Краем глаза Беримир еще успел заметить, как Мила тихонько переползает за поваленное дерево. Он понадеялся, что у нее недостанет глупости напомнить о себе, в попытке помочь ему. Иначе все может стать еще хуже.
Кое-как собравшись с силами, Беримир сумел перекинуть волка на спину, оказавшись сверху, и дернуть закушенную руку из пасти. Послышался треск ткани снег оросило кровью, дразня звериный нюх. Волк заворчал, но пасть разжал только, когда Беримир сдавил ему горло, а в следующий миг извернулся и ухватился за ворот тулупа. Оказавшись вновь хозяином положения, он протащил противника лицом по снегу чуть больше сажени и отшвырнул в сторону. Силы были неравны, пока один из них оставался человеком.
Помощи ждать было неоткуда, единственный выход для – перевернуться. Зверь кружил в отдалении, не спеша, играючи, но как только Беримир начнет раздеваться, он нападет. Возможно, стоило сделать это на ходу, потому что отвлечь волка не выйдет, а иначе одолеть его не получится.
Беримир незаметно расстегнул застежку на тулупе, пока зверь нюхал воздух, и медленно снял один сапог. Тот не повернулся в его сторону, продолжая свою игру. Выжидать было нечего, да и слишком рискованно – волкодлаку могло все это надоесть. Поэтому Беримир уже чуть быстрее снял второй сапог. Волк остановился и оскалился, будто ухмыляясь. В желтых глазах плескалась насмешка. Взглянув в них, он подумал о том, что, скорее всего, придется душить перевертыша голыми руками.
Время неумолимо утекало сквозь пальцы. Он не мог с точностью сказать, сколько уже длилась их игра. Сейчас Беримиру казалось, что прошла уже вечность. Будто жизнь проносилась мимо него со скоростью бешеной собаки, а он стоял на месте и не мог осмыслить происходящего. Не мог ни влиться в этот безумный поток, ни притормозить его. Но осознание того, что в конце этой гонки его неминуемо ждет смерть, нависло над Беримиром словно мрачная туча.
Стрела прилетела справа и попала в открытый волчий бок, войдя почти наполовину. Зверь взвыл и кинулся на Беримира с такой яростью, будто это он выпустил ее. Быстро стянув через голову рубаху, он увернулся от острых клыков и поспешил расправиться со штанами, но споткнулся и упал. Это в итоге и спасло ему жизнь. Сзади послышались крики и ругань, а прямо над ухом просвистела еще одна стрела.
Опустившись на колени в холодный снег, человек закрыл глаза и воззвал к своему внутреннему волку. Только не подведи, подумал он, начиная переворачиваться и ощущая знакомую боль в костях. Кожу обожгло огнем, время застыло. Он слышал тяжелое дыхание врага, приближающегося к нему, чуял запахи на несколько верст вокруг. Заячьи тропы у окраины небольшой рощи, сразу за поляной; зимующие мыши глубоко под снегом, в мерзлой земле; притихшая в страхе белая северная лиса под кустом толокнянки, явно напуганная шумом битвы.
Открыв глаза, он уже не был человеком. Волкодлак поймал противника в прыжке, вцепившись клыками в шею, и они вместе упали в снег, и затихли.
Когда рыбак осмелился подойти ближе, оба перевертыша уже были людьми. Чужак лежал с разорванным горлом. Горячая кровь все еще выплескивалась толчками из раны, от нее шел легкий пар. Из бока торчала стрела.
Беримир сидел возле него, задумчиво глядя на символ на груди волкодлака. Всего мгновенье, одно единственное мгновенье решило его судьбу. Удачный бросок для него, и смертельный для противника. А ведь все могло быть совершенно иначе. Они могли бы поменяться местами, и сейчас его побежденный враг уже вырывал глотку у старика, а расправившись с ним, нагнал бы до смерти напуганную девчушку и с наслаждением вырвал все внутренности из ее тщедушного тельца. Вид ее перекошенного в предсмертном крике лица с забрызганными кровью щеками, отрезвил Беримира. Он еще раз, но уже более осмысленно, осмотрел символ на груди мертвого перевертыша. То, вне всяких сомнений, был Рубежник, представляющий из себя спираль из четырех загнутых под углом линий. Он имеет особую силу, которая, по словам жрецов, призвана налаживать связь человека с Рубежом – границей между мирами. В быту он изображался лишь на кумирнях, капищах и храмах, но там он символизировал границу между мирской жизнью и духовной.
Беримир устремил хмурый взгляд на остывающее тело. Мужчина был средних лет, крепко сложен и гладко выбрит. Заметив подошедшего старика, он отстранился от тела и осмотрел свою пострадавшую руку. Боль только сейчас напомнила ему о ране.