— У меня есть воины старше, сильнее, с руками по локоть в крови. Их имена шепчутся в тавернах и заставляют самураев оборачиваться в темноте. Я мог бы послать их. И знаете что? Такэда Сингэн их сразу узнает. Он чует таких, как гончая чуёт волка. Его советники изучили досье на каждого известного ниндзя наших кланов. Их лица известны на каждом посту.
Оябун медленно поднялся и прошёл перед ними, его тень, отбрасываемая тусклым светом фонаря, гигантской и изломанной затанцевала на стене.
— Но вас? Вас никто не знает. Вы — призраки, о которых ещё не сочинили страшных сказок. Ваши лица не нарисованы на листках с надписью «РАЗЫСКИВАЕТСЯ». Ваши приёмы не разобраны и не предсказаны лучшими стратегами Каи. Ваша сила — не в том, чтобы сокрушить десятерых, а в том, чтобы пройти незамеченным мимо одного. В этом ваша ценность. В вашей… незначительности для врага.
Он остановился прямо перед Дзюнъэем, и казалось, он видит все его тайные мысли сквозь корзину тэнгай, которую тот ещё даже не надел.
— Вы — идеальное оружие для этого удара. Острое, тонкое, абсолютно новое. Легенда, которую только предстоит написать. Вы доказали, что можете быть тенью. Теперь докажите, что ваша тень может накрыть собой даже солнце. Или исчезните, не оставив и намёка на то, что когда-либо принадлежали нам. Таков ваш долг. Таков ваш путь.
Он отвернулся, давая понять, что аудиенция окончена. Его фигура вновь растворилась в полумраке пещеры, а его последние слова повисли в воздухе, холодные и неумолимые, как приговор.
— Не подведите клан. И не разочаруйте мои ожидания. Ваша неопытность — не слабость. Это ваш главный козырь. Разыграйте его.
Акари, уже готовая к пути, кивнула с решительным видом. Её образ был выверен до мелочей: потрёпанная, но чистая одежда торговки, короб с дешёвыми безделушками и духами, лицо, слегка запачканное дорожной пылью. Она выглядела как сотни других.
— Увидимся в Каи, — бросила она Дзюнъэю, и в её голосе звучал вызов. — Постарайся не влюбиться в первую же деревенскую дурочку по пути. У нас работа.
Она развернулась и зашагала по тропе, ведущей наверх, к свету. Её походка была упругой и уверенной. Она шла на охоту.
Дзюнъэй остался один. Пришло время облачаться. Он снял свою привычную чёрную одежду ниндзя и надел грубую, поношенную кэса (одежда) комусо. Ткань пахла пылью и чужим потом. Затем он водрузил на голову тэнгай — плетёную корзину, скрывающую лицо. Мир сузился до множества маленьких щелочек, превратившись в набор разрозненных картинок. Он взял в руки длинную бамбуковую флейту сякухати. Она была старой, потертой, и от неё пахло старым деревом и тоской.
Он был готов. Юкио Дзюнъэй, ниндзя клана Кагэкава, исчез. Остался лишь слепой, немой монах-странник. Без имени. Без прошлого. Без личности. Это было одновременно освобождающе и ужасно.
Его путь первые несколько дней был удивительно спокоен. Он пересек границу, отмеченную лишь старым, полузаросшим межевым камнем. Земли Уэсуги встречали его мирными, утопающими в зелени деревушками, где пахло дымом очагов и варёной редькой. Дети с любопытством таращились на его странную фигуру, а взрослые, увидев корзину на голове, спешили отвести взгляд — комусо были святыми, но и немного проклятыми, не от мира сего.
Он ночевал в полуразрушенных часовенках, где ветер гулял по щелям, напевая свои грустные песни. Как-то раз он делил ночлег с бездомным псом, который, понюхав его, не залаял, а лег рядом, словно почувствовал родственную одинокую душу. Дзюнъэй играл на флейте. Он не был виртуозом, но годы тренировки слуха и контроля над дыханием делали его игру пронзительной. Он играл одиночество, ветер в горах и тихий шепот реки в тёмной долине.
За это ему иногда давали миску похлёбки или разрешали переночевать в сарае. Однажды добрая старушка, подавая ему варёную картошку, вздохнула:
— Ох, отец, тяжко тебе, наверное, по свету скитаться, ничего не видя.
Если бы ты знала, бабушка, как много я вижу, — подумал Дзюнъэй, молча принимая подаяние. — И как сильно я сейчас завидую твоей настоящей слепоте.
Его новая личина прирастала к нему, как вторая натура. Но под грубым холстом кэса, в глубине души, по-прежнему сидел растерянный юноша, который в ужасе ждал встречи с Тигром и втайне надеялся, что дорога до Каи никогда не закончится.
Глава 5
Идиллия мирных деревень осталась позади, словно кто-то перелистнул страницу иллюстрированного свитка с видами природы на страницу из Ада. Воздух, ещё недавно наполненный ароматом влажной земли и цветущей гречихи, стал тяжёлым и едким. Теперь в нём висела взвесь пепла и сладковато-приторный запах тления, от которого першило в горле и слезились глаза — даже сквозь узкие щели тэнгая.