Дивясь организованности захватчиков и красноречию их командира, я обратил внимание на то, что настала и наша очередь: добравшись до стоявшей рядом со мной Светланы, молодой сухощавый «чех» с зеленой косынкой на голове очень резво (этакий живчик) начал обыскивать мою жену, моментально забрался к ней под юбку и задержал там руку, плотоядно озарившись жадным взором.
Горячая волна ненависти ударила мне в голову: с трудом сдержавшись и подавив естественное желание зарядить живчику в репу, я ухватил его за руки, подтащил к себе и, фиксируя захват, громко произнес, выговаривая каждое слово:
– Эй, вайнах! У тебя знамя пророка на голове! И ты во время газавата лапаешь женщину?! Аллах тебя за это не похвалит!
Живчик сноровисто освободился от захвата и отскочил назад, быстро переведя автомат из-за спины на меня. Впившись взглядом в палец на спусковом крючке, я присел и напрягся, готовый молниеносно метнуться в сторону от плоскости стрельбы и оттолкнуть Светлану. Хотя в принципе я прекрасно понимал, что долго метаться не придется – ичкерские волки порвут на куски.
Рядом с живчиком неожиданно возник лентоносец – командир боевиков. Ударив по плечу изготовившегося к стрельбе соратника, командир слегка оттолкнул его в сторону и пробормотал по-чеченски:
– Тебе что, не терпится? Подождать не можешь, а? Делом займись!
Живчик злобно зыркнул на командира, но смолчал, а я сделал вид, что ничего не понял – ребята могут заинтересоваться, откуда это такой шустрый пацан, почти лысый и сильно загорелый, да еще понимающий чеченский язык.
– Та-а-ак! – командир «духов» приблизился и некоторое время внимательно рассматривал меня, раскачиваясь с пятки на носок и поглаживая кинжал на правом бедре. «Ну вот, началось, – с тоской зафиксировало сознание, а тело начало медленно разворачиваться вправо, чтобы поудобнее долбануть левой ногой на уровне диафрагмы – таким ударом я ломаю сосновую плашку толщиной в 10 см. – Куда ты, тело! – Я вернул ноги на исходное положение и с сожалением констатировал, что еще не выпал из режима «война», не успел перестроиться в стадию нормального мирного регулирования. – «И, наверное, уже не успею», – огорченно констатировало сознание.
– А ты почему такой ловкий, э? – поинтересовался наконец командир «духов», просканировав взглядом мою персону. – Ты почему такой загорелый и стриженый? Э? Ты офицер, да?
На что я тут же, не моргнув глазом, соврал:
– Да какой, в задницу, офицер! Пастух я, бляха, – коров пасу в Ипатово. Тифом токмо что переболел – вот оттого и лысый.
– А откуда ты про газават знаешь? – подозрительно прищурился командир боевиков. – Про знамя пророка, э? Ты для пастуха что-то больно шустрый…
– Дык, телевизер смотрю постоянно, у мине с собой портативный. Насмотрелся про вас – все передачи только и говорят про Чечню… – робко стал оправдываться я и шмыгнул жалостно носом. – А потом, опять же газеты, там, журналы…
Ну-ка, покажи документы, – прервал меня лентоносец, и я с тревогой отметил, что он переключил внимание на мою супругу, вцепился масленым взглядом в Светкины коленки, так неосмотрительно выставленные на всеобщее обозрение из-за задирания юбки в процессе обыска.
– Юбку одерни, дура! – злобно прошипел я, скривив рот набок. – Заправься, я сказал! – И объяснил здоровенному: – А нету у мине документов. На че их мине с собой таскать? Бона, жена у мине пилепсией страдает. Дык, везу в Минводы к знахарю, тама травник есть – Ерофеев. Слыхал поди, а?
– Нету документов, говоришь? – переспросил боевик и недоверчиво мазанул взглядом по карманам моей куртки.
– Ага, нету, – подтвердил я и этак простецки предложил: – Да ты позвони в Ипатово, спроси Антона-пастуха – тама миня каждая собака знает!
. – Эпилепсия, говоришь, – пробормотал «чех». – Ниче себе эпилепсия! – и опять уставился на Светку, как кот на банку со сметаной. Я внутренне взвыл от отчаяния и от всей души пожалел, что автобус выдерживает расписание. Вот, надо же, а! Ведь задержись мы на полчаса – и были бы сейчас полноценные сумерки, при которых не то что коленки – хрен очертания фигуры различишь!
– Эпилепсия! – хмыкнул лентоносец и отошел, буркнув что-то живчику – я не расслышал. Живчик закивал головой, потер ладони и двинулся обыскивать других пассажиров, проигнорировав мою персону.
Дурное предчувствие кольнуло мою легкоранимую душу, и обожгло изнутри ощущение надвигающейся беды.
– Света, – прошептал я, обращаясь к жене, – ты волосы поаккуратнее заколи, ну чтобы не рассыпались.
И приволакивай ногу, когда передвигаться будешь, головкой тряси, как будто эпилептичка. Ясно?
– Ага, – покорно ответила жена. – Постараюсь, – и вцепилась в мою руку. – Ты только не уходи никуда, ладно? Не бросай меня с этими…
– Господи, да куда я уйду? – Я раздраженно потискал ее вспотевшую ладошку и тяжело вздохнул: моя капризная супруга – страшная трусиха и паникерша. Она моментально впадает в прострацию и перестает рационально соображать, стоит какой-нибудь бабке в очереди за хлебом крикнуть на нее, а уж тут…
Процесс экспроприации длился минут двадцать – пока бандиты проводили ревизию вещей и обыскивали пассажиров, сумерки окончательно загустели, и очертания предметов стали недостаточно хорошо различимы. Я слегка приободрился – авось в суматохе и спешке как-нибудь пронесет.