Парень перехватил мою ладонь и поднес к своим губам.
— Ну, тогда я стану тебе так часто звонить, что боюсь, её снова придётся ремонтировать, – с усмешкой произнёс он.
Я улыбнулась в ответ, а Крис нагнулся и поцеловал меня в щеку. Потом его губы коснулись моего виска, носа, подбородка. И наконец, нашли рот.
Этот поцелуй не был похож на те, что он дарил мне на пляже. Возле моря, Костя касался меня мягко и осторожно, словно изучая и пробуя на вкус. Сейчас же, он без труда разжал мои губы и ласково, но по-свойски, завладел ими полностью. Он то сминал их, то легонько прикусывал, то жадно скользил языком по небу, приводя в бешенство мое сердцебиение. Беззвучно заставлял отвечать ему, с неизвестно откуда взявшейся во мне страстью. И да, те маленькие искры, зажженные им еще на пляже, стали разгораться во мне с неописуемой скоростью. Тепло разлипшееся по телу пробудило неведомое ранее желание. Желание, которое вынуждало прижиматься к парню, сдавливать ладонями его плечи и целовать, целовать, целовать эти четко очерченные, красивые, на вид твердые, но на самом деле такие мягкие и нежные губы.
Костя, прерывисто дыша, отстранился от меня.
— Ты…ты, – пытался он шепотом что-то сказать мне на ухо. Потом, видимо так и не найдя слов, шумно выдохнул.
— Что я? – ничего не понимая спросила я.
— Ничего такого. Только вот уровень тестостерона достиг наивысших высот, и я представил нас на твоей небольшой, но уютной кроватке.
— Фу, дурак! – возмутилась я и, смеясь, стукнула его кулачком в плечо.
Он же, обнажив зубы в довольной улыбке, чмокнул меня в нос, шепнул: «Да завтра» и выбежал из квартиры.
— Ну и долго же вы прощаетесь, – с усмешкой произнесла мама. — Я уже думала, что мне придется лечь спать в кухне.
— Извини, – тихо пробормотала я, с застывшей на губах блаженной улыбкой.
— Эх, – мама сладко потянулась, зевнула, а потом, легонько потрепав меня за щеку смеясь, процитировала: — «Счастливые часов не наблюдают».
И она была права. Я была безумно счастлива. Мне хотелось визжать, кричать, прыгать, смеяться. Хотелось кружиться в диком, непрерывном танце, а потом рухнуть на пол и замереть от щемящего сердце чувства.
— Похоже, моя девочка влюбилась, – мамочка ласково провела ладонью по моим волосам. — Пойдем спать.
— Ничего подобного! Не влюбилась! – все с той же глупой улыбкой попыталась возразить я, скрываясь в своей комнате.
— Влюбилась, еще как влюбилась, – не унималась родительница, следуя за мной. — Глазки блестят, щечки горят, а сама вот-вот скакать до потолка начнешь.
— Мам, ну перестань, – спрятавшись за дверцей шкафа, бурчала я.
— Рассказывай, я хочу знать все! Когда это у вас началось и как? – мамочка стояла в дверном проеме моей комнаты, сложив руки на груди.
— Мам, ну пожалуйста, – взмолилась я, вынырнув из шкафа с пижамой в руках. — Я в душ. Пропусти.
— Иди, – сжалилась мамочка, выпуская меня из комнаты. — Но ты мне все равно все расскажешь.
Я скрылась в душевой и стоя под теплыми струями воды тихо смеялась. И ведь не отстанет от меня. Не уйдет спать, пока не выпытает все, до мельчайших подробностей! А я и рада буду с ней поделиться.
У нас с мамой всегда были доверительные отношения. Она никогда меня не осуждала, не ругала. Всегда поддерживала и помогала. Не стала отговаривать, когда я заикнулась о том, что после девятого класса хотела бы продолжить обучение в медицинском училище. Хотя всегда мечтала, что ее дочь станет лингвистом или филологом. В те редкие часы, когда мама за что-то сердилась на меня, она никогда не кричала, просто переставала со мной разговаривать. Ее молчание могло длиться несколько часов, а могло затянуться и на несколько дней. И тогда я чувствовала себя каким-то неблагодарным свинтусом. Всячески старалась загладить свою вину, лишь бы прекратилась эта гробовая тишина в нашем жилище.
Замотав голову полотенцем, я вернулась в свою комнату и юркнула под мягкую простынь. Мамулечка тут же оказалась возле меня. Усевшись рядом, она состроила просящую гримасу и умоляюще сложила ладони.
— Спрашивай, – смилостивилась я.
— И так, Кроша, - ласково обратилась она, употребив мое детское прозвище. По ее словам данное мне еще отцом, — как и когда вы стали встречаться? Помнится, еще неделю назад, он тебя жутко раздражал.
— Да, было дело, – усмехнулась я, вспоминая недавние, но в тоже время далекие, как будто из другой жизни, дни. — Мы начали встречаться сегодня.
— Хм, – мама задумчиво приподняла брови. — А я думала, что в пятницу. Когда он тебя пьяную принес на руках.
— Ой, не напоминай! – устыдившись, я с головой накрылась простыней.
— А ну-ка, рассказывай! Что ты натворила в пятницу? – мама сдернула с меня простынку.
— Костю пригласили к какому-то депутату на юбилей, и ему нужна была спутница. Ну и я вызвалась пойти с ним…
— И ты там напилась?! – в ужасе перебила меня родительница.
— Нет, не там. Там я вообще боялась пошевелиться и сделать что-то не так, – мама облегчённо выдохнула, а я продолжила: — Просто меня так сковало на этом мероприятии, что Крис испугался и отвез меня к Стелле, где стал отпаивать глинтвейном.
Мама покачала головой глядя поверх моей головы.
— Не нравятся мне эти панические атаки у тебя, – нахмурив лоб, произнесла она. — Может, стоит к психологу обратиться?
— Не надо, — уверенно ответила я. — Ты же знаешь, что это случается со мной очень редко. Последний раз было два года назад. На вступительных экзаменах.
— Ага, и именно из-за этого ты провалилась на них и не поступила в медицинский институт, – напомнила мне мамочка. Потом вновь посмотрела мне в глаза и, смягчив тон спросила: — И как глинтвейн? Помог?
— Помог, – теперь настала моя очередь отводить взгляд. — Настолько помог, что я начала приставать к Косте.
Рассмеявшись, мама погладила меня по щеке.
— А сегодня, когда я пришла на «Стену» и встретила Криса, туда же пришел Кирилл, – продолжила я, тяжело вздыхая.
— Та-а-к, – взволнованно и с неприязнью в голосе, протянула мама.
— Косте опять пришлось меня спасать. Он, по моей просьбе отвез меня на пляж, и… – мои щеки зарделись, и я прикрыла лицо ладонями.
— И там, между вами заискрило, – мама понизила голос и придала ему такую интонацию, словно рассказывала сказку. — Он отважился тебя поцеловать, а у тебя, от его прикосновений, запорхали бабочки в низу живота.
Мы обе прыснули от смеха.
— Что-то вроде того, – убирая руки с лица, ответила я.
— Что ж, надеюсь, ты знакома с различными средствами контрацепции. Все-таки в роддоме работаешь.
— О, Боже! – возмущенно простонала я и резким движением сняла с головы полотенце. – Конечно, знакома. И мне эти средства без надобности!
— Это пока, – задумчиво произнесла родительница, а потом резко сменила тему разговора. — Я приняла предложение Ричарда. Мы решили расписаться в начале сентября.
— И ты молчала?! – вскрикнула я, сев в кровати.
— Да не кричи ты, – мама мягко толкнула меня в плечо. – Хотела тебе в пятницу рассказать, а ты была некакашка. Послезавтра мы с ним встретимся в Москве и там подадим заявление. Так что завтра, я лечу в столицу. Вернусь через неделю. Справишься без меня?
В голосе матери звучала тревога. Я кивнула, понимая, что скоро, очень скоро мы расстанемся с ней на целых три года. А может и больше. Сердце тоскливо заныло. Ведь мы никогда с ней не расставались больше чем на неделю. Она всю мою жизнь была рядом и согревала своей любовью. Радовалась и плакала вместе со мной. Держала за руку, целовала перед сном. Читала сказки и делала со мной уроки. Заботилась, ухаживала, переживала. Несмотря на небольшую зарплату, дарила дорогие подарки…
Роспись в сентябре. Всего два месяца. Через каких-то два месяца… Я почувствовала, как мои глаза наполнились слезами.
«Черт, а справлюсь ли я»? – мелькнуло в голове паническая мысль.
— Дана, послушай, – мама взяла в свои руки мою ладонь, заставляя взглянуть ей в глаза. — Я могу все отменить. Или могу попросить Ричарда, чтобы ты поехала с нами.
— Нет, – жестко произнесла я и, вытерла катившуюся по щеке слезу. – Я справлюсь, мама. Не надо ничего отменять. Ты, как ни кто другой, заслуживаешь счастья. И не надо ни о чем Ричарда просить. Не поеду я с вами.
Мама, как и я, сглотнула ком в горле. Крепко прижала к себе и просидела, не выпуская меня из своих объятий, до тех пор, пока я не уснула.