Эту процедуру повторяли несколько раз. Вскоре документы приобрели нужный вид: бумага пожелтела и стала слегка ломкой по краям, чернила потускнели и слегка расплылись в некоторых местах, появились едва заметные разводы от конденсата. Они выглядели так, будто их тайно перевозили через горные перевалы и прятали в сырых схронах в течение многих месяцев.
В один из таких моментов, когда Дзюнъэй извлекал ящик из ледника, его руки дрожали уже не от холода, а от осознания масштаба их аферы. Такэда, наблюдавший за процессом, нарушил молчание:
— Страшно подумать, — произнёс он задумчиво, — какую разрушительную ложь ты мог бы создать, если бы остался моим врагом. Твоё искусство… оно поистине впечатляет.
Дзюнъэй поднял на него взгляд. В его глазах не было гордости, лишь глубокая, суровая серьёзность.
— Я и сейчас создаю ложь, господин, — тихо ответил он. — Просто теперь она на службе у правды. Остро отточенный клинок может убить невинного, а может остановить убийцу. Я просто выбираю, в чьей руке мне быть.
Он захлопнул крышку ящика с готовыми «доказательствами». Звук эхом разнёсся по ледяному склепу. Оружие было готово. Оставалось его применить.
Воздух в Комнате Шепота, обычно наполненный напряжённой тишиной, теперь гудел от низкого, ровного голоса Такэды Сингэна. Перед ним на коленях сидел самурай лет тридцати пяти с умными, быстрыми глазами и шрамом через бровь, который придавал его лицу не свирепость, а скорее выражение постоянной лёгкой задумчивости. Это был Кадзита Хидэто, один из лучших разведчиков Такэды, мастер легенд и импровизации.
— …твоя история должна быть простой, как удар мечом, — говорил Такэда, водя пальцем по карте. — Ты — Ёсиро, мелкий торговец-контрабандист. Ты возил шелк и сакэ через перевал Дзао. Тебя завербовал человек, которого ты знаешь только как «Господин Клён». Он платил тебе золотом за то, чтобы ты доставлял его «личные письма» в тайник у руин старого храма на нашей стороне. В этот раз груз был особый. Ты не знаешь содержимого, но «Клён» был особенно нервным и заплатил вдвойне.
Кадзита кивал, его глаза были закрыты, губы беззвучно повторяли слова господина, вживаясь в роль.
— Патруль Уэсуги должен перехватить тебя вот здесь, — Такэда ткнул в точку на изгибе горной тропы. — Ты попытаешься бежать от патруля с нашей стороны, они ранят тебя в плечо. Не сильно, но достаточно для правдоподобия. Ты уронишь свой мешок. В нём, среди тюков с дешёвым шёлком, они найдут вот это. — Он отодвинул в сторону карту и выдвинул просмолённый ящик с созданными Дзюнъэем документами.
Дзюнъэй, наблюдавший из тени, вмешался:
— Рана должна быть справа. Если он правша, он инстинктивно схватится за мешок левой рукой, и он выпадет естественнее. И пусть он попытается его поднять, прежде чем упасть. Отчаяние важнее самой раны.
Кадзита открыл глаза и оценивающе посмотрел на ниндзя. Между двумя мастерами маскировки пробежала искра взаимного понимания.
— Справа, — кивнул Кадзита. — И я буду не клянчить о пощаде, а умолять их вернуть мне мешок. Скажу, что иначе моя семья умрёт с голоду. Это вызовет больше любопытства, чем страх.
— Идеально, — одобрил Такэда. — Когда письма попадут к Уэсуги, тебя начнут допрашивать. Сначала — жёстко. Ты должен продержаться несколько часов, отрицая всё. Потом, когда они покажут тебе письма и пригрозят казнью, ты сломаешься. Ты назовёшь имя «Фудзита». Скажешь, что слышал, как «Клён» говорил это имя в сердцах, когда один из предыдущих гонцов опоздал.
— Скажу, что боялся произносить имя могущественного советника, — добавил Кадзита, уже полностью в образе запуганного контрабандиста Ёсиро. — Что думал, это просто совпадение.
— Именно. Деталь, которая убедит. — Такэда откинулся назад. — Вопросы?
Кадзита кивнул. Легенда была выточена, как клинок.
Операция «Случайная находка» началась на рассвете. Кадзита в потрёпанной одежде торговца, с искусно набитым синяком под глазом и подтеками грязи на лице, скрылся в утреннем тумане, направляясь к границе. Группа «преследователей» — самураев Такэды, переодетых в лёгкие доспехи, — выдвинулась следом.
Дзюнъэй и Такэда остались в замке. Наступили самые тяжёлые часы — часы выжидательного бездействия. Они расположились в кабинете Такэды. Дзюнъэй в качестве слепого монаха, ожидающего, когда его позовут для сеанса, чтобы облегчить головную боль даймё, вызванную долгим изучением карт. Но дверь была приоткрыта, позволяя им перекидываться редкими, лаконичными фразами.