Макимура смотрел на него с открытым ртом, его лицо исказилось гримасой чистого, животного ужаса и ненависти.
— Ложь! — закричал он, его голос сорвался на визг. — Подлог! Это всё подстроено! Этот… этот выброшенный щенок! Убийца в маске! Он всё подделал!
— Печать можно подделать, — согласился Дзюнъэй, не повышая голоса. — Но лишь до степени идеального сходства. Ваша печать имеет уникальную щербинку на крыле дракона, полученную, когда вы уронили её три года назад во время пира. И она здесь. — Он ткнул пальцем в прорисовку.
Макимура замолк. Его дыхание стало частым и прерывистым. Он был в ловушке, и он знал это.
Такэда поднялся. Он казался выше, могущественнее, чем когда-либо. Вся его «усталость» испарилась.
— Ты не просто предатель, Макимура. Ты глупец. Ты вёл бухгалтерию своего предательства на обороте бесценного свитка, словно хотел любоваться своим коварством, как произведением искусства. Ты превратил своё тщеславие в петлю на своей шее.
Он сделал паузу, давая словам достигнуть цели.
— Ты служил мне долго. За это ты получишь ту же милость, что и твой покойный друг Фудзита. Ты совершишь сэппуку. Сегодня. Тихо и без лишних глаз. Твоё имя будет вычеркнуто из хроник. Твоя семья будет лишена всего и изгнана, но их жизни я пощажу. Таков мой приговор.
Макимура не стал больше сопротивляться. Вся спесь и надменность ушли из него, оставив лишь пустую, дрожащую оболочку. Он молча кивнул, его глаза были пусты. Двое стражей, появившихся словно из ниоткуда, повели его прочь.
Когда дверь закрылась, в кабинете воцарилась тишина. Такэда тяжело опустился в кресло.
— Вот теперь, — выдохнул он, — операция завершена. Два хвоста у одного змея отрублены. Внешний и внутренний. Теперь мы можем спать спокойно. По крайней мере, до следующего змея.
Он посмотрел на Дзюнъэя, который снова казался измождённым после ночей слежки и напряжённого противостояния.
— На этот раз, — сказал Такэда, и в его голосе впервые прозвучала лёгкая, почти отеческая улыбка, — я полагаю, тебе не придётся красть персики. Кухня к твоим услугам. Скажи повару, что это моё распоряжение. И… пожалуйста, на этот раз ешь за столом. А не на полу в спальне у врага.
Дзюнъэй вздохнул. Усталость накатывала на него волной. Но впервые за долгое время это была усталость не от безысходности, а от сделанной работы. Тяжёлой, грязной, но необходимой.
Тишина, наступившая после самоубийства Макимуры, была обманчивой. Дзюнъэй чувствовал это кожей. Основная угроза была устранена, но одна, самая личная и болезненная, всё ещё витала в воздухе Каи. Он знал, что Акари не уйдёт. Её ярость и обида на предательство были слишком сильны.
Он не ошибся. Их встреча произошла не в темном коридоре и не на крыше, а в самом неожиданном месте — в саду камней при старом храме на территории замка. Место было пустынным, умиротворяющим, что создавало сюрреалистичный контраст с тем, что должно было произойти.
Дзюнъэй пришёл туда на рассвете, следуя условному знаку — сломанной ветке сакуры, воткнутой в землю у входа. Он шёл без оружия, в простом тренировочном кимоно. Акари уже ждала его. Она стояла спиной к нему, её фигура была напряжена, как тетива лука. На ней была тёмная, функциональная одежда ниндзя, и сюрикэны в её руках блестели в первых лучах солнца.
— Ты пришёл, — её голос прозвучал хрипло, без эмоций. — Я думала, ты будешь прятаться за спиной своего нового господина до конца.
— Мне нечего прятаться, Акари, — тихо ответил Дзюнъэй.
Она резко развернулась. Её глаза пылали.
— Предатель! Ты предал клан! Предал меня! Ты забыл всё, чему нас учили! Тень не имеет права на собственное мнение! Тень выполняет приказ!
— Слепая тень рано или поздно приводит своего хозяина в пропасть, — парировал он. — Я увидел пропасть и отказался вести туда клан.
Этого было достаточно. С криком ярости Акари атаковала. Это не был бой в обычном понимании. Это был танец смерти, где один партнёр отказывался наносить удары. Дзюнъэй только защищался. Он использовал чисто оборонительные техники, которым их учили для обезоруживания и захвата без убийства: мягкие блоки, уходы с линии атаки, подсечки.
Сюрикэны со свистом пролетали мимо, вонзаясь в стволы деревьев. Её клинки описывали смертельные дуги, но встречали лишь пустоту или скользили по его рукам, обёрнутым тканью. Он двигался с устрашающей эффективностью, предугадывая каждое её движение. Он знал её стиль лучше, чем кто-либо другой.
— Дерись, трус! — выкрикнула она, яростно нападая. — Покажи, чему научил тебя твой Тигр!