В деревне действительно что-то назревало, но принц не был уверен, что дело только в празднике.
Больше всего настораживал тот факт, что местные перестали провоцировать конфликты. Прекратились вылазки к лагерю, никто не следовал по пятам, даже особо не давая себе труд делать это незаметно. И команда, несколько одуревшая от безделья, подобралась, понимая, что это неспроста.
- Если никто не может отказаться от угощения, стоит ли нам опасаться яда? – Свой плащ Риман не забрал, и девушка, немного потоптавшись, прямо в нём уселась на покрытый белесым лишайником валун. Тот торчал из зарослей низкой жесткой травы, будто обломок зуба великана.
Тень остановился в паре десятков шагов от них, чтобы не мешать господину говорить с ведьмой. Лишь дал знак, что рядом никого нет, потому они могут общаться свободно.
- Нет, что ты! Попытаться отравить в такой день через праздничную трапезу – святотатство, - она быстро замотала головой, а потом задумалась. – Хотя, если не до смерти…
В конце концов, собственную совесть можно успокоить мыслью, что прочистка желудка иногда бывает на пользу, а если кто умер, то это от хрупкого здоровья…
- Хорошо, значит, всю еду будем проверять, - Риман сосредоточенно кивнул, стараясь не улыбнуться, глядя на юную ведьму, по макушке которой полз большой зеленый жук. Хозяйка макушки сидела, чуть нахохлившись и, сама того не замечая, пальцами перебирала край его плаща. Солнце вызолотило ей волосы, окружая голову Кеа сияющим ореолом. Жук тоже сиял.
Ремонт корабля был закончен несколько дней назад, и всё же команда во главе с капитаном упорно продолжала делать вид, что никак не может восстановить управление судна. Риман подозревал, что это бесполезно, все-таки северяне опытные мореходы, и понять, исправен ли корабль, смогут без проблем, но это было единственной благородной причиной задержки.
Вторая причина сейчас сидела перед ним, прикусив в задумчивости губу и сосредоточенно рассматривающая траву под ногами. То, что она опасается кого-то из кузницы, он понял сразу, когда увидел украдкой брошенный тревожный взгляд. И, кажется, даже знал, кого именно она опасается.
Того, кто с ночи не показывается на глаза соседям, пока не отмоется от стойкого запаха навоза. Спрашивать напрямую Риман не стал, но догадывался, что подобное своеобразное украшение двери девушки вряд ли относится к ухаживаниям, потому порыв Тени устроить плечистому детине падение в пахучее содержимое ведра одобрил. Но говорить ничего ни шаману, ни Кеа не стал. Старик и без того догадывался, что его решение стало причиной раскола среди жителей деревни, а расстраивать свою ученицу Риману не хотелось.
Назим не просто так обосновался на крыше. Толку с него, как с кровельщика, было немного, но особых талантов, чтобы заменить свежей соломой те места, где она успела подгнить от дождя, и не требовалось. Заодно закрыть проделанную кем-то дыру, которой пару дней назад не было. На подозрительное шуршание Риман обратил внимание несколько дней назад, и сразу прекратил урок под предлогом того, что ему нужно переговорить с Пааво. Кеа его решению не то, чтобы обрадовалась, но и не возражала, и оставшееся время, что они провели в доме шамана, принц чутко прислушивался, пытаясь понять, показалось ему или нет. Не показалось. Кем бы ни был любитель послушать то, что не предназначалось для его ушей, застигнуть его на месте преступления не получилось, потому Назим поступил в распоряжение склочной старухи, заправлявшей бытом семьи шамана. Послушно колол дрова, переворачивал сложенное на чердаке для просушки душистое сено и даже пару раз ходил за водой, чем крайне заинтересовал местных девушек. Старуха от дармовой рабочей силы отказываться не стала, гоняя довольно могущественного мага так, как того не гонял магистр Эйдал во время обучения, славившийся изощренностью методов воспитательного процесса, но Акку и его обошла.
Это тоже казалось странным и даже немного смешным, особенно, когда Кеа сказала, что это женщина – рабыня. Риман мог поклясться, что рабского в ней не больше, чем в нём самом. Кем бы ни служила старуха, её целью и смыслом жизни была Линискеа. По тому, как бдительно Акку следила, чтобы никто не обидел юную ведьму, грубоватой заботе, а больше всего - по бросаемым на их занятия взглядам становилось ясно, что она знает больше, чем хочет показать. Понимала это Кеа или нет, Риман так и не узнал, а спрашивать считал преждевременным.
То, что шаман понимает их язык, тоже стало понятно почти сразу. Да он того особо и не скрывал. А вот Линискеа… Если Пааво говорил на наречии Гарета, знал, когда прибудет посольство и собирался отправить с ними внучку, неужели он не обучил бы её речи будущей родины? Она же ни разу не выдала, что понимает их, когда Риман и Назим переходили на родной язык. То есть, всегда. Назиму речь варваров давалась нелегко, его не готовили к придворной жизни, потому уроки истории и диалекта Аскейма он не посещал. И теперь отчаянно пытался уловить в какофонии гортанных рычащих звуков что-то, похожее на человеческое общение. Принц же благодаря занятиям с Кеа в нём продвинулся даже больше, чем надеялся. Сама того не замечая, девушка помогала, когда подсказывала те слова, что он не знал, мягко смеялась над неправильным произношением или уверяла, что она, конечно, важная персона, но не до такой степени, чтобы использовать особое «вы», которым обращаются только к конунгу и только во время военного похода. Таких тонкостей Риман не знал, потому признавал, что хоть с каждым днем промедления опасность усиливается, это странное затишье на грани мира и конфликта ему нравится. И даже обучение сильной и почти неуправляемой ведьмы тоже нравится. Было что-то завораживающее в том, чтобы видеть, как искрящаяся в ней сила становится чуть более ручной и податливой. Как сама Кеа постепенно убирает колючки и всё чаще улыбается.
Она оказалось совсем не такой, какой можно было бы представить могущественную ведьму варваров. Милая девушка, смешливая и порывистая, пытающаяся за решимостью и строгостью спрятать смущение и страх. И если поначалу Риман решил было, что она боится его самого, то потом понял свою ошибку – она боится себя. Боится настолько, что не доверяет дару, пытается зажать его в тиски мнимого контроля, чем ещё больше себе вредит. Но как объяснить это, он не знал. Мешало и отсутствие доверия, которое обязательно между учеником и наставником, и то, что в полной мере овладеть языком северян невозможно, и порой ему отчаянно не хватало нужных слов.
- Расскажи о своей родине, - внезапно попросила Линискеа. – У вас есть такие праздники, как сегодняшний?
- Да, только он немного другой. Мы празднуем начало сезона дождей, для вас это зима. – Риман уловил движение чуть дальше по тропе, но Тень остался спокоен, значит, это их охрана. Пусть шаман и уверял, что никто не посмеет ослушаться его слова, принц решил не искушать судьбу. К тому же попытка отправиться в деревню только с Тенью и Назимом вызвала бы яростное возражение команды, совершенно не доверявшим варварам. Риман им тоже не доверял, потом о подобном и не заикался.
- Зима это дожди?! – Кеа подняла голову, с недоверием глядя на принца. – А снег и мороз?
- В горах – да, но на равнинах и побережье их не бывает.
Девушка смотрела едва ли не с обидой, явно не способная представить, как это – зима без снега? Откровенно говоря, их лето больше походило на раннюю весну в Гарете, потому Риман понимал её недоумение. К тому же озадаченное выражение так забавно смотрелось на нежном девичьем лице, что хотелось снова чем-то её удивить.