— Дзюн?! — в его ухе прозвучал голос Акари, и видение рассыпалось.
Он моргнул, снова увидев перед собой костёр и её любопытное лицо.
— Ты тут, а тебя нет. Уносишься в страну грёз? Делись, не жадничай.
— Вспоминал, как я получил своё имя, — тихо сказал Дзюнъэй.
— А, — Акари отломила кусок жареного батата и протянула ему. — Это интересно. Мне всегда было любопытно. Откуда ты? Со стороны, это видно.
— Со стороны? Что видно?
— Ну, не знаю. То, что ты всё обдумываешь. Смотришь на задание не как на приказ, а как на… доску с обливными шашками. У тех, кто родился здесь, такого нет. Для нас это просто работа. Как дышать.
Дзюнъэй взял батат. Он был тёплым и сладким.
— Меня нашли в городе. Я был никем. Без имени. Хитоси… старик Хитоси, ты его знаешь, он сейчас на покое… он дал мне всё. Еду. Кров. Имя. «Чистая Тень». Для меня клан — это всё. Это единственная семья, которая у меня есть. — Он замолчал, пережевывая пищу. — Но иногда… иногда я думаю, ради чего всё это? Мы выполняем приказы. Иногда они правильные. А иногда…
— А иногда мы возвращаем сбежавших дочерей их любящим папочкам, — с сарказмом закончила за него Акари. — Ну и что? Они платят. Мы делаем. Всё просто. Не надо усложнять.
— Для тебя это просто? — посмотрел на неё Дзюнъэй.
Акари пожала плечами.
— Я родилась здесь. Мой отец был ниндзя. Моя мать была ниндзя. Они погибли на задании, когда мне было пять. Для меня нет «снаружи». Весь этот большой мир с его даймё, самураями и глупыми девчонками, которые бегают от пап, — это просто… декорации. Наша работа — делать то, что нам говорят. Долг. Честь клана.
— Но где в этом наша честь? — тихо спросил Дзюнъэй. — В том, чтобы обманывать и похищать?
— Наша честь — в том, чтобы быть лучшими! — её глаза вдруг вспыхнули. — Чтобы, когда клану что-то нужно, он мог положиться на нас. Чтобы наше слово — слово Тенистой Реки — что-то значило. Чтобы нас боялись и уважали. Ты думаешь, самураи лучше? С их «честью» они режут друг друга и грабят деревни. Мы хотя бы честны в своём бесчестии.
Она сказала это с такой искренней, непоколебимой верой, что Дзюнъэй не нашёл, что возразить.
— Может, ты и права, — он снова уставился на огонь. — Просто… иногда быть просто тенью оказывается сложнее, чем я думал.
— Потому что ты думаешь слишком много, — Акари ткнула его локтем в бок, уже снова возвращаясь к своему обычному настроению. — Вот в чём твоя проблема. Перестань шевелить извилинами и просто делай, что велят. Смотри — живы же пока. И с ногами всё в порядке. Ну, почти.
Она встала, потянулась так, что у неё хрустнула спина.
— А теперь, если твои философские муки закончились, пойдём спать. Завтра старина Сота снова будет пытаться утопить нас в той чёртовой реке. А я хочу быть в форме, чтобы дать ему достойный отпор. Хотя бы во сне.
Она ушла, оставив его у огня. Дзюнъэй остался сидеть, слушая, как потрескивают угли. Он чувствовал благодарность к клану. Верность. Но где-то глубоко внутри, под грузом долга и обучения, шевелилось крошечное, упрямое семя сомнения. Семя, которое искало не только свет, чтобы отбросить тень, но и почву, чтобы прорасти во что-то своё.
Их вызвали к Оябуну на следующее утро. Мудзюн сидел за своим низким столиком, а перед ним на грубой ткани лежал предмет, от которого захватывало дух даже у видавших виды ниндзя. Это была печать. Вырезанная из цельного куска тёмно-зелёного нефрита, почти чёрного в глубине, с прожилками молочно-белого дымка. Она была изумительной работы: на её ручке в мельчайших деталях был вырезан спящий дракон, обвившийся вокруг себя.
— Судья Бундзи, — без предисловий начал Мудзюн, касаясь печати кончиком пальца. — Человек, чья жадность сравнима разве что с его же глупостью. Он разоряет честных торговцев непомерными пошлинами и конфискациями в пользу своих… друзей. Наши заказчики — гильдия рисовых торговцев. Они хотят не его смерти. Они хотят его бессилия.
Он перевернул печать, показывая идеально отполированную поверхность с вырезанными иероглифами — именем и титулом судьи.
— Без этого куска камня его указы — просто мазня на бумаге. Ваша задача — обеспечить ему творческий кризис. Навсегда.
Акари свистнула сквозь зубы, оценивая камень.
— Красота. На что меняем?
— На оригинал. Это подделка, и она должна оказаться у судьи.
Дзюнъэй взял её в руки. Камень был холодным и… обычным. Это был просто кусок зелёного мыльного камня, искусно окрашенный и отполированный.