Джесси бросила на жениха испытующий взгляд.
– А что, если бы ты так и не влюбился в меня, Харрисон? Женился бы ты тогда на мне?
Харрисон засмеялся, но Джесси почувствовала, что он сильно нервничает.
– Что за странные вопросы, Джесмонд? Ты же знаешь, что я человек долга.
Человек долга! В них с детства воспитывали чувство ответственности перед семьей, страной, королевой, Господом Богом…
– Но неужели ты женился бы на мне, даже если бы не испытывал симпатии?
– Конечно, женился бы. Но тогда я чувствовал бы себя самым несчастным человеком в мире. Давай прекратим нелепый разговор, Джесмонд…
Она понимала, что ведет себя не лучшим образом, но ничего не могла с собой поделать.
– А что бы ты сделал, если бы влюбился в каторжанку?
– О Боже… – Харрисона потрясли слова Джесси. – Но я никогда не влюбился бы в подобную женщину…
Джесси остановилась и взглянула Харрисону в лицо.
– А если бы такой каторжанкой оказалась я? Он покачал головой:
– Нет, невозможно!
– Но почему? Ведь меня могли бы осудить по ложному обвинению или я могла стать жертвой обстоятельств.
– Не имеет значения. Я все равно не смог бы влюбиться в каторжанку, кем бы она ни была.
Харрисон старался говорить шутливым тоном, но Джесси видела, что ее вопросы раздражают его.
У нее появилась тяжесть на сердце. Джесси едва сдерживала слезы. Харрисон считал, что любит ее, но теперь она убедилась, что он обманывает себя. Возможно, он просто испытывал к ней физическое влечение, но внутренний мир Джесси ему чужд. Если она станет его женой, он непременно потребует, чтобы она изменилась и стала другой. Теперь Джесси не сомневалась, что ей предстоит стать девушкой его мечты, а настоящая Джесси Корбетт перестанет существовать.
Она раньше винила себя в том, что Харрисон так и не разглядел ее истинную натуру, не понял, кто она на самом деле. Хотя сама она прекрасно изучила его за годы общения. Мир, в котором они жили, не располагал к честности и открытости. Грубая ложь и прямое надувательство, конечно же, не приветствовались и даже вслух осуждались, однако неискренность и фальшь в отношениях поощрялись, поскольку на них зиждились правила хорошего тона, принятые в светском обществе. Джесси порой не верилось, что они с Харрисоном выросли вместе. Ей казалось, что она знает его меньше, чем Галлахера, с которым была знакома всего лишь около месяца. Ей предстояло жить бок о бок с Харрисоном и не знать, что творится у него в душе. Нет, они никогда не станут близкими людьми!
– Да, действительно, ты никогда не смог бы полюбить каторжанку, – тихо пролепетала Джесси. Она хотела идти дальше, но Харрисон остановил ее, сжав в ладонях обе ее руки.
– Дорогая моя, – сказал он. В его голосе, несмотря на ласковые слова, слышалось раздражение. – Мы должны серьезно поговорить. Я понимаю, что ты совсем недавно вернулась домой, и не могу давить на тебя, но… – На его лице вновь появилась мальчишеская улыбка, напоминавшая Джесси прежнего Харрисона, которого она знала в детстве. – Одним словом, нам пора назначить дату свадьбы. Через несколько дней я еду в Хобарт и вернусь к концу ноября. Давай сыграем свадьбу в первую субботу декабря, ты согласна?
По его тону Джесси поняла, что он ждет от нее положительного ответа. Она судорожно вздохнула. Ей вдруг показалось, что ее бросили в холодные штормовые воды Бухты кораблекрушений и ее несет на скалы. Жизнь, которая ожидала ее с Харрисоном, она считала страшнее смерти.
– Боюсь, мне не хватит времени на подготовку, – пробормотала она, чувствуя себя глубоко несчастной.
Харрисон снисходительно улыбнулся.
– Ты недооцениваешь свою мать, она очень энергичный человек. Кроме того, миссис Корбетт, по ее словам, готовится к свадьбе уже два года. Она утверждает, что ей вполне достаточно времени на подготовку церемонии и приема гостей.
Джесси посмотрела на свои руки в синих перчатках, которые сжимал Харрисон. Его руки облегали черные перчатки. Она припомнила загорелые, загрубевшие от работы, покрытые шрамами руки Лукаса Галлахера. Скоро он совершит побег, и в декабре его уже не будет в усадьбе.
– Значит, ты говорил с моей матерью?
– Да.
Джесси неприятно поразило, что Харрисон сначала поговорил о свадьбе с ее матерью, а потом уже с ней. Впрочем, они с Беатрис обсуждали, наверное, тему свадьбы в течение нескольких лет.
– Джесмонд… – тихо прошептал Харрисон.
Она подняла глаза и увидела, что он смотрит на нее со сдержанной страстью и нежностью. Джесси понимала, что означает его взгляд, и замерла, ожидая, что Харрисон сейчас поцелует ее. Он припал к губам девушки, все еще сжимая ее руки в своих ладонях. Поцелуй не вызвал у Джесси трепета. Губы Харрисона показались ей сухими и холодными. Джесси поняла, что его ласки никогда не смогут разжечь пожар в ее крови.