Дзюнъэй не мог усидеть на месте. Его тело, привыкшее к действию, предательски напрягалось от каждого шороха за окном, от каждого крика дальнего дозорного. Он мысленно прокручивал каждый этап: качество подделки, убедительность легенды Кадзиты, бдительность патруля Уэсуги. Одна ошибка, одна чрезмерно любопытная голова среди самураев противника, который решит не везти непонятного контрабандиста к командиру, а сразу зарубить на месте, а бумаги пустить на растопку костра… Всё рухнет. И он, и Такэда, и, возможно, весь хрупкий мир в регионе.
— Они должны были уже выйти на тропу, — пробормотал он.
— Они выйдут, — спокойно ответил Такэда, не отрываясь от отчёта о сборе урожая. — Кадзита знает своё дело. Он опоздает ровно настолько, чтобы патруль Уэсуги, возвращающийся с ночного обхода, вышел ему навстречу.
— А если патруль сегодня сменили? Если у них новый командир, более осторожный?
— Тогда Кадзита спровоцирует стычку сам. Он «случайно» уронит один из тюков с настоящим, контрабандным сакэ прямо перед ними. Ни один солдат не устоит перед соблазном проверить, нет ли еще чего вкусного. Это отличный способ завязать знакомство.
Дзюнъэй взглянул на него с изумлением. Такэда продумал не только план А, но и планы Б, В и, вероятно, Г. Эта холодная, всеобъемлющая расчетливость была одновременно пугающей и внушающей глубочайшее уважение.
Чтобы усилить эффект, Такэда отдал тихий приказ своему адъютанту. Вскоре по замку забегали гонцы, понесясь к приграничным фортам. Началась тихая, но заметная подготовка: проверялось снаряжение, со складов извлекались лишние пайки, офицеры стали чаще собираться у карт. Слух о возможном локальном наступлении на том самом участке, о «предательстве» которого кричали поддельные письма, пополз по лагерю. Это была идеальная дезинформация — она работала безотказно, создавая атмосферу неизбежности и правдоподобия.
К полудню напряжение достигло пика. Дзюнъэй был похож на струну, готовую лопнуть. Его «созерцание» стало абсолютно бутафорским.
Такэда отложил кисть.
— Отец, — обратился он к нему, соблюдая легенду. — Подойди. Мои плечи снова скованы. Твои руки приносят облегчение.
Дзюнъэй поднялся и молча подошёл к креслу даймё. Его пальцы, привыкшие к массажу, легли на напряжённые мышцы Такэды, но сегодня в их движениях не было привычной уверенности. Они были резче, чуть более порывисты, выдавя внутреннюю дрожь.
Такэда указал на низкий столик с расчерченной доской для го и двумя чашами с камнями.
— Сыграем. Это успокаивает нервы. И напоминает, что иногда нужно пожертвовать несколькими камнями, чтобы выиграть партию.
Дзюнъэй замер, смотря на доску с неподдельным ужасом. Он видел эту игру, конечно, но для ниндзя из Долины Тенистой Реки это было пустой тратой времени — занятие для досужих аристократов и философов.
— Господин, я… я не умею, — честно признался он.
— Все когда-то не умели, — невозмутимо ответил Такэда. — Садись. Чёрные камни твои. Начинай.
Дзюнъэй неуверенно взял гладкий, прохладный камень и после секундного раздумья поставил его прямо в центр доски. Такэда не сдержал лёгкой улыбки.
— Смелый ход. Бесполезный, но смелый. — Он своим камнем сразу же занял один из углов. — Го — это не про захват территории в лоб. Это про влияние. Про контроль. Про то, чтобы твой противник сам загнал себя в ловушку, которую ты для него подготовил.
Они сделали ещё несколько ходов. Дзюнъэй пытался строить что-то похожее на стену, Такэда легко окружал его камни, не давая им развиться.
«Он хочет, чтобы я пожертвовал несколькими камнями? — с горькой иронией думал Дзюнъэй, глядя на свои безнадёжно окружённые группы. — Я уже пожертвовал всем, что у меня было. Своим кланом, своей верой, своей личностью. Я поставил на кон всю свою жизнь, а он предлагает мне поиграть в камушки».
Внезапно в дверь постучали. Вошёл адъютант Такэды и молча положил на стол свернутый в трубочку тонкий листок бумаги — донесение от дальнего наблюдательного поста. На нём был всего один иероглиф: «Рыба клюнула».
Такэда медленно положил свой камень на доску, забрав последнюю группу Дзюнъэя.
— Партия окончена. Кажется, наш камень, который мы пожертвовали, сработал. — Он посмотрел на Дзюнъэя, и в его глазах горел тот самый холодный огонь, который видели его враги на поле боя. — Механизм запущен. Осталось посмотреть, какую именно рыбу мы поймали на этот крючок.