Сердце Дзюнъэя забилось чаще. Это было оно. Неопровержимое доказательство.
Он не стал забирать свиток. Его пропажа сразу бы спугнула Макимуру. Вместо этого он достал из потайного кармана крошечный футляр с инструментами: тончайшие кисточки, баночку с тушью, листы рисовой бумаги, тоньше лепестка. Работая при слабом освещении, он сделал несколько идеальных прорисовок шифра и, что самое важное, оттиска печати. Его пальцы не дрогнули ни разу. Это была ювелирная работа, венец его обучения в Долине Тенистой Реки.
Именно в этот момент снаружи, за дверью покоев, раздались шаги и довольный голос самого Макимуры.
— …и поставьте клетку вот сюда, на стол! Я хочу наслаждаться его пением во время работы!
Дзюнъэй мгновенно задвинул картину на место, сам оставаясь внутри, замер, погасив свой крошечный светильник. Он прильнул к стене в самом тёмном углу алькова, слившись с тенями.
В комнату вошёл Макимура. Он нёс изысканную золотую клетку, внутри которой сидел крупный зелёный сверчок.
— Великолепно! Просто великолепно! — восхищался советник, ставя клетку на стол. — Послушайте эту песню! Музыка успеха!
Сверчок, как бы в ответ, издал серию громких, пронзительных трелей. Звук разносился по тихой комнате, ударяясь о стены. Макимура заслушался.
Для Дзюнъэя же этот стрекот был подобен ударам барабана, возвещающим о его поимке. Он не мог пошевелиться. Любой шорох был бы немедленно услышан. Он стоял, затаив дыхание, в темноте, пока советник наслаждался «музыкой успеха», которая могла в любой момент обернуться маршем его ареста.
Прошло десять мучительных минут. Наконец, Макимура, напев себе под нос, вышел, запирая за собой дверь.
Дзюнъэй выдохнул. Он бережно спрятал драгоценные прорисовки и так же бесшумно, как и появился, покинул логово советника. У него было всё необходимое. Теперь нити паутины, сплетённой Макимурой, вели прямиком к его собственной гибели.
Вечерние тени удлинялись, окрашивая кабинет Такэды в цвета меди и золота. Воздух был спокоен, почти торжественен. Именно в такой обстановке даймё приказал пригласить к себе советника Макимуру для «неформальной беседы о насущных вопросах управления».
Макимура вошёл с видом человека, обременённого важными заботами, но с едва скрываемым торжеством в глазах. Он видел, как «слабеет» его господин, и уже ощущал себя фактическим правителем Каи. В углу комнаты, неподвижный, как статуя, сидел слепой монах-комусо. Макимура не удостоил его даже взгляда.
— Макимура-доно, — начал Такэда, его голос был усталым, но дружелюбным. Он указал на подушку напротив. — Прошу, присаживайтесь. Эти беспокойные недели выявили некоторые… нестыковки в отчётах о снабжении армии. Как человек, взявший на себя этот груз, не могли бы вы прояснить?
Беседа началась с невинных вопросов о тоннах риса, бочках соли, количестве новых копий. Макимура, готовый к подобному, отвечал гладко, цитируя цифры с лёгкостью опытного управленца. Но вопросы Такэды становились всё более точными, всё более неудобными. Он спрашивал о конкретных датах, о переводах средств через определённых менял, о странных задержках поставок, которые совпали с пиком «неудач» на границе.
— Уверен, это просто канцелярские ошибки, господин, — голос Макимуры начал терять уверенность, в нём появились металлические нотки. — Беспорядок во время кризиса… Вы же понимаете.
— Понимаю, — тихо согласился Такэда. Его взгляд стал тяжёлым, как свинец. — Но я не понимаю вот чего. Как канцелярская ошибка привела к тому, что карты дислокации наших войск оказались у клана Кагэкава? Карты, которые могли видеть лишь вы да я.
Комната замерла. Макимура побледнел.
— Это… это чудовищное обвинение! Клевета! — он вскочил на ноги, его пальцы судорожно сжались.
В этот момент Такэда молча кивнул в сторону комусо.
Раздался лёгкий щелчок. Плетёная корзина-тэнгай была снята. С подушки поднялся Дзюнъэй. Его лицо было бесстрастным, глаза смотрели на Макимуру с холодной ясностью.
— Пятнадцатый день месяца быка, — его голос был ровным, безжизненным, как чтение погодного отчёта. — Перевод в десять золых кобанов через менялу Годзаэмона в приграничный городок Итикава. Двадцатое число — передача через того же менялы сводки о передвижении третьей когорты. Сумма — пятнадцать кобанов. Все операции подтверждены вашей личной печатью.
Он медленно развернул листок тончайшей рисовой бумаги с идеальной прорисовкой той самой печати.