мгновение погладила льняную макушку Кеа, а потом он ушел.
И она не стала спрашивать, куда. И идти следом тоже не стала, понимая, что не время. Шаман, в одиночестве идущий в ночи, это почти нормально, но он же, идущий в ночи на пару с внучкой… Может вызвать вопросы. О том, что отношение деревни к ним изменилось, она и сама замечала, да и Акку велела быть осторожнее, присматриваться и даже запретила одной ходить за водой.
Косые взгляды, в которых было жадное любопытство, смешанное с презрением, менялись. Всё чаще в них мелькало что-то, весьма похожее на отвращение и ненависть… Хотя южане вели себя безукоризненно. Уважительно приветствовали, не реагировали на явные провокации, которые им устраивали местные парни. Насколько знала Кеа, предводителем у них был Олис, и оттого было и обиднее, и в душе начинала плескаться злость.