И не опустив головы, с прямой спиной, как подобало монаху, несущему свой крест, Юкио Дзюнъэй сделал свой первый шаг вниз, навстречу своей судьбе. Навстречу Тигру.
Глава 6
Воздух у подножия замковой горы был густым и звонким. Звонким от лязга оружия, отрывистых команд, скрипа телег и гомона сотен голосов. Запах — сложный коктейль из конского пота, лака от доспехов, древесного угля и жареного мяса. Каи был не просто крепостью. Он был живым, дышащим организмом, сердцем могущественной провинции, и его ритм был учащённым, боевым.
Дзюнъэй, прижимая к груди посох и свою драгоценную пропускную табличку, слился с потоком людей, движущихся к главным воротам. Ворота были монументальными, из толстенных брёвен, окованных чернёным железом. По бокам высились каменные башни, с которых за ним пристально следили невидимые глаза лучников. Над вратами красовался свирепый расписной барельеф тигра — камон клана Такэда.
Очередь продвигалась медленно. Купцов с их товарами досматривали особенно тщательно, вытряхивая тюки с рисом и тыкая копьями в бочки с солёными сливами. Когда подошла очередь Дзюнъэя, старший из стражи, коренастый самурай с лицом, изъеденным оспой, грубо протянул руку.
— Эй, корзина! Документы!
Дзюнъэй молча протянул деревянную табличку. Самурай взял её, повертел, кивнул, признавая печать Окубо, но его взгляд оставался подозрительным.
— Комусо, значит… — проворчал он. — Слепой и немой. Очень удобно. А ну-ка, снимай свою корзину. Хочу посмотреть, какие у тебя глаза.
Это был критический момент. Дзюнъэй с показной нерешительностью провёл рукой по ободу тэнгая, делая вид, что не понимает, а потом медленно, будто нехотя, приподнял его ровно настолько, чтобы открыть нижнюю часть лица и шею, но оставив глаза в глубокой тени. Он беззвучно пошевелил губами, имитируя немую молитву.
— Да я тебя про глаза спросил, а не про рот! — рявкнул стражник, но его напарник, помоложе, уже тыкал пальцем прямо в щели плетёного купола, в сантиметре от зрачков Дзюнъэя. Тот не дрогнул, не моргнул, его взгляд оставался пустым и невидящим, устремлённым в никуда.
— Да брось, Киносита, — лениво сказал второй стражник, — видишь же, настоящий. Глаза как у мёртвой рыбы. Дай сюда его котомку.
Он выхватил у Дзюнъэя котомку и принялся её вытряхивать. Пучки трав, баночки с мазями, свёртки с кореньями посыпались на грубый деревянный стол. Стражник взял одну из баночек, приоткрыл крышку, понюхал и тут же скривился, зажимая нос.
— Твою мать! — выругался он, швыряя баночку обратно. — Фу-у-у, отец! Что это за мерзость? Твои снадобья воняют так, что могли бы и без яда врага убить! От одной вони тошнить начинает! Или это и есть твой секрет? Враги бегут, носы зажимая?
Его товарищи захихикали. Напряжение немного спало. Пока один стражник смеялся, другой с силой сжал запястье Дзюнъэя, ощупывая его на предмет мозолей от оружия. Но его пальцы наткнулись лишь на жёсткие, грубые натёртости от посоха и верёвок котомки — идеальные руки странствующего аскета.
— Ладно, ладно, проходи, вонючий чудотворец, — буркнул старший, с неохотой возвращая ему табличку. — Определи его в служебные помещения к банщикам. Пусть там свои болячки лечит.
Дзюнъэя грубо подтолкнули вперёд, и он пересёк главные ворота замка Каи. Внутри царила не менее напряжённая, но более упорядоченная атмосфера. Повсюду сновали гонцы, оруженосцы, чиновники с кипами бумаг. Воздух дрожал от низкого гула деловой активности.
Его проводили в длинное, низкое здание из серого камня, притулившееся к внутренней стороне стены. Здесь пахло мылом, паром и влажным деревом. Это были служебные бани и лазарет для прислуги и низших чинов. Смотритель, хмурый мужчина с обидой на всё живое, высеченной на лице, бегло взглянул на табличку.
— Окубо прислал… — пробурчал он. — Ладно. Место есть вон в той каморке, с Дзином. Только чтобы никаких твоих вонючих зелий тут не разводил! Играй на флейте в своё удовольствие, только не ночью, а то я тебя еще раз ослеплю, чтобы ты дважды слепым стал!
Каморка оказалась крошечной, тёмной и насквозь пропахшей дегтярным мылом. В ней стояли две голые нарды, а у стены лежал свёрток с чьим-то нехитрым скарбом. Его соседом оказался тот самый «Дзин» — сухопарый, жилистый старик с лицом, напоминающим сморщенное яблоко. Он сидел на своей нарде и с враждебным видом чинил деревянную шлёпанку.
— Новый, да? — хрипло бросил он, не глядя на Дзюнъэя. — И ещё слепой. Прекрасно. Теперь мне за тобой убирать и тебя водить? Я тебе не нянька!
Дзюнъэй молча поклонился в его сторону и начал, медленно и осторожно, устраивать свой угол. Он разложил котомку, повесил на гвоздь свою влажную одежду, поставил в угол сякухати. Старик с любопытством наблюдал за его точными, выверенными движениями.