— Дзюнъэй.
Он обернулся. Мудзюн не смотрел на него, он вновь изучал свиток.
— Забудь свои вопросы. Забудь своё «почему». Там, куда ты идёшь, они съедят тебя изнутри раньше, чем любой меч противника. Ты — тень. Тень не рассуждает. Она действует. Или исчезает.
Они вышли из пещеры на свежий ночной воздух. Прохлада ударила в лицо, но не смогла прогнать оцепенение. Акари тут же оживилась.
— Такэда Сингэн! — выдохнула она с почти неприличным восторгом. — Я читала о его кампании в Синано! Его тактика… это чистое искусство! Представить, что мы будем теми, кто его остановит…
— Мы будем теми, кто его убьёт, — глухо поправил её Дзюнъэй. — Не на поединке. Не в честном бою. Подкрадёмся сзади и воткнём нож. Или подольём яда в его чашу.
Акари поморщилась, будто он сказал что-то глупое.
— Ну и что? Ты слышал Оябуна. Это война. На войне нет чести. Есть победа или поражение. А ты… — она пристально посмотрела на него, и её энтузиазм немного поугас, — ты выглядишь так, будто тебя только что приговорили к казни, а не вознесли до высочайшей чести.
— Может быть, так оно и есть, — тихо сказал Дзюнъэй, глядя на огни деревни внизу. — Может быть, мы просто подписали себе смертный приговор. Всего лишь за несколько слов.
Акари фыркнула и ткнула его кулаком в плечо, уже совсем по-дружески.
— Очнись! Это то, для чего нас растили! Шепот Тени, способный укротить рык Тигра! О-Судзу назовёт свой следующий яд в нашу честь! Иди, собери свои вещи. И прихвати что-нибудь от тошноты, а то тебя сейчас вывернет от одной только мысли о великом деле.
Она повернулась и зашагала прочь, её силуэт быстро растворился в ночи, полный решимости и энергии.
Дзюнъэй остался один. Он поднял руку и посмотрел на неё. Руку, которая должна была убить легенду. Руку, которая всего несколько дней назад дрожала, пытаясь донести до больного монаха жалкое противоядие.
Он сжал пальцы в кулак. В его ушах всё ещё звучал низкий голос Оябуна, произносящий это роковое имя. «Такэда Сингэн». Тигр Каи. Гроза всех провинций. И его новая цель.
И впервые за всю свою жизнь Дзюнъэй, идеальный инструмент клана Кагэкава, почувствовал не гордость за доверенную миссию, а леденящий душу ужас.
Утро в Долине Тенистой Реки было серым и влажным, как обычно. Но сегодня привычный туман, клубившийся над чёрной водой, казался Дзюнъэю похоронным саваном, а крики тренирующихся товарищей — прощальными кличами.
Он стоял на берегу подземной реки, бросая плоские камешки и наблюдая, как они беззвучно исчезают в тёмной воде. Он мысленно прощался. С этим местом. С ощущением, что за спиной есть стена, пусть и суровая, но своя. Теперь он должен был стать абсолютно одиноким, абсолютно пустым. Тенью, отброшенной так далеко, что она теряла связь с телом.
— Эй, Меланхоличный Карп! — раздался резкий голос, заставивший его вздрогнуть. К нему, шаркая по гальке, подошла О-Судзу. Её глаза-буравчики сверкали из-под нависших век. — Пришел прощаться? Или решил перед дорогой искупаться? Не советую. Вода холодная, а печень у тебя и так пошаливает после вчерашних раздумий. Чувствую.
Дзюнъэй молча поклонился. Старуха фыркнула и сунула ему в руки два аккуратных свёртка, перевязанных верёвками.
— Зелёный — для них. Красный — для него. Ну, ты понял. — Она подмигнула так похабно, что Дзюнъэю стало неловко. — В зелёном всё, что нужно доброму лекарю: травы от поноса, мазь от лишая, средство от дурных мыслей… хотя, по тебе не скажешь, что оно работает. А в красном… мой личный привет Тигру. — Её лицо расплылось в хитрой, беззубой ухмылке. — Один грамм — и могучий воин будет три дня бегать к отхожему месту с такой скоростью, что обгонит собственный крик. Два грамма… ну, в общем, не перепутай свёртки. А то будешь лечить солдат Такэды от запоров таким методом — и они все полягут. Будет очень эффективно, но как-то нецелесообразно.
Она разразилась своим скрипучим, похожим на треск сухих веток смехом и, не прощаясь, поплелась прочь, бормоча что-то про «неблагодарную молодёжь» и «слепых, которые в зеркало пялятся».
Мудзюн медленно обвёл их своим тяжёлым, непроницаемым взглядом, заставляя вытянуться в струну ещё ровнее. Воздух в пещере загустел, как желе.
— Вы думаете, я не вижу сомнения в ваших глазах? — его голос был низким и ровным, без единой нотки упрёка. В нём была лишь холодная констатация факта. — Вы думаете, я не знаю, что посылаю вас на верную смерть?
Он сделал паузу, давая этим словам повиснуть в тишине.