— Об Анне Эскью, ваше величество, — ответил Сюррей.
Король неприятно рассмеялся:
— Как и милорд граф, я ее хорошо запомнил, Слишком смела на язык. Я не люблю, когда женщины начинают учить меня, что надо делать.
Он зарычал от внезапной боли.
— Что ты делаешь, Кейт? Зачем ты мнешь мою могу?
— Тысяча извинений, ваше величество, — ответила Кейт. — Повязка выскользнула у меня на рук.
— Поаккуратнее, моя милая.
Сюррей решил продолжить опасный разговор об Анне Эскью:
— Она ушла от своего мужа, ваше величество.
Но тут его довольно энергично поправила леди Херберт:
— Правильнее было бы сказать, что это муж выгнал ее из дому, ваше величество.
— Что-что? — спросил король.
— Ее муж, ваше величество, выгнал ее из дома.
— У него были на то причины, — произнес Райотесли, криво улыбнувшись леди Херберт и королеве. — Ему не поправилось, что она не хотела подчиняться указам вашего величества.
— И правильно сделал, что выгнал, — сказал король. — Я не потерплю в своей стране неповиновения — от мужчины ли, от женщины ли, какой бы миловидной она ни была.
— Не все могут, — небрежно сказал Сюррей, - склонять голову туда, куда дует ветер.
Король бросил на графа свирепый взгляд, но для этого ему пришлось повернуться на стуле - и его нога выскользнула из рук Катарины, и Генрих вскрикнул от боли.
— На этот раз вы, ваше величество, неосторожно повернулись, — сказала Катарина, — но потерпите, сейчас я закончу перевязку, и вам станет легче. У меня есть новая мазь, которая, я уверена, облегчит боль.
Король снял свою шляпу с пером и вытер пот со лба.
— Как мне надоели все эти новые мази, — ворчал он.
— Как бы мне хотелось вылечить вашу ногу! — воскликнула Катарина.
— Я бы тоже наградил того, кто нашел бы лекарство от этих язв. Клянусь Богом, я не сплю по ночам из-за боли в ноге. Мы сегодня же попробуем твою мазь, Кейт. Ну вот, уже полегчало. — Король повернулся к придворным и нахмурился. — Не женщинам учить меня, что надо делать, — сказал он. — Я согласен в этом со святым Павлом: «Пусть женщины хранят молчание в церкви, ибо им запрещено там разговаривать; им велено подчиняться».
Генрих замолчал и многозначительно посмотрел на жену, стоявшую перед ним на коленях. Он хотел, чтобы Кейт запомнила эти слова. Она была хорошей женщиной и имела самые нежные пальчики при дворе. За это он и любил ее. Но он не терпел женщин, вмешивающихся в дела, которые должны решаться мужчинами, ибо женскому уму далеко до мужского. А Кейт, как и ее подруга Анна Эскью, очень любила вмешиваться не в свои дела. Очень хорошо, что Анну заточили в Тауэр. Генрих надеялся, что его заботливая сиделка Кейт прислушается к его мягкому предупреждению.
Гардинер подобострастно закончил цитату:
—...как велит закон.
Генрих кивнул и пальцем, унизанным драгоценными камнями, погрозил сначала придворным, а потом жене, стоявшей перед ним на коленях.
— У этой Эскью, как я знаю, нашли запрещенные книги, она выступала также за отмену мессы. Держите ее в Тауэре, милорд. Держите до тех пор, пока она не поумнеет.
Гардинер выступил вперед; он склонил голову и заговорил очень серьезным тоном:
— Увы, эта женщина так дерзка, потому что у нее есть друзья при дворе.
— И кто же эти друзья, лорд епископ?
— Это, ваше величество, — произнес епископ, кинув взгляд на королеву, — нам еще предстоит выяснить. — Милорд епископ, — вмешался в разговор Сеймур. — Зачем его величеству знать такие пустяки — кто друзья этой женщины.
— Я тебя не понимаю, братец, — произнес король.
— Эта женщина глупа, ваша милость, только и всего.
— Скажешь тоже, — прорычал король.
— Не стоит о ней говорить, — сказал Сеймур. Катарина, пытаясь унять дрожь в пальцах, молила про себя, чтобы он прекратил этот опасный разговор. Зачем он впутывается в это дело? Неужели не понимает, что его враги только этого хотят?
— Может, и не стоит, — ответил король, — но я хочу преподать урок тем, кто осмеливается оказывать мне неповиновение.
— От женщин, — сказал Гардинер, — бывает столько же неприятностей, сколько и от мужчин. Поэтому пол не служит ей оправданием, Сеймур. По-моему, всякий, кто выступает против нашего правителя короля, — враг Англии, будь то мужчина или женщина.
— Хорошо сказано, — произнес король. Он посмотрел на сэра Томаса и хмыкнул. — Я знаю, о чем подумал наш галантный Сеймур. Она — женщина, поэтому ее надо пожалеть. Ну давай, братец, сознавайся.
— Нет, мой сеньор, я так не думал.
— Неужели? — спросил король. — Не забывай, что я тебя знаю как облупленного.