— Не надо смеяться таким жутким смехом — он меня пугает. Ты должна быть спокойной. Ты должна быть уравновешенной. Твоя судьба зависит от каждого твоего поступка, даже самого незначительного.
— О, сестра, какая судьба ждет бедную Анну Эскью?
— Они не осмелятся подвергать ее пыткам... ведь она — женщина благородного происхождения. Король этого не допустит. Королева посмотрела на сестру и снова расхохоталась, и леди Херберт с большим трудом удалось ее успокоить.
* * *Епископ и канцлер снова гуляли в Большом парке.
— Какие новости, милорд канцлер? — спросил, Гардинер.
— Хорошие новости, милорд епископ. Я схватил тюремщика, как только он расстался с придворной дамой. В пыточной камере он признался, что одежда и еда, которую получала узница, посылалась по приказу королевы.
Гардинер кивнул:
— Это хорошая весть.
— Разве этого недостаточно? Епископ покачал головой:
— У короля опять разболелась нога. А эта женщина — очень, очень хорошая сиделка.
— Вы думаете, что он так ее любит, что не ищет себе другой жены?
— Пока король дышит, он всегда будет готов сменить жену — при условии, что предыдущая делила с ним ложе не меньше месяца.
— Милорд епископ, не далее как неделю назад он сказал мне: «Три года брака, Райотесли, и никаких признаков, что у этой женщины могут быть дети. Я не верю, что вина лежит на мне; поэтому я сделал вывод, что Бог, очевидно, не одобряет моего брака».
— Это хорошо.
— А вы видели взгляды, которые он бросает на миледи Саффолкскую?
— А вот это не очень хорошо. Она, как и королева, погрязла в ереси. Для нас больше подходит миледи Ричмондская. Чем нежнее будут к ней чувства короля, тем лучше. Все зависит от силы его чувств к ней.
— А... если он все-таки предпочтет вдову Брэндона?
— Мы не должны допустить этого. Но сначала надо избавить его от Катарины Парр.
Гардинер был мрачен.
— Мы должны действовать с предельной осторожностью. Не забывайте о докторе Лондоне, умершем от унижений, которым его подвергли.
— Я помню о нем. Но тюремщик сам сознался, что женщина приходила от королевы.
— Слово простолюдина весит немного. Мы должны помнить одно, друг мой, — эта ситуация совсем не простая. Когда в руках Кромвеля оказались доказательства неверности Анны Болейн, король уже жаждал избавиться от нее и жениться па Джейн Сеймур. Теперь же дело обстоит по-другому. Сегодня король желает избавиться от жены, а завтра он вспоминает, что она — его сиделка, и обойтись без нее он не сможет. Если мы расскажем королю о свидетельстве тюремщика в то время, когда ему нужна сиделка, то на наши беззащитные головы обрушится небо. Нет! Будем учиться на ошибках других. Вспомним о браке короля с Екатериной Ховард. Кранмер хорошо знал, как сильно любил ее король. И что он сделал? Он представил королю неоспоримые доказательства ее вины. Мы тоже должны отыскать такие доказательства. Свидетельства тюремщика низкого происхождения совершенно недостаточно.
— Вы хотите сказать, что сама эта женщина — Анна Эскью — должна дать показания против королевы?
— Да, именно это я и хочу сказать. — Но вы ведь ее знаете — она никого не выдаст. «Убейте меня, — скажет она. — Я не боюсь смерти». И, клянусь Богом, одного взгляда на нее достаточно, чтобы понять, что она не боится.
— Она — фанатичка, ей легко говорить это, и быстро умереть — тоже. Но умирать медленной... мучительной... ужасной смертью — это совсем другое дело. На дыбе даже самые храбрые мужчины молили о пощаде.
— Но... ведь она женщина.
Тонкие губы Гардинера сложились в легкую усмешку.
— Она, дорогой канцлер, не женщина, — произнес он, — она — наш враг.
В камере Тауэра Анна Эскью каждый день ожидала казни — в том, что ее приговорят к смерти, она не сомневалась.
Она встала на колени у зарешеченного окна и молилась, потеряв счет времени. На каменных стенах ее камеры были нацарапаны имена людей, сидевших здесь до нее, слова надежды и отчаяния. Она молилась не за себя, а за тех, кто страдал здесь до нее. Она знала, что наделена мужеством, которое позволит ей без страха встретить то, что уготовила ей судьба.
Она начала молиться в полночь, а теперь за окном занималась заря. Сквозь решетки проникал утренний свет — наступал новый день, а она все еще стояла на коленях.
Прошло несколько дней после того, как ее посетила Нэн. У Анны почти не было еды, но она не ощущала потребности в пище. Временами ее ум отвлекался от молитвы, и она вспоминала свое детство в доме отца и дни, когда они с сестрой бродили по саду и были счастливы вместе.