Засмеявшись, Лукас обнял ее и положил на себя, сжав в руках ягодицы.
– Какое чудесное предложение, мисс Корбетт!
Она почувствовала, как ей в живот снова уперся его затвердевший член, и засмеялась. Лукас взял в ладони ее лицо и поцеловал в губы.
– Что с тобой? – спросила она, заметив выражение тревоги в глубине его зеленых глаз.
– То, что мы делаем, очень опасно. Надеюсь, ты сознаешь это?
Она села.
– Ты боишься, что нас увидят?
– Да. Но больше всего меня тревожит, что ты можешь забеременеть.
И он положил ладонь на ее белый живот. Джесси бросила на него испуганный взгляд.
– Но ведь ты остановился.
– Да, но гарантия не стопроцентная.
– Так что же нам делать?
От веселья и беззаботности Лукаса не осталось и следа. На его лице застыло выражение беспокойства.
– Есть такие приспособления, которые мужчины надевают на свой член, – сообщил он ей. – Но у меня нет возможности раздобыть их. Кроме того, существуют разные уловки, о которых знают только женщины.
– Женевьева могла бы просветить меня.
Джесси приподняла голову, чтобы взглянуть на Лукаса, и длинная прядь ее золотистых волос упала ему на плечо. Он стал играть с ее локоном, наматывая его на палец.
– Но стоит ли спрашивать о таких вещах подругу?
– Почему бы нет? Она никогда не предаст меня, не беспокойся.
Лукас нахмурился.
– А что, если Женевьева решит, что для твоей же пользы она должна остановить тебя?
Джесси покачала головой:
– Нет, она считает, что человек сам должен делать свой выбор, и другие не вправе вмешиваться в его судьбу.
Лукас стал ласкать ладонями ее грудь, и Джесси почувствовала, как в ней вновь нарастает желание близости.
– Я завтра же навещу ее и расспрошу обо всем, – пробормотала Джесси, млея от его прикосновений.
– О Боже… – простонал Лукас, прижимая Джесси к своей груди. – Мне следовало бы поговорить с тобой не о предохранении от беременности, а о том, что мы оба сошли с ума и рискуем собственной жизнью, предаваясь страсти. Если мы будем продолжать наши отношения, то погибнем!
Джесси провела пальцем по его подбородку, щеке и виску. Ей хотелось, чтобы мгновение их свидания длилось целую вечность, но она понимала, что впереди их ждет разлука…
– Я не могу жить без тебя, – молвила она. – У меня нет больше сил сопротивляться страсти.
– У меня тоже.
И Лукас снова припал к ее губам.
Казалось, их поцелуй длился целую вечность, а когда он прервался, Джесси внимательно взглянула на Лукаса:
– Надеюсь, ты наконец снимешь свою одежду?
В тот же вечер Джесси, одевшись к ужину и отпустив служанку, встала перед зеркалом своего туалетного столика. В спальне мерцали свечи от налетевшего сквозь открытую дверь порыва ветра. В парке шелестела листва.
В мерцающем неверном свете Джесси увидела в зеркале отражение золотоволосой женщины, одетой в скромное платье, украшенное вышивкой и кружевами. На ее щеках горел более яркий, чем обычно, румянец, а глаза сияли от счастья. В остальном же она выглядела, как всегда. Однако несмотря на свой вид, Джесси чувствовала, что с ней произошли перемены, и она боялась, что они всем станут заметны. Ее смущали мысли, что совсем недавно она лежала обнаженная в объятиях мужчины и занималась с ним любовью под открытым небом.
Если бы Лукас Галлахер не был каторжником, она не колеблясь с радостью заявила бы о своей любви к нему на весь мир. Но он преступник, ирландский мятежник, и потому их любовь обречена. Отчаяние наполнило сердце Джесси неизбывной болью.
Она прижала ладонь к губам, стараясь сдержаться и не расплакаться. Несколько раз глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, она потушила свечи и направилась в комнату матери. Джесси необходимо поговорить с ней. Она хотела заявить о том, что решила расторгнуть помолвку с Харрисоном.
Глава 30
В комнату Беатрис можно было попасть, только пройдя через широкий центральный холл дома.
Беатрис занимала ту же спальню, что и при жизни мужа, Ансельма Корбетта. Сколько Джесси помнила себя, ее родители всегда спали в разных комнатах. Когда Джесси повзрослела и стала понимать, что такое супружеский долг, она решила, что ее родители – люди, предпочитающие уединение, или что они оба с годами разочаровались в браке. Теперь же она с удивлением спрашивала себя, неужели Уоррик прав и их родители никогда не любили друг друга? Джесси постучала в дверь комнаты.
– Войдите! – послышался энергичный голос Беатрис.
Она уже оделась к ужину и предстала перед Джесси в строгом платье из черного шелка. Беатрис сидела перед зеркалом спиной к входной двери на обтянутом бордовым атласом табурете. Вокруг нее суетилась служанка, тщательно укладывая седеющие волосы в прическу.