Продвигаясь между хижинами, Канацзучи, подражая одетым в белое местным жителям, скривил губы в такой же, как у них, бессмысленной улыбке, и ни один взгляд не остановился на нем дважды. При дневном свете он увидел, что ни один из этих домишек не был окрашен или оштукатурен. Четыре стены и крыша из гофрированной жести.
Во сне он получил указание найти священные книги в подземных помещениях под церковью, но пока ему не удалось придумать, как туда попасть. Работы велись постоянно, и территория круглые сутки была запружена народом.
Взгляд Канацзучи наткнулся на закругленную крышу высокого здания на юге; японец двинулся в том направлении и по дороге услышал звуки, которых не было вчера.
Детские голоса! Смех!
Японец поспешил в ту сторону, откуда они доносились, и вышел к большой площадке, обнесенной оградой из колючей проволоки. В этом загоне играли в мяч и бегали наперегонки детишки — около сотни, обоего пола и всех цветов кожи. Все не старше восьми или девяти лет.
Неподалеку от площадки тянулись низкие здания — жилые корпуса.
По периметру ограды стояли взрослые. Они не участвовали в игре, не старались поощрить или приободрить участников; просто стояли и смотрели.
Теперь японец увидел достаточно, чтобы понять: люди в городе жили под воздействием самой мощной формы ментального контроля, с которой ему приходилось сталкиваться. Попытка проникновения в сознание рабочих оказалась безуспешной. Он не мог определить, каким образом и почему эти люди оказались во власти какой-то групповой иллюзии, ибо их мысли ограждала глухая, непроницаемая стена, однако… какова бы ни была природа энергии, обеспечивающей власть над сознанием этих людей, она уже начинала приходить в упадок.
А вот детишки по каким-то соображениям оставались свободными и даже выглядели счастливыми. Их растили в кругу сверстников, в отрыве от их семей.
«Здешние заправилы просто ждут, когда дети подрастут, — понял Канацзучи. — Как фермеры, которые выращивают домашний скот».
Маленькая кудрявая девочка подбежала к изгороди, под которую подкатился, остановившись у ног Канацзучи, ярко-красный мячик. Он поднял его и протянул ребенку. Девочка застенчиво посмотрела на него, и тогда японец неуловимым движением руки заставил мячик исчезнуть, а потом, протянув руку сквозь изгородь, выудил его откуда-то из-за ее уха. Удивленно охнув, девочка прижала мяч к себе и со смехом побежала к остальным детишкам.
Заметив, что их общение привлекло внимание взрослых, Канацзучи снова надел на лицо мертвую улыбку, вежливо помахал рукой и зашагал прочь.
В стороне от хижин на открытом пространстве виднелось двухэтажное здание склада. Выждав момент, когда рядом никого не было, Канацзучи приблизился к нему. Амбарного типа двойные двери были чуть приоткрыты, их охраняли двое зевающих часовых в белых рубахах. Японец незаметно обогнул строение и обнаружил сзади еще одну дверь. Потрогал ручку, потом повернул, а когда дверь приоткрылась, скользнул внутрь.
Большую часть помещения занимали деревянные, покрытые парусиной и закрепленные веревками ящики, поставленные один на другой на высоту его роста. Канацзучи прошел между рядами и, оказавшись вне видимости от передней двери, перерезал веревку и отжал крышку ящика. Внутри находилось двенадцать винтовок; итак, в помещении хранилось не меньше тысячи стволов.
Его внимание привлекли неправильной формы предметы, покрытые парусиной, — это оказались мощные ружья на крепких треногах. Рядом были во множестве составлены ящики поменьше, помеченные нанесенной по трафарету надписью «ГАТЛИНГ» и содержавшие свернутые патронные ленты. Видеть такое оружие Канацзучи до сих пор не приходилось, но он о нем слышал и знал, как оно называется — «пулемет». Рассказывали, что один человек, вооруженный пулеметом, способен на открытой местности положить сотню противников меньше чем за минуту.
Поблизости послышался негромкий храп. Звук привел к человеку в белой рубахе, спавшему на земле; рядом с ним лежала винтовка. Судя по лицу, это был китаец.
Канацзучи подхватил винтовку, наклонился и потыкал китайца в нос кончиком ствола. Тот проснулся, однако казался вялым и безразличным ко всему, включая уставленное ему в лицо ружейное дуло.
— Почему ты спишь на дежурстве? — спросил Канацзучи по-мандарински.
— Ты доложишь обо мне? — безразличным тоном осведомился незадачливый караульный.