Шестерки сатаны (Black Box - 7)

Влодавец Леонид Шестерки сатаны (Black Box - 7)

Леонид Влодавец

Шестерки сатаны

(Black Box 7)

Часть первая. ОДНАЖДЫ УБИТЫЕ

ОДНОРАЗОВЫЙ КИЛЛЕР

- Капрал, мы его доставили, - доложил Варан. - Посмотришь? - Только через щелочку, боюсь испугаться. Сам выбирал или кто посоветовал? - Считай, что сам. Об ответственности за подбор предупрежден. О мерах взыскания - догадываюсь. - Это приятно. Ты вообще очень повзрослел, как мне кажется, за прошедшие годы. Мне тут пояснили, что ты, оказывается, уже на прямой связи работаешь? Быстро подняли, однако. Покойный Джек четыре года до этого подрастал. - Не знаю такого. Я сам за себя. Между прочим, никто еще не жаловался. - Это я догадываюсь. Ладно, показывай своего кадра так, чтоб он меня не видел. Конечно, Варан меня ни к какой щелочке или дверному глазку не повел - не то время, как-никак XX век на финише. Телевизор включил какой-то - и пожалуйста, любуйся гражданином во всей красе. Если, конечно, это можно назвать "красой". Поскольку протеже Варана "красивым" мог показаться только жуткому сюрреалисту. Сказать проще, Варан со товарищи раздобыли стопроцентного бомжа. То есть представителя славного интернационального племени люмпен-пролетариев, которые уже и цепи потеряли, и остатки человеческого облика. Однако и при социализме эти самые бомжи появлялись как-то сами собой, без посредства ЦРУ, и при переходе к рынку их размножение началось тоже спонтанно, а не благодаря вредительской акции бывшего КГБ. Впрочем, ежели взять более древнюю историю, то бомжи на Руси были всегда. В незапамятные времена, как мне как-то раз поведал отец, таких ребят называли бродниками, попозже - бродягами и босяками, к которым, например, одно время относился небезызвестный Максим Горький. В общем и целом, Варан привел мне на погляд типичного представителя этой древней профессии, которые при всех режимах и общественных формациях считались отбросами цивилизации. Подразумевалось, что их надо держать минимум за 100 километров от Москвы, на том самом знаменитом 101-м, где, как полагали соответствующие органы, наличие оборванцев уже не может бросить тень на достижения династии Романовых и Петра Аркадьевича Столыпина, потом - на завоевания КПСС и Советского государства, ну а теперь - на успехи демократии и рыночной экономики. Впрочем, хватит истории. В конце концов, Варан и его ребята привели мне бомжа не в качестве музейного экспоната или объекта социологических исследований, а для вполне конкретного дела. Сейчас мне предстояло принять довольно ответственное решение. От этого решения зависело прежде всего, будет ли этот бомж продолжать свое существование еще пару дней или накроется медным тазом уже сегодня к вечеру. Если я скажу "нет", то Варан спровадит нашего нового знакомого в топку кочегарки, а то, что останется, разотрет в порошок шаровой шлакодробилкой. Если скажу "да", то господин бомж превратится в одноразового киллера, который должен будет сделать одно небольшое, но гнусное дело, после чего опять же исчезнет совершенно бесследно и начисто. Неприятно, но я решал не то, будет ли этот почти человек жить, а лишь то, когда и каким образом он умрет. Конечно, духан, шедший от кандидата в покойники, по телевизору не передавался, за что я, естественно, претензий предъявлять не собирался. Но о том, что таковой имеет место, можно было судить по поведению Бето, находившегося вместе с бомжем в одном помещении. Бедный парень то и дело морщился, отворачивался, делал глубокие вдохи и еще более глубокие выдохи. По собственному опыту я знал, что после трех-пяти минут нахождения с бомжем в одном помещении у нормального человека появляется нервный зуд на коже, охватывает горячее желание вымыться с ног до головы, обработать себя чем-нибудь дезинфицирующим и даже сделать какую-нибудь профилактическую прививку. На вид этому начавшему лысеть и седеть мужику, можно было прикинуть далеко за полста. Морщин у него было на все 60 с гаком. Нос приплюснутый, малиновый, весь в каких-то пупырышках или, наоборот, дырочках. Пасть огромная, щербатая, уцелевшие зубы даже не желтые, а коричневые и черные. А вообще его рожа была чисто обезьянья, очень похожая на те, которые бывают у некоторых умных орангутангов. Возрастных таких, долго поживших, но так и недоразвившихся до homo sapiens. Человеки такими становятся только на пороге глубокой старости и подступающего маразма, годам к 90, если доживают, конечно. - Ну что, хмырь, знакомиться будем? - спросил Бето. - Будем, - ответил бомж, протягивая свою темно-бурую, в три слоя заросшую грязью лапу. - Спасибо, - вежливо отстранился Бето, - ручкаться мне с тобой без надобности. Лучше скажи просто, как тебя зовут? Меня, например, зовут Костя, а тебя? - По паспорту? - спросил орангутанг, удивительно по-обезьяньи почесав лоб. Это и обнадеживало, и настораживало. Если этот мужичок еще помнил насчет того, что существуют паспорта, то не был полным дебилом. С другой стороны, он вполне мог и вовсе иметь здравый ум и трезвую память, что тоже не позволяло его считать пригодным кадром. - А у тебя и паспорт есть? - недоверчиво поинтересовался Бето. - Был, - кивнул тот, - только я его потерял... А закурить не будет, начальник? - На. - Бето выдернул из пачки сигарету и подал бомжу. - Спасибо. Огоньку тоже, если можно. Бето подпалил сигарету, бомж глубоко затянулся, едва не искурив "мальборину" в одну затяжку до фильтра. - Ну, паспорт ты потерял, - вернулся к теме разговора Бето, - а как звали-то, не забыл? - Тимофеев Иван Петрович, - гордо ответил бомж. - Год рождения? - Тысяча девятьсот сорок восьмой. 6 июля родился. - А где? - В Саратове. - В самом городе или в области? - В самом городе. - Долго там жил? - Долго. - Улицу, номер дома помнишь? Бомж наморщил лоб, не то действительно вспоминая, не то делая вид, что вспоминает. - Как вы вообще на него вышли? - спросил я у Варана, воспользовавшись паузой. - Или первого попавшегося сцапали? - Зачем первого попавшегося? - обиделся тот. - Все культурно. Посадили Чупу принимать посуду на недельку, с задачей по ходу дела приглядеть подходящего. Ну, она вот этого и присмотрела. Сегодня прибрали его, под видом ментов... В это время гражданин Тимофеев, или как его там, соизволил прекратить мучительные воспоминания и произнести: - Забыл. Улицу помню, Чернышевского, кажется, а дом забыл, на фиг. - Родителей как звали? - спросил Бето. - Отца не знаю, не было. А мать - Валентина Петровна. У меня отчество по деду. Это вроде бы было логично, хотя и ровно настолько, чтоб не пробудить у нас подозрений в том, что он соображает лучше, чем нам требуется. - Год рождения матери помнишь? - Не-а. Лет семьдесят с гаком должно быть, если жива. - Проживала там же? - Нет. Уехала куда-то, пока я в армии служил. - А когда ты служил? - Не помню. При Брежневе еще. Гречко министром был. - В каких войсках? - В стройбате. Я только восемь классов закончил. - Судимости есть? - строгим тоном дознавателя спросил Бето. Надо же, как подросли мои крестнички! Поглядишь на такого юношу и подумаешь, будто он честно отбарабанил свое в школе милиции. - Нет. Не было. Забирать, вот как сейчас, забирали, а судить - не судили. - А за что забирали? - Не знаю. Я ничего такого не делал. Пьяный был иногда, а так ничего такого. - Ладно. Когда, ты говоришь, из армии пришел? - Не помню, я ж говорил. Нет, по-моему, он все-таки косит. Четко держит свою линию. Действительно придурковатый бомж наверняка бы запутался. А этот нет. Следит за тем, чтоб не брякнуть чего-нибудь противоречащего ранее сказанному. Зачем? Может, за ним какая-нибудь мокруха есть? Или просто что-нибудь такое, чреватое статьей? А может, он вообще не случайно "показался" нашей милой Чупе? Как там в старом фильме говорилось? "Батьков казачок, а выходит, засланный..." В общем, я пришел к выводу, что надо этого кадра для страховки забраковать. - Не нравится он мне. - Серьезно? - озабоченно спросил Варан. - Да, Сашок. Очень не нравится. Можно нарваться на какую-нибудь ерунду. Надо бы подстраховаться, хотя как тебе объяснить свое мнение, я не знаю. - Капрал, может, еще послушаешь? - Нет. У меня на это дело времени нет. То, что он слишком хитрый, чтоб выполнить эту работу, мне уже ясно. В принципе, ты мог его и не показывать, решай сам. Если считаешь, что прав, - делай все сам и сам отвечай перед Чудом-юдом. Сроки работы остаются те же, так что думай. За ручку я тебя уже не обязан водить. Ты созрел, два года сам работаешь. Просил совета - я тебе его дал. - Понятно, - вздохнул Варан, - значит, не поглянулся мужик? И его теперь за просто так - в печку? - Саша, это вообще не тема для обсуждения. Порядок ты знаешь. Оставишь наделаешь проблем. В общем, я поехал. ПЕРЕСНЯТАЯ КИНОЛЕНТА От подвальчика, в котором происходили "смотрины", я добрался пешочком до метро и, проехав одну остановку, поднялся наверх. Там меня дожидался Лосенок. Читал себе "Спорт-экспресс", сидя за баранкой родного "Чероки", и в ус не дул. - Домой поедем, - сказал я. - Если вводных не было. - Не было, - ответил Юрик. - Ну и нормально. А то все вкалывай и вкалывай, так и загнуться недолго с устатку... Тем более что жара, блин, офигенная. В тропиках и то полегче. Лосенок завел мотор, я отвалился на спинку сиденья, под свежачок от кондиционера. - Какой-то ты странный стал по жизни, - заметил Лосенок, выворачивая в поток машин и встраиваясь в средний ряд. - Извини, конечно, может, я это не в кассу говорю, но не один я это замечаю. Мое, конечно, дело телячье... - Твое дело - лосячье, - хмыкнул я. Прикол был давнишний, но любимый, Лосенку он тоже нравился. - Правильно, лосячье, - кивнул он, - но все равно, с тех пор, как ты с заграницы вернулся, какой-то не такой стал. Целый год уже прошел, а ты все не в себе немного. - И ты целый год сидел да помалкивал? - ухмыльнулся я. - Терпеливый, однако. - Ну, сам понимаешь, вопросы-то задавать неудобно. Мало ли чего... Но тут намедни сам батя твой спросил, не вижу ли я в твоем поведении чего-то странного. Я, конечно, сказал, что вижу. - Та-ак, мистер Лосенок, стало быть, вас уже за стукача работать приспособили? - Ща обижусь... - Пардон, эскюзе муа. Так что же странного вы соизволили заметить? - Сказать по-честному? - Обязательно. - Короче, впечатление такое, будто ты мне две штуки баксов задолжал за что-то и теперь не знаешь, как вернуть. - А я точно у тебя ничего не одалживал? - Нет, наоборот. Я тебе двести должен. - Странно, а я за тобой ничего странного не замечаю. Может, это тебе так кажется оттого, что я тебе счетчик не включил? Шутка, конечно. А вообще-то ты прав, Юрик. Только рассказывать, что и как, я не буду, ладно? Потому как в нашей жизни многие вопросы надо держать внутри и не вытряхивать наружу. Лосенок пожал плечами и сосредоточился на баранке. Не знаю, что он там подумал, но разобъяснить ему, что и как, мне и впрямь было сложно. Как объяснить живому и здоровому парню, что меньше года назад я его наяву видел мертвым, а этот самый джип, который он лелеет, холит и вылизывает ежедневно, был взорван и сожжен выстрелом из гранатомета? Не поверит, подумает, будто я над ним издеваюсь, а если начну убеждать, что все это всерьез, решит - крыша у Барина поехала. И будет прав по большому счету. Только я один и никто другой на этой планете знал (хотя и здорово сомневался нынче), что дважды прожил период с октября 1996-го по январь 1997-го. Никто! И никто из тех, кто меня окружает сейчас, не поверит или не захочет поверить в то, что в упомянутый период произошла целая куча самых обычных, не совсем обычных и вовсе не вероятных событий, в которых участвовал не только я, но и они, то есть десятки других людей. Там, в этом параллельном, перпендикулярном или диагональном - хрен поймешь, в каком, мире, все кончилось неизвестно чем, может быть, мировой катастрофой. Но память об этом сохранил я один. Ни Чудо-юдо, ни суперсолдаты Валет и Ваня, ни инженеры Борис, Глеб и Богдан, ни "научная мышка" Лусия Рохас, ни Зинуля не помнили абсолютно ничего. Для них время текло непрерывно и прямолинейно, не описывая мертвых петель. Конечно, я поначалу был явно не совсем в норме. Но могу поклясться, что крыша у меня, в общем и целом не поехала, хотя заметные позывы к тому ощущались. Может быть, в мозгах что-то и сдвинулось, но не настолько сильно, чтоб найти этому научное название и поставить диагноз. Я говорю это с полным пониманием ситуации, поскольку честно и благородно рассказал о своем путешествии во времени и пространстве Чуду-юду. А уж он-то и в нейрофизиологии, и в нейролингвистике, и в психологии, и в психиатрии кое-что смыслит. Кроме того, я лично убежден, что никто, кроме него, не разбирается в содержимом моей памяти. Честно скажу, что мне до сих пор не очень понятно, что из содержимого моих "запоминающих ячеек" происходило в натуре, а что понапихано туда отцом родным ради эксперимента. Впрочем, кроме него, в загрузке моей памяти поучаствовали и мистер Джон Брайт, и компаньеро Умберто Сарториус, и законная супруга Хрюшка Чебакова, а возможно, и еще какие-то неучтенные лица. Все, что прокрутилось в первый раз с октября 1996-го по январь 1997-го, отец родной в моей памяти обнаружил, скопировал на искусственный носитель и подверг всестороннему изучению. Сергей Сергеевич, будучи по своей природе и прежней профессии, шибко охочим до чужих секретов, никаких феноменов без внимания не оставлял. Тем не менее после длительных корпений и пыхтений он все же решил, будто все, о чем мне отчетливо помнилось, есть не что иное, как некая наведенная реальность, которую мне погрузили в мозги через микросхему в архивированном виде, коротким импульсом с высокой степенью сжатия информации. Кто и когда - Чудо-юдо определить не сумел, но грешил на своего любимого ученика Сарториуса-Сорокина. Так или иначе, но, по версии профессора Баринова, вся эта прессованная информация, угодив ко мне в память за очень короткий промежуток времени, расширилась за период в два-три часа - по его представлениям, по крайней мере, - и я приобрел память о том, как прожил четыре месяца, которые вроде бы к тому времени еще не прошли. Чудо-юдо не был бы самим собой, если б не попытался хотя бы частично проконтролировать, имело ли место что-то похожее в том мире, куда меня, условно говоря, послали. То есть там, где я теперь находился. Действительно, что-то похожее место имело. Но только похожее, а отнюдь не то же самое. Сначала об исходных обстоятельствах. То есть о том, что происходило непосредственно после того, как Чудо-юдо отправил меня с Викой из Эмиратов в Москву, сопровождать раненого Васю Лопухина, который к тому же при неясных обстоятельствах заполучил какую-то тяжелую мозговую болезнь, от которой и преставился. Но вот тут-то и начинались различия. В первый раз Вася Лопухин долетел до Москвы живым и скончался только через некоторое время, а во второй - умер еще в самолете. Дальше - больше. После этого как бы сама собой отключилась та цепь событий, которая явилась следствием того, что Васю довезли живым: Вика, уезжая из аэропорта, села не в "скорую помощь", а поехала на "Чероки" вместе со мной и Лосенком. Соответственно, на пьянку к Игорю Чебакову мы не поехали, а потому меня и не похитила залетная команда во главе с Агафоном. Правда, серую "Волгу" мы где-то поблизости от Шереметьева вроде бы видели, но познакомился я с этой славной четверкой совсем не так, как в прошлый раз. Об этом будет отдельный разговор. Главное, что эти самые ребята, Агафон, Налим, Гребешок и Луза, не взяли меня дуриком с чебаковской пьянки, не увезли на дачку к подмосковному уголовничку дяде Саше и не посадили в подвал. Именно поэтому и мне не пришлось их убивать. Я, правда, не очень помнил, кого тогда досмерти уработал, а кого с недоделками, но все равно, не очень это приятно, когда видишь живыми тех, кого однажды убивал. Конечно, у Агафона, которого я "розочкой" битой бутылки ткнул в горло, были некоторые шансы выжить, но шрам от такого удара остался бы у него надолго. Я, забегая вперед, уже познакомившись с Агафоном по новой, много раз непроизвольно поглядывал на его кадык, словно бы пытаясь рассмотреть этот несуществующий шрам. Но это уже лирика. Следующим звеном в цепи событий был побег с дачи дяди Саши. Сбежав оттуда, я спрятался на чердаке другой дачки, принадлежавшей нищему кандидату наук Родиону. Утром этот самый Родион с другом детства Федотом - именно так они мне запомнились, хотя я позже полностью их Ф.И.О. узнал, - приехали на дачку. Родион пытался ее продать богатому дружку, но тот на сарайчик не польстился. Тогда нищий кандидат решил предложить другу самое ценное: некий ящик-вьюк, где хранился архив сверхсекретной экспедиции НКВД, отправленной в сибирскую тайгу на поиски таинственного аэродрома, на который якобы прилетали из-за кордона вражеские летательные аппараты, а обнаружившей некий космический шлюз, через который некие инопланетные корабли переходили из одного пространства в другое. Точно мне, конечно, никто не объяснил, но я так потом догадался. В общем, вьюк попал ко мне, что потянуло за собой дальнейшие события: экспедицию в район таинственного объекта "Котловина", появление там Сарториуса и "соловьевцев", кучу перестрелок и смертоубийств, встречу с трехметровыми инопланетянами, пропажу Лусии Рохас и, наконец, побоище с большим "черным ящиком", в результате которого меня, собственно, и перекинули в другой поток времени. В такой, где ничего подобного не было. Нет, дачка, похожая на ту, где я ночевал на чердаке, была в натуре. Правда, не совсем такая. Поухоженней, поприличней намного, хотя и стояла на том же месте и по планировке мало чем отличалась. Только вот принадлежала она вовсе не Родиону. Там проводила летние месяцы чета пенсионеров Пеструхиных, которые знать не знали никакого Родиона, хотя прожили на этой дачке уже лет пятнадцать. И на чердаке у них никаких секретных архивов не лежало. Чудо-юдо, конечно, обшмонал негласно и дачку, и городскую квартирку стариков и как следует прочесал их мозги ГВЭПом на случай, ежели чета что утаивает или позабыла по причине склероза, но не нашел не только сведений об архиве группы "Пихта", Родионе или Федоте, но и каких-либо "хвостиков", уцепившись за которые можно было поискать причины, изменившие судьбу дачи. Тем не менее мы стали искать и Родиона, и Федота. С Родионом Соколовым все оказалось до ужаса просто. Хотя мы не знали его отчества, но нашли очень быстро. Правда, толку от этого не случилось никакого, поскольку гражданин Соколов Родион Романович - физиономию его я по фотографии опознал безошибочно - уже пять лет, как был покойником. Его привели в исполнение за двойное убийство и разбойное нападение. Кандидатом наук он отродясь не бывал и обладал в лучшем случае восьмилетним образованием. Ни жены, ни ребенка у него не имелось. Но рожа была именно его, по крайней мере, она была больше всех похожа на ту, которую я запомнил. Правда, та была менее испитой и более покорябанной, ибо Родиона, как мне помнилось, в тот злосчастный день нашего знакомства отдубасил друг детства журналист Федот. Федот, или Федотов Кирилл Матвеевич, в природе существовал, точнее, существовали, потому что граждан с такими реквизитами оказалось только в Москве несколько штук. А по Руси набралось еще больше. Но тот, который был нам нужен - морду я более-менее помнил! - в Москве начисто отсутствовал. Чудо-юдо дал мне возможность посмотреть сведения и по другим градам-весям, но ничего похожего не нашлось. Уже после этих двух обломов я понял, что поиск по персоналиям - самое дрюшлое из того, что можно придумать. Очень кстати сработала прописавшаяся у меня в башке память Майка Атвуда, который минимум дважды перемещался из одного потока времени в другой. Во всяком случае, я так помнил. После того как он переместился во времени на пару недель назад, оказалось, что в этом потоке времени его отец вовсе не бизнесмен, а лейтенант полиции, а его учитель географии - вожак наркоманов-хиппи, который свалился со скалы, протестуя против войны во Вьетнаме. Ничего удивительного не было бы и в том случае, если б, вернувшись из января следующего года в октябрь предыдущего, я обнаружил бы, что по-прежнему существует СССР со всеми своими негативными и позитивными причиндалами, а Чудо-юдо, например, вовсе не глава мафиозной империи, а кристально честный генерал КГБ с холодной головой, чистыми руками и горячим большевистским сердцем. Меня, конечно, здорово заинтересовал и вопрос о том, нет ли у нас с ним, да и у всего семейства, каких-либо изменений в прошлом. Во всяком случае, в том прошлом, о котором мне дозволено было что-то знать. Напрямую я Чудо-юдо не спрашивал, но вскользь вопрос проскакивал. Оказалось, что нет, вроде бы все так, как было. По крайней мере, никаких расхождений между тем, что я помнил о наших делах, и собственной биографией заметить не удалось. Не знаю, отчего, но на ум мне все время приходили какие-то киношные ассоциации. Может быть, потому что человеческая память, в общем и целом похожа на некий длиннющий фильм-сериал. Глаза как бы постоянно "снимают" и закладывают в какие-то отведенные для этого уголки мозга. Звуки тоже кое-какие записываются. Но при этом все подряд человек не помнит. Там, в голове, какой-то монтажер сидит с ножницами и выстригает по кусочкам отдельные эпизоды, а оставшееся склеивает в одну ленту. Самое яркое, занятное, остросюжетное, если можно так сказать, помнится лучше всего. Все это, как рекламный ролик, может, фигурально выражаясь, промелькнуть перед глазами за пять минут или даже быстрее. Но можно, если постараться, "смонтировать" и более подробные "фильмы". Что-то типа киноочерков. Вспомнить, например, как в первый класс шел или как с первой девушкой целовался. Свадьбу свою вспомнить или как первый раз на похороны ходил. Это все люди так или иначе запоминают. Ну а если совсем поднапрячься, то можно и какой-нибудь "художественный фильм" соорудить. Правда, в нем уже не только подлинная память будет, но и что-нибудь такое, мягко говоря, "дорисованное". Вроде сюжет из жизни взял, но в натуре слишком уж все скучно получилось - стало быть, для оживления надо придумать. Один раз придумал - подкрасил серость, а потом, глядишь, и запомнил все это в том приукрашенном виде, который глаз радует. И когда-нибудь, на старости лет, будешь на полном серьезе думать, что так оно и было. Когда-то, помню, ржали, что набралось 200 стариков, которые с Лениным бревно носили на субботнике. Наверняка среди них были и такие, которые в том самом 1919 году только и ждали, когда Деникин подойдет. А потом, когда увидели, что власть удержалась, а им на старости лет и вспомнить-то нечего, стали придумывать про бревно. Погодите, ежели демократы еще 50 лет у власти продержатся, то беспременно найдется человек 500, которые Ельцина на танк подсаживали в 1991 году. А вообще я слыхивал, что некоторые настоящие фильмы по каким-то причинам переснимали или доснимали. Раньше, конечно, при тоталитаризме, то есть, когда у киношников денег больше было. Не понравится худсовету, что главного героя убивают - ну-ка, блин, чтоб жил! - и переснимают. Или, скажем, какая-нибудь передовичка не так показана, слишком не пролетарского вида - давай, падла, чтоб была пролетарского! А с этой "непролетарской" в кадре - больше половины фильма. Но переснимали, не вякали. Были и какие-то несчастные случаи, типа того, когда один артист на съемках помер или погиб, а половина фильма или даже больше уже была отснята. Опять же переснимали. И выходил на экраны фильм, где ту же роль играл совсем другой человек. Но где-то на киностудии или в Госфильмофонде оставалась отснятая и, может быть, даже озвученная пленка, где запечатлелись никому из широкой публики не ведомые эпизоды, где во всех известных по вышедшему фильму сценах играли совсем другие актеры... Так или иначе, кинолента очень занятная вещь. Она ведь своего рода модель того, как можно пустить время вспять. Или как можно переиграть на иной лад то, что уже было сыграно. В аккурат, как в моем клиническом случае... Пока я размышлял, Лосенок уже проехал весь положенный нам маршрут и подогнал "Чероки" к подъезду "дворца Чуда-юда". Пора было думать о делах домашних. Хотя, скажем прямо, в нашем семействе семейные дела и дела служебные переплетались между собой так туго, что понять, где кончаются одни и начинаются другие, сам черт не сумел бы. ДОМАШНИЕ ДЕЛА В покоях, выделенных Чудом-юдом для проживания старшего сына с семейством, пребывали тишь, да гладь, да Божья благодать. Больше никого не было. Колька с Катькой катались на великах по поселку, а где законная пребывала, я особо не интересовался. Пожрать, что-то было оставлено - и на том спасибо. Ужинал в гордом одиночестве. Подкрепившись, завалился на диван. Впечатление было, будто я сегодня пару вагонов разгрузил или марафон пробежал - умаялся. А на самом деле я сегодня лишь немного покатался по городу, где были самые обычные рутинные дела. Сперва съездил к одному хорошему и понимающему человеку из некого солидного и уважаемого учреждения, расположенного на одной из улочек перекопанного Китай-города, которому надо было завизировать пару-тройку бумажек. Обычным порядком такие бумажки оформляются очень долго и требуют многочисленных поездок в течение минимум месяца, а иногда и двух-трех. У меня все заняло полчаса. Потом я немного покрутился в офисе родной фирмы "Барма", где пообщался с брательником Мишкой и передал ему оформленные бумажки, заодно объяснив в меру своего понимания, как надо с этими бумажками обращаться и что полезного в них заложено. Мишка рассказал мне о какой-то очередной бабе, которую он трахал прямо на палубе приватизированного речного трамвайчика, особо упирая на то, что дело было средь бела дня и на глазах пассажиров большущего двухтрубного теплохода, шедшего встречным курсом. Правда, они с бабой были завернуты в тонкую простынку и особо не отсвечивали. Я порадовался за смышленого братца надо же, догадался насчет простынки! - и на полном серьезе сказал, что, не будь ее, рулевой теплохода беспременно обалдел бы и вылетел на мель. При этой беседе присутствовала секретарша Люся, которая весело подхихикивала. Из "Бармы" мне удалось уехать около полудня, хотя Мишка не прочь был потрепаться еще часок-другой. Вообще-то можно было и не спешить, но в 12.30 мне нужно было объявиться к Соломонычу, поскольку предстояла встреча с одним типом, жаждущим сообщить небольшую новость, и показывать этому типу свою настоящую рожу мне не следовало. Соломоныч быстренько сделал из меня какого-то кудрявого усача неясной национальности, после чего я пешкодралом отправился на это мероприятие. Стукач пришел относительно вовремя, уселся за столик в летнем кафе и мирно попил пивка. Сигаретку выкурил с душой, не торопясь. Говорить ничего не стал, просто "забыл" на столе спичечный коробок. В наши дни, когда большая часть населения пользуется зажигалками, это слишком приметно, но не ругать же этого чувырлу при всем народе? Я по-тихому прибрал коробок в карман, дохлебал из горла "Carlsberg" и не спеша отвалил из кафе. Снова вернулся к Соломонычу, преобразился в нормального Баринова и опять уселся в тарантас Лосенка. Уже едучи в "Чероки", слегка поинтересовался запиской. Она касалась не меня, а бывшей бригады Кубика-Рубика, которую с тех пор, как ее бывший начальник подался в арабские шейхи, возглавлял сильно поумневший Утюг. Начальник близлежащей ментуры скромно намекал, что такого-то числа "город" будет слегка шмонать торгашей по поводу нелегальной водки и желательно навести порядок на точках, дабы потом не переплачивать. Само собой, что своей запиской я Утюга сильно порадовал, он весь напрягся и помчался работать согласно диспозиции. Вообще в период подготовки к 850-летию любимой столицы надо было быть умненькими и благоразумненькими. Вслед за тем я взял курс на офис Варана, которому, видишь ли, захотелось по старой памяти посоветоваться насчет кандидатуры на роль одноразового киллера. Строго говоря, мне не стоило соглашаться на эту консультацию. Если б это было необходимо, то такую задачу мне поставил бы лично Чудо-юдо. Потому что моей башке вовсе не обязательно знать все, а в некоторых случаях даже просто противопоказано. У Сергея Сергеевича обычно строго соблюдался принцип, согласно которому человек, проявлявший интерес к делам, которые его лично не касались, брался на специальный контроль. Чаще всего это заканчивалось "удалением с поля" или "увольнением без выходного отверстия". В отношении меня таких резкостей не допускали, но втык за несанкционированное вмешательство я получал обязательно. Чудо-юдо, конечно, не мог ежесекундно контролировать все мои действия и передвижения, даже с учетом того, что микросхема, стоявшая у меня в голове, постоянно докладывала ему обо всем. Но все, что эта микросхема настукивала, непрерывно писалось на какой-нибудь магнито-оптический диск или иное вместилище информации. Совершенно автоматически или под контролем какого-либо оператора - этого я не знал. Просматривал ли Чудо-юдо эти записи перед сном или в обеденный перерыв, докладывал ли ему обо всяких интересных делах этот самый гипотетический оператор - меня не информировали. Очень может быть, что микросхема вообще передавала информацию непосредственно в мозг Сергея Сергеевича, а все эти примитивные "операторы" и "магнито-оптические диски" вообще не существовали. Но так или иначе, в последнее время Чудо-юдо знал обо мне буквально ВСЕ. И более того, мог в любую минуту напрямую подключиться к моей микросхеме и дать какие-нибудь ЦУ, что-нибудь запретить или просто обматерить. То, что он никак не отреагировал на мое решение съездить к Варану, могло пониматься трояко: либо ему по фигу, что я поинтересуюсь этим делом, либо он одобряет это решение, либо шибко занят и пропустил информацию, условно говоря, мимо ушей. При всем своем чудо-юдстве он все-таки всего лишь человек. Но я решил рискнуть и пообщаться с Вараном. Все же он в некотором роде мой крестник. С точки зрения общечеловеческих ценностей, конечно, нельзя сказать, что я вывел его на верную и прямую дорогу к светлому будущему, а с точки зрения старопрежней коммунистической морали - и подавно, но для нынешней социально-экономической модели Варан и его ребятки устроились не так уж плохо. Во всяком случае, значительно лучше огромного большинства людей. Оценивая свои советы, данные Варану, я считал, что ничего особо опасного с точки зрения вышестоящей инстанции, то есть Чуда-юда, не сотворил. Хуже было бы, если б я сказал наплевательски: "Знаешь, мне по фигу все эти бомжики один к одному". Саша наверняка воспринял бы это как одобрение кандидатуры. А я довольно четко сказал, что кадр мне не нравится, ищи получше. Так что если Варан теперь упрется и потянет этого Тимофеева, или как его там в натуре, на дело, а потом загремит, извиняюсь, "под фанфары", то я могу умыть ручки и назидательно сказать: "Тебе же говорили!" Ну а ежели Варан залетит с другим, самостоятельно подобранным кадром, никто не сможет доказать, что этот, забракованный мной, был лучше. Так что все культурненько, все спокойненько и нет проблем... От расслабухи и размышлений меня отвлекли щелчок замка и знакомые цокающие шаги. Вика пришла. Нет, хоть она и убеждала меня изо всех сил, что является всего лишь Хавроньей Премудрой в лягушачьей шкурке, то есть Ленкой, перегруженной на носитель Вик Мэллори, дело оказалось гораздо сложнее. То ли Чудо-юдо слишком торопился, то ли его знания о всяких там интротрансформациях и реноминациях личности были недостаточны, но, только забрав у меня и детишек вполне естественную и целостную Хрюшку Чебакову, он заменил ее каким-то новым существом, к которому я ни в прошлый, ни в этот раз так и не сумел привыкнуть. Сравнивая впечатления, полученные от общения с ней тогда и сейчас, я пришел к выводу, что никаких отличий она не претерпела и по-прежнему представляла собой составную сущность, в которой сочетались Ленка, Таня Кармелюк, Кармела О'Брайен и в самой малой степени Вик Мэллори. Вроде бы Ленка доминировала, но Таня и Кармела оказались куда более живучими, чем предполагал, должно быть, Чудо-юдо. Правда, что он там предполагал, мне, конечно, не докладывали. Не раз мне казалось, будто он поставил какой-то очередной эксперимент с неясными для нас целями. Может быть, хотел проверить, как уживутся между собой люди с составными сущностями? Так или иначе, но если в первые несколько недель (так было оба раза) я еще пытался заставлять себя называть ее Ленкой, Хрюшкой Чебаковой, Хавроньей Премудрой и другими наименованиями, выработанными в ходе семейной жизни с телом, которое содержало всего одну душу и в данный момент находилось хрен знает где, то позже уже не мог этого делать. И она тоже, должно быть, не без внутренней борьбы (мне она представлялась как некий кухонный скандал между четырьмя бабами, собранными даже не в одной кухне, а в одной голове) поняла, что восстановить "все, как было" невозможно. Как-то постепенно, исподволь, мы оба поняли, что придется привыкать друг к другу заново. Незаметно для самого себя я стал называть ее Викой, потому что гораздо хуже было назвать ее Таней или Кармелой. Ленкино доминантное "я" заставляло морщиться рябоватую и неброскую, хотя и довольно симпатичную мордашку. В зеркало бабоньке тоже было нелегко смотреться. Хрюшке очень нравились ее прежние пышные и нежные телеса, длинные золотистые и очень яркие волосы. Не такой уж я непонятливый, чтоб не догадаться: она себя чувствует, как обворованная. Дескать, была я красавицей, а вы меня поуродовали. С Чудом-юдом, естественно, на этой почве - он, гадский гад, меня в лягушку превратил! - Ленкино доминантное "я" ладило плохо впрочем, остальные "я", прежде всего Танино, конечно тоже не жаловали свекра. Вика, как целое, вообще стала куда более жесткой и резкой. Иногда мне казалось, что Ленкой в ее душе и не пахнет, "осталась одна Таня", как было написано в каком-то дневнике, забыл чьем. Правда, ночами иногда на волю вырывался темперамент Кармелы О'Брайен - а у нее, если б была жива, уже климакс наступал бы! Не знаю, чем природа одарила в этом смысле собственно Танечку, поскольку никогда не имел дела с ней, так сказать, "в чистом виде", но то, что она унаследовала от потаскухи Кармелы, зачастую выглядело полномасштабным безумием. Все это обрушивалось отнюдь не на пылкого юношу, а на мужичка с заметно поскромневшими запросами и к тому же проводящего дни в разного рода трудах и заботах конечно, иной раз я с удовольствием купался в этом море сумасшествия, например, если не шибко уставал и был в хорошем настроении. Но иногда Викины фейерверки приходились на такие дни, когда мне хотелось только одного: упасть в койку и вырубиться, причем в некоторых случаях было горячее желание помереть во сне, чтоб наутро не просыпаться. Ленкино доминантное "я", конечно, хоть и с трудом, но гасило эти "души прекрасные порывы", но Вика как целое испытывала явный дискомфорт. Она уходила в тренажерную комнату - это нововведение в нашей части дома появилось только после повторного прилета из Эмиратов - и начинала с остервенением наносить удары по боксерским мешкам и макиварам. Мышечная память Танечки сохранилась полностью, и мне оставалось только благодарить Господа, что эти удары достаются бессловесным чучелам, а не мне, грешному. И вообще многое в нашей семейной жизни пришлось перестраивать и переналаживать. А если еще учесть, что я знал то, что не знала Вика эпопею, происшедшую после первого возвращения из Эмиратов, я доверил только Чуду-юду, - то сложностей еще прибавлялось. Нет, с одной стороны, после тех событий, происшедших предположительно в параллельном потоке времени, мне было легче подстроиться под ее нрав, предсказать ее реакцию на то или иное слово. Но то, что было тогда и сейчас, различалось очень серьезно. Во-первых, в прошлый раз совместная жизнь начиналась со всяких экстремальных ситуаций. Сначала Васю везли, потом меня Агафон с товарищами зацапал и пришлось бежать. После этого я пережил налет на джип и смерть Лосенка, простудился, заболел. Затем во сне каким-то образом, сам того не желая, связался через микросхему с Васей Лопухиным, начал воевать с вирусом по кличке "Белый Волк", узнал какую-то фантастическую историю о том, как Вася Петра I регенерировал. Потом мы с Викой вместе какой-то препарат на себе испытывали, а затем отходняк от него переживали. Далее Чудо-юдо велел мне изучать документы группы "Пихта" и, наконец, отправил в экспедицию на объект "Котловина", которая так неожиданно закончилась. В общем, нам не так уж много времени пришлось быть вместе, но уж когда мы добирались друг до друга, то даром времени не теряли... А сейчас развитие событий шло по рутинно-утомительному графику. Чудо-юдо не поручал мне ничего серьезного и опасного. Я ездил на какие-то встречи, вел беседы по заданным программам, передавал какие-то конверты, инспектировал разные группы, типа групп Варана или Утюга. Два раза прокатился на пару деньков в другие города, чтобы привезти оттуда какие-то "дипломаты". Что в них было, неизвестно. Вообще вся эта деятельность, в которой я участвовал, была для меня темным лесом. В принципе, ею мог заниматься любой мальчишка на побегушках. Во всяком случае, за все время, прошедшее с октября 1996-го (по второму варианту), я ни разу не стрелял по реальной цели и ни для кого не служил живой мишенью. На хвост "Чероки" и всех других машин, на которых мне приходилось ездить, ни разу не садилась "наружка". Ни казенная, ни частная. Это было совсем не похоже на ту жизнь, которую мне приходилось вести до лета 1994 года, когда у меня по крайней мере раз в неделю случалось по разборке. Пожалуй, более спокойную и безмятежную жизнь я вел только тогда, когда два года провалялся на Гран-Кальмаро в псевдокоматозном (Чудо-юдо так сказал) состоянии. Конечно, за это я мог только поблагодарить отца родного, но на отношениях с Викой, как ни странно, это мирное бытование сказалось не лучшим образом. Во-вторых, тогда меня многое удивляло, я ощущал новизну и был намного внимательнее к Вике. И у нее это чувство новизны было. Мы как бы переживали медовый месяц, помаленьку притираясь друг к другу. Сейчас новизну (в постельном смысле) ощущала только она. Мне, по большому счету, ничего особо нового Вика предложить не могла. Я уже знал ее по прошлому разу, и лишь изредка ей удавалось чем-то меня удивить и порадовать. Приходилось помаленьку имитировать восторги там, где я их не испытывал, играть страсть, превозмогая скуку и усталость. Иногда неплохо получалось, иногда - похуже. Вика не была дурой и наивной девочкой, как бывшая хозяйка ее материального носителя. Она довольно быстро стала разбираться в моем поведении. И, в свою очередь, взялась играть. Тоже с переменным успехом. В каких-то случаях мне казалось, что я эту игру насквозь вижу, в других Вике удавалось меня убедить, будто она верит моей имитации. В-третьих, значительно большую роль стали играть Колька и Катька. Именно при такой спокойной и нормальной вроде бы жизни проблема подрастающего поколения выходит на первый план. Вику за маму они не признали и на этот раз. Более того, еще и на меня обозлились. Особенно Екатерина Дмитриевна. Само собой, что для десятилетней дамы бесполезно придумывать истории насчет того, что "мама изменила внешность", тем более что для сравнения всегда рядом тетя Зина. Поглядела на мамину копию - и все ясно. Папа новую бабу привел, а с мамой развелся. Сволочь, как все мужики. Ситуация, в принципе, житейская, таких вокруг тысячи. Но в нашем случае особенная. Ведь Вика, строго говоря, только по внешности была им мачехой. Ленкино доминантное "я" в этой части безжалостно давило индифферентность к детям, исходившую от других "я", содержавшихся в этой коммунальной черепушке. Она воспринимала их не как детей мужа от первого брака, а как своих, в муках рожденных. Хотя мучилось, справедливости ради скажем, совсем не то тело. Поскольку ни Колька, ни Катька за весь "отчетный период" так ни разу и не назвали ее "мамой", я мог догадаться, что у Вики в душе ломило. И сильно. А следствием этого явилась неприязнь к Чуду-юду. Гораздо большая, чем за то, что он ей тело поменял. От детишек проистекала и некая напряженность между Викой и Зинкой. Сестры Чебаковы, выражаясь по-научному, были однояйцевыми близнецами. Почти три десятилетия каждая из них считала, что в понятие "сестра" входит почти то же самое, что "я сама". То есть то же лицо, те же волосы, те же телесные формы и даже одинаковая одежда. Различие было лишь в мелких деталях, типа Зинкиной родинки на шее, которой у Ленки не имелось. И дети у них тоже были почти общие. Во всяком случае, сами поросята больших различий между мамами не находили. А тут, выражаясь языком классика, "такой реприманд неожиданный". Сестрица-дубликат по форме исчезает, а вместо нее появляется рябая брюнетка с железными мышцами и нежным девичьим голоском, в котором то и дело проскальзывают западноукраинские нотки. И существо это по внутреннему содержанию ощущает себя Ленкой, считает старшим братом Игоряшку Чебакова, а мужем - Димочку Баринова. Умом, конечно, кандидат филологических наук 3. И. Баринова всю справедливость этих положений осознавала, но сердцем все это принять пока не сумела. Она привыкла, что гражданка с описанной внешностью является Танечкой Кармелюк, подконтрольным и управляемым спецсубъектом, за которой надо глядеть в оба и не проморгать, если она в очередной раз взбрыкнет. Наверно, окажись все наоборот, то есть если б Викой стала Зинка, этой напряженности в отношениях было бы поменьше. При всем внешнем сходстве сестры Чебаковы по характеру заметно различались. Зинуля - должно быть, от своего не шибко удачного замужества в первую очередь - была позлее, пожестче, построже. Ленка, наверно, при том же рациональном понимании ситуации постаралась бы припрятать все негативные эмоции, не стала бы наступать на больные мозоли, сыпать соль на раны и так далее. У Зинки это не получалось. Отчужденность между сестрами по сознанию быстро росла. И, как мне казалось, Ленкина доброта и благорасположение к сестре, натыкаясь на холод и сухость, все больше угасали. В этой сфере Викиного сознания медленно, но уверенно утверждалось нечто иное, присущее, по-видимому, Танечке: осторожность, расчетливость, некая оборонительная боеготовность. Таким образом, оснований для того, чтоб признать свою семейную жизнь идиллической, у меня не было. Итак, в нашем обиталище зацокали каблучки Вики. Конечно, надо было оторвать спину от дивана и встретить миссис Баринову. Может быть, хотя бы поинтересоваться ее самочувствием и чмокнуть в щечку. Все это было очень уж в лом, но я героически себя преодолел. То есть сумел встать и выйти в прихожую, где Вика уже стряхнула свои цокающие туфли на высоком каблуке бедняжка, выходя в люди, пыталась компенсировать заметную потерю в росте, связанную с переселением в новое тело. В момент моего появления она как раз всовывала ноги в шлепанцы. С очень сердитым видом. - Привет, - сказал я, чмокая фурию в заранее намеченное место. - Ага, - отозвалось существо, даже не попытавшись изобразить какую-то радость на мрачной мордочке. При этом оно еще и отпихнуло меня, как нечто мешающееся под ногами у жутко озабоченного делами человека. Впечатление было такое, будто она не просто устала и торопится в душ, а вообще разъярена и вот-вот начнет крушить мебель, бить посуду или, того хуже, начнет отрабатывать на мне свою ударную технику. Поэтому я не стал приставать к ней с расспросами - себе дороже. Пусть окатится прохладной водичкой, глядишь, и остынет. Из душа она вышла, действительно чуточку подобрев или, по крайней мере, успокоившись. - Ел? - спросила Вика, появляясь на кухне в халатике на голое тело. - Так точно. Думал подождать тебя, но потом раздумал. - Правильно, - буркнула она. - Я вообще могла сегодня не прийти. Если бы решила вкалывать до упора. А тут еще Зинуля с Лариской прибежали, довольные, как свиньи. У них там в восьмом секторе очередная трудовая победа. Решили с благоволения Чуда-юда отметить это дело и нажраться, как клизмы. Через полчаса завалятся к нам. О том, что этот самый восьмой сектор в течение прошедшего года стал играть одну из первых ролей в деятельности Центра трансцендентных методов обучения, я мог судить по тому, что он то и дело упоминался в разговорах между Викой, Зинкой и Чудом-юдом. Однако чем данный сектор занимается и какие мировые проблемы решает, до меня, малограмотного, не доводили. Сам я этим тоже не интересовался - своих дел хватало. Вообще в последнее время, то есть уже в данном временном потоке, я значительно меньше интересовался не только тем, чем занимается ЦТМО, но и тем, какие последствия должны вызвать мои собственные текущие действия, протекающие в жестко очерченном Чудом-юдом "коридоре". Иногда я как-то невзначай догадывался, что проведенные мной под диктовку отца родного переговоры вызывали переход какого-то пакета акций из одних рук в другие, внезапное разорение или ликвидацию какой-то фирмы или, наоборот, столь же неожиданную раскрутку оборотов другого заведения, но о своих догадках скромно помалкивал. Тем более если при этом группа товарищей взлетала на воздух, расстреливалась из автоматов или внезапно травилась грибками в сметане. Впрочем, почему Зинуля с Ларисой собрались отмечать свою трудовую победу у нас с Викой на хате, я все же решился спросить. Главным образом потому, что ожидалась в гости Лариса. Ее я лично в глаза не видал, а раз так, то прибытие незнакомки подразумевало, что я должен надеть штаны, галстук, упаси Господь, еще и пиджак, а может быть, даже побриться второй раз за этот день. Перед Зинулей мне не стыдно было появиться не то что небритым или без галстука, но и без штанов, а тут как-никак незнакомая тетя. То есть я кое-что слышал об этой даме и прежде. Например, о том, что она и есть заведующая этим самым 8-м сектором ЦТМО. Судя по отзвукам бесед Вики с Зинкой, она медик-биолог, а не нейролингвист, но каким-то образом работы сестер Чебаковых с ее деятельностью связаны. Причем, как я опять-таки сам по себе уловил, Ленка-Вика и Зинуля вначале очень скептически относились к тому, что затевала Лариса, но потом Зинка вроде бы прониклась и все поддержала, а Вика вовсе вышла из этого дела и занялась чем-то совсем иным. - А чего они к нам собираются? - спросил я, даже не стараясь особо замаскировать свой недовольный тон. - Если охота нажираться, так шли бы к Зинке. - Ты у меня спрашиваешь? - буркнула Вика. - Зинуля жаждет тебя обнять и познакомить с новой подругой. - А послать их к едрене-фене у тебя желания не было? У нас тут что, ресторан, что ли? - Желание послать было и есть, - не стала скрывать Вика, - но вот возможности нет. Чудо-юдо намерен посетить наше скромное торжество. Для того, чтоб поставить трудовые успехи Зинули с Ларисой в пример мне, несознательной отстающей, а то и вообще гнусной саботажнице. - Однако! - воскликнул я. - Саботаж - это уже сурово! Десять лет без права переписки - минимум. Вредительство не шьет? - Пока нет, - хмыкнула Вика, - но до того дойдет, пожалуй. Пока, в качестве наряда вне очереди, придется изготовить стол на пять персон за свой счет и на своей территории. - Бриться и надевать галстук обязательно? - осторожно поинтересовался я. - Прием неофициальный. Можешь появиться перед Ларисой в шортах и маечке, надеюсь, не сглазит. Я ей тогда так "сглажу" - забудет, когда мама родила. Что под этим заявлением имела в виду Вика: то ли воздействие на Ларису методами нейролингвистического программирования, то ли чисто физическими мордобойными, я не успел понять. Потому что зазвонил внутренний телефон. "001", высветившийся на табло аппарата, означал, что звонит Чудо-юдо. - Алло! - отозвался я, думая в этот момент, что отец жаждет осведомиться о ходе подготовки фуршета. - Поднимись-ка ко мне, малыш, - прозвучало из трубки. - И быстро, в чем есть, одна нога здесь - другая там. Голос у папаши был несколько холодненький, и ожидать, будто он призывает меня для поглаживания по головке, представлялось излишним оптимизмом. Судя по тону, предстояло что-то клистирное, но чем я мог проштрафиться? - Я к бате! Если не вернусь - считайте коммунистом. Вика тревожно поглядела мне вслед. ВТЫК На третий этаж, в домашний кабинет Чуда-юда, я поднялся минут за пять. В шортах, майке и шлепанцах. Сергей Сергеевич с кем-то общался по телефону, должно быть, слушал доклад какого-то "шестеря", потому что сам ничего не говорил, сидя мрачнее тучи. На мое появление он отреагировал молча, ткнув указующим перстом в стул: дескать, садись и жди, пока до тебя руки дойдут. Наконец тот товарищ, которого заслушивал Чудо-юдо, заткнулся. Папаша грозно спросил его: - У тебя все? Должно быть, товарищ пискнул, что все, потому что Сергей Сергеевич, оставаясь столь же мрачным, повелел: - Составишь подробную объяснительную. Упаси Бог, если что не сойдется. Ты меня знаешь. Возможно, что на том конце провода еще чего-нибудь бубнили, заверяя в своей искренности, совершеннейшем почтении и преданности, но Чудо-юдо уже повесил трубку. Теперь его взор был обращен на меня. Он был несколько теплее, чем минуту назад, но все-таки ничего хорошего не предвещал. - Офис Варана разгромлен, - объявил он безо всяких преамбул. - Ровно через двадцать минут после того, как ты оттуда уехал. Варан и Бето убиты. По пять дыр в каждом, считая контрольные в голову. С аппаратуры изъяты аудиои видеозаписи, а также все информационные носители, какие смогли найти. Плюс какой-то скот проинформировал ФСБ, и сейчас там вовсю роются. Приятно?! Я как-то машинально поглядел на часы. Выходило, что еще и двух часов не прошло с тех пор, как я мирно общался с Вараном. - Что ты там делал, недоносок?! - взревел Чудо-юдо, вперив в меня примерно такой же взгляд, каким царь Петр I, должно быть, смотрел на своего скурвившегося сына, царевича Алексея. - У Варана? - переспросил я самым дурацким образом, чуя, что во рту пересохло, и язык предательски прилип к небу. - Да, у Варана! - рявкнул отец. - Кто тебя туда посылал? - Никто... - Теперь у меня еще и дрожь в коленках появилась, потому что у меня было вполне оправданное беспокойство насчет своей личной жизни и здоровья. - Меня Варан пригласил, хотел показать одного бомжа. Проконсультироваться по старой памяти. - Козел! - резюмировал Чудо-юдо, хотя я не очень понял, мне это почетное звание присваивалось или покойному Варану посмертно. Кулак Сергея Сергеевича весомо опустился на столешницу, и все предметы, стоявшие и лежавшие на письменном столе (включая увесистый компьютер), подпрыгнули сантиметров на пять. Если б он эдак меня по черепу приложил - все проблемы потеряли бы для меня актуальность. Но легкой смерти ждать не приходилось. - Варан тебя сам пригласил? - Отец произнес эту фразу более спокойным тоном. - По сотовому? - Да. По кодированному. - Когда он тебе звонил? - Сегодня, около часа дня. - Он тебе говорил, для чего ему нужен этот бомж? Все это начинало походить на допрос. Я ответил медленно, стараясь помаленьку успокоиться. Если отвечать на вопросы так же быстро, как их задавал Чудо-юдо, недолго брякнуть что-нибудь невпопад. - Ну, только в общих чертах. Он сказал, что ему нужен одноразовый. - По телефону сказал? - Нет, по телефону он просто пригласил побеседовать и проконсультировать по "кое-каким" вопросам. Это почти дословно все, что произносилось по сотовому. О том, что он подбирает киллера, Варан уточнил только у себя в офисе. - Для кого он подбирал одноразового, знаешь? - Об этом разговора не было. Я не интересуюсь чем не надо. - Ну и что ты ему посоветовал, господин консультант? - Я сказал, что этот тип не подходит. - Почему, интересно? - Потому, что мне показалось, будто этот бомж слишком хитрый. Не наркоша, да и вообще... - Что "вообще"? - Папаня долбил меня вопросами без передыху. - Ну, это не объяснишь. Интуиция такая. Лучше перебдеть, чем недобдеть. - Кто его наметил для Варана? - Чупа вроде бы. По каким прикидам - надо у нее спрашивать. - Спросим. О чем ты с бомжем беседовал? - Ни о чем. Мы с Вараном сидели в другой комнате и смотрели их беседу с Бето по телевизору. Все вопросы задавал Бето. Меня бомж в глаза не видел. - Варан с твоей точкой зрения на перспективы использования согласился? - По-моему, да. Правда, он задал такой лишний вопрос, который позволял судить, что ему жалко этого типа отправлять в кочегарку. А я ему напомнил об общем порядке и о проблемах, которые можно создать нездоровым гуманизмом. - Молодец, - саркастически процедил Чудо-юдо, - очко в твою пользу... Варан тебе говорил, в какие сроки ему нужно подобрать исполнителя? - Конкретно ничего не называл. Сказал только, что в ближайшие несколько дней и что сроки жесткие. Чудо-юдо задумчиво почесал бороду, спросил менее строгим тоном: - Когда ты уезжал, этот Тимофеев еще оставался в офисе? - Да. Только я не уезжал, а уходил пешком. Лосенка я ни к старой, ни к новой хате Варана не допускал. - Смотри, какой молодец! - с издевочкой произнес Чудо-юдо. - Пай-мальчик, япона мать! Зря я подумал, будто он начал успокаиваться. Хрена с два! - Димуля, - проворачивая во мне сквозные дыры своим убийственным взглядом, произнес Сергей Сергеевич, - мы сколько раз с тобой говорили насчет откровенности? А насчет того, чтоб ни одного лишнего шага без контроля не делать?! Ты когда-нибудь уразумеешь это, ублюдок?! Если что и остановило его лапищу, уже сжавшуюся в кулак, от нанесения удара по морде, то отнюдь не соображения гуманности и отеческой жалости к неразумному чаду. Исключительно прагматические расчеты. Врежешь дураку, а у него в башке все перемешается, микросхема, допустим, отклеится, Браун оживет или там Сесар Мендес... - Но ты ж мои мысли читать можешь, - пролепетал я тоном ребенка, безнадежно пытающегося оправдаться в преддверии порки, - микросхема тебе все докладывает... - Она-то докладывает! - рявкнул Чудо-юдо, звучно шмякая ладонью по столу. - А вот ты не удосуживаешься! Ты пойми, лох несчастный, что во всякий канал связи может подключиться "третий лишний". И в тот, что твоя микросхема обеспечивает, - тоже. Принцип одинаковый. Точно так же, как при современной технике можно обмануть автоматический определитель телефонных номеров, подсунув вот с этого аппарата любой желательный номер на табло АОНа твоего клиента, так можно и меня, старого дурака, надуть, убедив, что я получаю информацию с твоей микросхемы. Ничего технически не осуществимого в этом нет. Можно и пароли вычислить, и частоту нащупать. Доходит до тебя? - Доходит... - пробормотал я. - Как до жирафа, по-моему! - прорычал Чудо-юдо. - Да нет, мне все ясно... - Не вижу! Мы еще три года назад обсуждали те же проблемы, и после того еще не один раз - как об стену горох! Хоть бы спросил у Варана, согласован со мной вопрос или нет. Да если на то пошло, мог бы просто вспомнить, что весь порядок твоей работы на каждый текущий день определяю я лично! И послать Варана на хрен. А представь себе, дорогой, что кто-то более умный, чем ты, мог с помощью оцифровки смоделировать голос Варана? А потом сделать тебя в этом самом офисе, как котенка? Что молчишь?! Страшно стало? Ни хрена, раньше надо было бояться! Жалко, блин, что ты там, в офисе, не задержался еще минут на двадцать! Одним дураком меньше бы стало! Я молчал. Чудо-юдо раздавил меня, как танк давит легковушку - легким движением гусениц. - Сопляк! - пропыхтел батя. - Тридцать пять стукнуло, а ума даже меньше, чем в двадцать было. Ведь уже кое-что повидал, знаешь, с чем приходится иметь дело. Неужели ничего в башке не отложилось? - Да понимаю я все! - вырвалось у меня. - Ты сам приучил, что вмешиваешься со своей РНС, когда тебе вздумается. Если знаешь, что за тебя "фюрер" думает, на фиг мозгами шевелить? Я прикинул: ты не тормозишь - значит, согласен... Сказал бы: "Стоп!", так ни хрена бы я к Варану не поехал. - Больше мне делать нечего, как только тобой заниматься. - Голос у Сергея Сергеевича понизился, и мне это показалось благим знаком. - Да, я могу вмешаться, если пройдет сигнал острой опасности. Или, допустим, если просто найду нужным и возможным вести тебя какое-то время. Но постоянно извини, никак не получится. Если бы я только на тебя время тратил, мы бы сейчас в подвале пятиэтажки обитали. И по-моему, ты не так глуп, чтоб этого не понимать. Кстати, не худо бы даже в тех случаях, когда я тебя веду, проводить контроль. Ведь схемка у тебя производства Сарториуса, он сам может подключиться и тобой, дураком, вертеть. Как уже было неоднократно! Это я помнил. Прыжок с парашютом в океан под диктовку компаньеро Сорокина имел место. Создавалось впечатление, что на Сергея Сергеевича опять находит приступ ярости, и он сейчас снова начнет орать и молотить кулаками по столу. Но тут я не угадал. Чудо-юдо, должно быть, все-таки стравил пар, довел давление до нормы и решил, что с этим самым "педагогическим взрывом" пора завязывать. Я о таком понятии краем уха слышал, но кто этот самый "взрыв" придумал, Макаренко, Сухомлинский или доктор Спок, имел представление смутное. Чудо-юдо, конечно, знал это лучше меня, но именно поэтому и решил, что перегибать палку не стоит, поскольку криком делу не поможешь. Его недоступные для моего понимания мозги уже прокручивали какую-то разработку чрезвычайного характера, некий экстренный вариант которой надо было осуществить в кратчайшие сроки вместо той, что, возможно, долго готовилась, но сорвалась, вероятно, на завершающем этапе. Может быть, действительно из-за моей неосмотрительности. Хотя, если честно, прямых доказательств, что это я "малину" обгадил, мне еще не привели. Скажем так, пока я не видел связи между своим приездом к Варану и налетом на его офис. Конечно, Чуду-юду видней, он обозревает картину этого мероприятия с птичьего полета или, минимум, с высокой колокольни, а я - из полуподвального окошка или вовсе - из отдушины. Но при всех недостатках моей собственной многострадальной башки она еще сохраняла кое-какие способности к логическому мышлению. Выстроить эту логику после взбучки, которую задал мне Чудо-юдо, вестимо, было непросто. По голове еще мертвая зыбь гуляла. Но папаня, задумавшись, дал мне тайм-аут, чем позволил чуток успокоиться и посоображать маленько. РАЗМЫШЛЕНИЯ В ТАЙМ-АУТЕ Прежде всего, стоило подумать над тем, кого, собственно, Чудо-юдо собирался мочить при посредстве подобранного Вараном бомжа. Во-первых, фигура эта представлялась мне малозначительной. Человек, которого способен ухойдакать тип, подобный господину Тимофееву, должен быть безоружен, слаб физически и не иметь средств на содержание хотя бы одного телохранителя. Кроме того, такой человек не может жить ни в охраняемом коттеджном поселке, ни даже в престижном многоэтажном доме с видеодомофоном и консьержем на лестничной клетке. И вряд ли такой клиент имеет хоть какой-либо автотранспорт, кроме иномарки типа "Запорожец". Соответственно можно с гарантией считать, что речь шла не об уборке политического деятеля, крутого мафиозника или солидного предпринимателя. Сомнительно даже, чтоб Чудо-юдо нацеливался на владельца коммерческой палатки. Бомжу Тимофееву, на мой непросвещенный взгляд, даже в похмельном состоянии нельзя было доверять ничего стреляющего. Для него было бы серьезной проблемой попасть с двух шагов. Такие товарищи, как Иван Петрович, убивают топорами, кухонными ножами, водопроводными трубами и кирпичами. Как правило, в состоянии умопомрачения и недопития. И в основном убивают либо себе подобных - лишний глоток из пузыря сделал, падла! - либо каких-нибудь беззащитных дедулек и бабулек из-за отказа дать купюру на приобретение все того же пузыря. Конечно, если их соберется двое или трое, а алкогольная недостаточность будет шибко острой, могут рискнуть напасть и на менее легкую жертву, скажем, на нестарую бабу или хилого мужичка. Но в общем и целом это не характерный для них промысел - открытое похищение чужого имущества, разбой-грабеж. Сумку спереть, оставленную без присмотра, выдернуть картошку с огорода, взломать пустую дачу зимой или квартиру с плохой дверью летом - это они делают чаще. Однако опыт применения бомжей как одноразовых мокрушников в нашей конторе имелся. Лично мне пришлось участвовать в двух таких "разработках", а вообще их было намного больше. Первый "мой" случай был аж при Советской власти, когда Чудо-юдо еще состоял на комитетской службе. Была ли это боевая задача, поставленная тогдашним руководством Сергея Сергеевича, или его частная инициатива, мне и сейчас неизвестно. Факт тот, что некий гражданин оказался случайным свидетелем чего-то такого, чего не должен был видеть. Чего именно - опять же не знаю, поскольку тогда гласность еще не совсем раскрутилась, газеты еще дописывали статьи в поддержку антиалкогольной кампании, и никто из журналюг всерьез в этой грязи не копался. Гражданин вообще-то в милицию настучать не спешил. Очень может быть, что он и вовсе туда не собирался. Вероятно даже, что он и не усек ничего такого. Но была опасность, что следствие как-нибудь само по себе на него выйдет и потянет за ниточку, которая могла вытащить на свет божий нечто неудобоваримое. Мне опять же не сообщали, что именно. В те времена пальба в Москве еще являлась относительно редким метеорологическим явлением, и расстрелять этого ненужного гражданина на лестничной клетке было стремно. Слишком много шухера поднялось бы, и скромная персона убиенного привлекла бы к себе совершенно излишнее внимание. То есть был бы достигнут эффект, совершенно противоположный тому, что требовалось Чуду-юду. Возможно, батя прорабатывал и всякие другие версии типа отравления грибками в сметане, самоубийства путем выбрасывания с седьмого этажа, но почему-то остановился на той, которая реализовалась. Обнаружили - кто-то ведь наблюдал за этим несчастным! - что мужичок вечером выгуливает собачку рядом с домом, чаще всего затемно. Собачка - типа болонки, кроме визгливого лая, пользы от нее никакой. Долго ли каким хулиганам обидеть этого гражданина, который имел рост метр с кепкой и телосложение блокадника? Сперва прикидывали навести на него компанию пацанов, которые балдели в подъезде, но тут вышел облом. Как выяснилось, в этой компании один из самых заводных доводился мужичку родным сыном, причем вполне любящим и готовым, если что, заступиться. Вот тут-то и вышли на бомжей, которые по летнему времени дрыхли в скверике посреди двора, а собачка на них гавкала и писала. На Джека - Царствие ему Небесное, если это возможно! - выпала почетная миссия с ними выпить. Он преотлично изобразил расстроенного мужа, с женой которого якобы болонковладелец амуры крутит. Очень клево у него этот спектакль сыгрался. И сказал, что, мол, убил бы сам, да жалко сидеть из-за такого дерьма, а то и под расстрел идти. А бомжи, высосав по двести грамм, распалились, засочувствовали, свои счеты с болонкой вспомнили и про то, как их пацаны во главе с сыном нашего клиента отметелили. В общем, Джек поставил им вторую бутылку и тихо удалился в большой печали - с понтом дела, жену воспитывать. Бомжи поллитру наскоро высосали, одурели, и когда мужичок со своей собачкой вышел в скверик, налетели на него, сшибли с ног и, мягко говоря, затоптали. На шум-гам, правда, выскочили пацаны, сын клиента начал, в свою очередь, бомжей метелить. Ментура приехала и всех, кто не смылся, прибрали в КПЗ. Бомжей упаковали и до вытрезвления решили не беспокоить, потому что они уже и на ногах не стояли. А утречком оказалось, что они холодненькие, потому что вторая бутылка была не с водкой, а с метиловым спиртом. И рассказывать, за что и почему мужичка порешили, оказалось некому. Сошло все за чистую бытовуху, безо всякой раскрутки в ненужном направлении. В этом деле фактор случайности был очень большой, и Джеку, прямо скажем, повезло, что все так устроилось. Вполне могло что-нибудь не связаться. Вторая история была намного позже, и там было все куда продуманней, с меньшей импровизацией и меньшей степенью риска. Еще бы! В ней ведь нынешний шейх Абу Рустем, тогдашний Кубик-Рубик, был задействован. И бомж был более толковый, не совсем свернувшийся. Там тоже речь шла о потенциальном свидетеле. Бабка какая-то, постоянно торчавшая у окошка, углядела, что в подвале одного из подъездов какой-то склад оборудовали без вывески, куда по ночам чего-то завозят, а потом куда-то вывозят. Взяла и пошла, на свою беду и на счастье Кубика, к участковому. Мол, разберись, касатик. А касатик-то был уже капитально обашлен от господина Рустамова, который в данном подвальчике держал товар, заигранный от гуманитарной помощи, а иногда по просьбе земляков и наркоту притыривал. Само собой, что участковый пообещал разобраться, но тут же проинформировал Кубика. Кубик поначалу хотел просто склад перекинуть на другое место, но это оказалось не так-то просто. Участковый решил успокоить бабку: мол, все проверено, законность не нарушена, мирные коммерсанты честно аренду платят. Бабка на какое-то время беспокоиться перестала, но у Кубика то и дело под ложечкой сосало. Менту он, правда, зарплату прибавил и, в общем, в его надежности был уверен, на складе провел разъяснительную работу по технике безопасности, но бабка ведь, если ей чего-то в голову взбредет, могла и в отделение намылиться, и даже в прокуратуру. То есть в бабкином молчании Курбан шибко сомневался. А такие люди, как Кубик-Рубик, почитают за строгое правило: сначала режь, потом сомневайся. Конечно, проще всего было отправить к бабке пару своих хлопцев под видом сантехников или традиционного "Мосгаза". Дали бы бабке разводным ключом по кумполу - и все тип-топ. Но Кубик был человек очень осторожный. При всем том, что ребята у него были очень квалифицированные, могли они наследить, засветиться, и, так или иначе, привлечь внимание к складу и самому Кубику. Надо было задействовать посторонние силы. Не без моей помощи - что да как, рассказывать долго - Кубик нашарил постепенно спивающегося молодца, который страсть как хотел приобрести московскую прописку. Гражданину назвонили в уши, что ежели он замочит бабушку-старушку, то ему помогут получить ее квартиру. Естественно, что его подпустили только к самым дальним от Кубика "шестеркам", которые встретились с ним на какой-то бесхозной дачке не то в Малаховке, не то в Томилино. Там раскатавшего губишки юношу порадовали тем, что обеспечат ему прикрытие и автотранспорт для отхода. Этот нео-Раскольников, не мудрствуя лукаво, взял на дело плотницкий топор, свистнутый на ближайшей стройке, ковырнул дверь и, попросту вломившись ночью в квартирку, очень неумело, а потому жестоко порубал старушку. Шуму и кровищи было много, но никто, конечно, на помощь не поспешил. Благодаря этому убивец, кинув на месте злодеяния топор со своими отпечатками пальцев, дунул вниз и относительно благополучно добежал до грязного "Москвича", ждавшего его в проходном дворе. "Москвич" два дня уже как числился в угоне, выстаиваясь в гараже на той же самой дачке. Поездка оказалась не слишком долгой. Покрутившись по дворам, заехали в тупик, где тихо и скромно, соблюдая правила санитарии и гигиены, удавили дурачишку гитарной струной, после чего кинули в сменный кузов для мусоровоза, не побрезговав опрокинуть поверх покойничка пару больших мусорных бачков. Потом проехали еще пару ночных улиц, бросили "Москвич" и пересели на дожидавшуюся их "шестерку". Утром приехал мусоровоз, оставил пустой сменный кузов и забрал кузов с покойником. По-моему, нео-Раскольников так и гниет сейчас в недрах свалки. Слыхивал я и о других случаях применения бомжей на уборочной страде, но так или иначе все они работали против разного рода мелких людей. А мелкие люди, как можно догадаться, даже узнав о том, что на них готовится покушение, не смогут принять такую превентивную меру, как присылку группы боевиков на разгром противной стороны. Отсюда напрашивался вывод, что либо налет на офис и убийство Варана с Бето были никак не связаны с подготовкой "одноразового киллера" Тимофеева, либо роль бомжа была более сложной и главной целью было не убийство какой-либо мелкой фигуры, а какая-нибудь подстава или провокация против человека весьма крутого. Во всяком случае, такого, который был способен на принятие вышеупомянутого превентивного действия. Сразу возникал вопрос: а кто, собственно, мог рискнуть на такой шаг? Еще меньше чем год назад, угодив в лапы Агафона и К5 после первого возвращения в Москву и размышляя по поводу того, кто меня похитил, я был твердо убежден, что никто из господ, разбирающихся в московской конъюнктуре, не попрет против конторы Чуда-юда и даже против любой из ее низовых ячеек типа группы Варана. Разве только какие-нибудь иногородние оглоеды, не уразумевшие, что жизнь дается человеку один раз, а крутость - не каждому. Сегодня все было гораздо сложнее. О реальном положении во всей системе я никогда не имел полного представления. ВСЕ о своем деле знал только Сергей Сергеевич, и никто больше, если не считать Господа Бога. Но по многим признакам его влияние сильно пошатнулось. Нас явно меньше боялись, перед нами заметно меньше дрожали, меньше было подобострастия в голосах тех, с кем доводилось вести разговоры. С чем конкретно было связано падение влияния, я мог лишь догадываться. Но скорее всего - с деньгами. Должно быть, мы тратили больше, чем зарабатывали. И кто-то усердно помогал нам в разорении, вел против нас жестокую войну, как в России, так и за всякими там ближними и дальними кордонами. Должно быть, еще и распространяли слухи о том, что мы уже на пределе, что нас вот-вот раздавят. Не сомневался я и в том, что нас оттирают от верхов, что те люди, которые поддерживали нас в госструктурах, постепенно вытесняются другими, настроенными враждебно. А раз так, то вполне мог найтись некто, решивший, что пора нам и вовсе на покой... В общем, он, конечно, поторопился, но если мы сейчас простим эти трупы, то через недельку наших людей начнут валить по всей стране и в зарубежье. Поэтому Чудо-юдо скорее всего уже намечал какую-нибудь впечатляющую акцию возмездия. А в качестве ответственного исполнителя, возможно, намечал мою кандидатуру. Вот сейчас он сузит глаза до китайского формата, сдвинет углы рта вниз и скажет: "А ну, Димуля, хватит балдеть и пузо наедать. Пора поработать как следует. По-моему, какие-то козлы очень хотят, чтоб мы на них налетели, раздолбали и пошмаляли от души к такой-то матери!" Именно какого-нибудь такого приказа: налететь, раздолбать, пошмалять от души, я ждал от Чуда-юда. Даже был морально готов хоть сегодня куда-нибудь сгонять и отвести душу в помин Варана. Но опять не угадал. Чудо-юдо, словно бы впервые меня увидев, рассеянно пробормотал, еще не совсем оторвавшись от своих размышлений: - Ты чего тут торчишь? Иди к себе, там у тебя сейчас три бабы гуляют. Скрасишь их одиночество своим мужским обаянием. Меня не ждите. Спросят почему - отвечай, что срочные дела накатили. Я вышел из кабинета, по большому счету так и не поняв, за что мне дали втык... ХЕТ-ТРИК Когда я вернулся на кухню своих апартаментов, то был встречен не очень дружным трио, исполнявшим бабский народный хит "Вот ктой-то с горочки спустился". По частоте исполнения российскими дамами в состоянии подпития средней тяжести он уступает только суперпопулярному деревенскому романсу "Ромашки спрятались, поникли лютики". Песнопение очень соответствовало текущему моменту, ибо после заглавной фразы там говорилось: "Наверно, милый мой идет". Вике и, с некоторой натяжкой, Зинуле вполне допустимо было именовать меня "милым". Правда, я спустился не с "горочки", а всего лишь с третьего этажа на второй. Судя по моим часам, экзекуция, учиненная мне в кабинете Чудом-юдом, продолжалась менее часа, включая "тайм-аут", когда папаша над чем-то размышлял минут десять, а я пытался прикинуть, в чем же, собственно, мог напортачить. Так или иначе, но меня не было минут сорок пять. За этот относительно короткий промежуток времени милые дамы пришли в очень веселое расположение духа, поскольку успели высосать на троих поллитровку экологически чистого напитка производства завода "Кристалл". Пожалуй, даже мужская тройка не успела бы сделать это так быстро, хотя бы из эстетических соображений, поскольку в культурной пьянке главное - это общение, а зю-зю само придет. Милые дамы сидели за кухонным столиком, на котором, помимо опустевшей бутылки, стояла еще одна такая же, по-видимому, тоже обреченная на заклание. В сервировке женское начало почти не просматривалось. Девушки употребили стопки калибром 75 миллилитров (у нас с Викой в хозяйстве были рюмашки и гораздо меньшего объема), то есть, даже с учетом некоторого недолива, могли поконать бутылку максимум тремя тостами. На подготовку закуси молодицы много времени не потратили. Покромсали на ломтики черкизовскую салями из нашего холодильника и какое-то копченое сало (у нас в холодильнике такого не было), вскрыли упаковку с красной рыбкой (тоже с собой принесли), банку шпрот (по-моему, из наших запасов) и банку маринованных огурчиков иностранного производства. Даже салата никакого делать не стали. Хлеб, правда, нарезали - "чебаковскими" ломтями в два пальца толщиной. Колбасу, сало и хлеб свалили на общее блюдо, а все остальное брали вилками прямо из фабричной упаковки. Честное слово, ежели бы ко мне в гости пришли, допустим, Лосенок с Игорем Чебаковым, то мы бы наверняка приготовили стол культурнее. Хотя и Вика, и Зина при желании могли бы сделать это вполне прилично. Кстати замечу, что Вика в отличие от чистокровной Ленки готовила прекрасно. Вероятно, она унаследовала это от Танечки Кармелюк, готовку которой я сподобился попробовать некогда на даче цыгана Бахмаченко. Лариса оказалась миловидной шатенкой, немного постарше Зинки, но постройнее. Улыбка у нее оказалась очень симпатичная, хотя зубки были уже фарфоровые. Радовали глаз кудряшечки, которые у нее сами по себе завивались, без всякой химии и прочего инструмента. Конечно, она выглядела намного элегантнее и женственнее, чем Вика с ее короткой стрижкой и заметной мускулатурой на руках. В трезвом виде Лара, конечно, смотрелась бы намного интеллигентней - мне так казалось по крайней мере, - но и в подпитии отталкивающих чувств не вызывала. Печальная песнь о товарище с золотыми погонами и светлым орденом на груди, повстречавшемся лирической героине на ее жизненном пути, закончилась довольно быстро. Потому что певицы заметили мое присутствие. Я, правда, ни погон, ни ордена не имел, к тому же пребывал в паршивейшем настроении, которое Вика, даже будучи в сильно пьяном виде, могла определить безошибочно, но все-таки являлся мужиком, а следовательно, мог внести какую-то новую струю (не поймите буквально!) в это алкогольное мероприятие. - Та-ак! - воскликнула Зинуля. - Те же и Баринов. А где отец? - У себя, - ответил я устало. - Сказал, чтоб его не ждали, у него проблемы накатили. Срочные дела. - Жаль, - вздохнула Лариса. - Вот это, Димуля, - поглаживая Ларису по кудряшкам, довольно твердым языком произнесла Вика, - наша восходящая звезда! Лариса Григорьевна! Героиня сегодняшнего дня! Ее бюст отольют из бронзы, если не успеют в этом столетии, то в будущем - наверняка. - Только бюст? - Лариса уморительно хлопнула ресницами, как маленькая девочка, хотя в том, что ей за тридцатник, я был уверен. При этом она сделала весьма игривое движение, подхватив себя под груди - совсем не девчоночьего калибра, минимум четвертый номер! - мол, бюст я понимаю в узком смысле слова. - Почему? Не только бюст, - невозмутимо свинчивая пробку с бутылки, сказала Вика. - Еще ее нужно высечь на мраморной доске! - Ой, не надо! - Теперь Лариса ухватила себя за попку, как бы прикрывая ее от грядущего сечения. - Это больно, а я не мазохистка. Зинка поставила мне стопарь все того же калибра, Вика набулькала его до краев. Водка, должно быть, еще не простояла на столе после того, как ее вынули из холодильника, и прогреться не успела. Мне подумалось, что нажраться самое оно. Тогда не придется всю ночь ворочаться и мучить мозги бесплодными мыслями о том, как именно я насвинячил Чуду-юду, когда поперся консультировать Варана. Тем более что ни Варана, ни Бето с того света не вернешь. Разве только удастся "Black Box" раскочегарить... Но на это надежда была плохая. Уже около года прошло с тех пор, как "черный ящик" прибыл в Москву и был спрятан где-то в таинственных недрах ЦТМО, но, судя по всему, не фурычил. Я пару раз как бы невзначай поинтересовался у отца, как, мол, та фигулина поживает, которую я у Ахмад-хана выдернул, но Чудо-юдо только хмыкал. "Изучаем..." - и давал понять, что теперь это меня не касается. Точно так же он помалкивал и о том, продвинулось ли вперед изучение перстней Аль-Мохадов. Ежу было ясно, что после смерти Васи Лопухина это дело тоже застряло. И поточное производство "Зомби-7" в мировом масштабе отчего-то не запускалось. Нет, точно, "какая-то есть в царстве Датском гниль"! Впрочем, на роль Гамлета, чтоб разбираться в этой фигне, я не претендовал. Я человек управляемый, биоробот. Сегодня вот дозволили назюзюкаться - назюзюкаюсь. А не разрешили бы - капли в рот бы не принял. Завтра прикажут, скажем, Кэмп-Дэвид брать или там "Волжский утес" - пойду, хотя и буду знать, что ни фига из этого не выйдет. Потому что привык быть марионеткой. С детства привык. И даже если выдается возможность самому что-то решить, все время сомневаюсь. "Ох, ахти мне, да куды же я попер, с ничтожеством-то своим! Без высочайшего указа и соизволения!" - Будем! - сказал я один из самых кратких тостов, употребляемых на территории бывшего СССР, и четыре стопки, весело звякнув, столкнулись где-то над серединой стола. Хлебнул залпом все 75 граммов, не нюхая. Наколол на вилку маринованный огурчик, взял ломоть хлеба... Не, нормально пошла, клево! В общем, стакашек очень приятно повлиял на состояние моего внутреннего мира. Неприятные мысли смыл, словно дерьмо в толчок. На хрен гадать чего-то? Пить будем, гулять будем, а смерть придет - помирать будем. - Колбаски возьми, сальца! - потчевала Зинка. - Закусывай, а то развезет... Я, конечно, об этом раньше не знал ни хрена. Спасибо, просветила несмышленого! Хотя сама Зинуля еще до этой (для нее уже четвертой!) стопочки уже порядочно окосела. Вика и Лариса держались покрепче. Впрочем, в тот момент они все мне казались очень милыми. Вика опять захотела попеть и завела что-то по-украински. Ухо восприняло это примерно так: - "Знов зозули голос чуты в лиси, ластивки гнездечко звили в стриси..." Но слов, кроме нее, никто не помнил, тем более на иностранном языке. - Давай чего-нибудь попроще, - сказала Зина. - "Ромашки спрятались..." - Нет, - замахал руками я, - это слишком тяжко. И грустно. Последовал непродолжительный обмен мнениями между бабами, которые говорили одновременно, пытаясь перекричать друг друга, а потому галдели, как вороны над полями орошения. Я лично не разобрал ни одного членораздельного слова, но они каким-то образом друг друга поняли и в конце концов завыли довольно стройно: Огней так много золотых, На улицах Саратова. Парней так много холостых, А я люблю женатого! Пожалуй, в рейтинге дамско-алкогольных хитов России, после двух уже упомянутых, этот занимает третью строчку. Однако вот что еще занятно, если первые два хита не шибко трогают сердца мужиков, то третий вызывает у них некое подсознательное влечение. Особенно у женатых, которые слушают эту песню в исполнении чужих баб. Поскольку громадное большинство мужиков всех возрастов, особенно находящихся в подпитии, обладает завышенной самооценкой собственной личности - я тоже не исключение, - то как бы исподволь примеряет на себя костюмчик того счастливчика, которому признается в любви безымянная саратовская девица. А ежели исполнительница песни по ходу дела состроит этому лоху глазки, то он уже на 80 процентов убежден, будто тайная воздыхательница прямо-таки жаждет бултыхнуться в его объятия. Конечно, у меня после первой стопки еще сохранялось более-менее адекватное мировосприятие. То есть я в общем-то понимал, что бабы поют эту песню вовсе не по моему конкретному адресу, а просто так. Тем более что женатым я был на Вике, а с Зинкой, особенно в период до 1994 года, спал даже чаще, чем ее родной муж. И не украдкой, а "токмо волею пославшей мя жены", ибо Премудрая Хавронья Хрюшка Чебакова, будучи убежденной, что "мужику завсегда одной мало", - а братец Мишка это подтверждал постоянно предпочла делить своего законного мужа с сестрой-близняшкой, а не с какой-нибудь неучтенной бабой. В основном эта тактика приносила успех, и я изменял Чебаковым намного меньше, чем мог бы. Теперь, правда, такой доверительности между Викой и Зинкой уже не существовало. К тому же я и с одной Викой с трудом справлялся, потому что по сравнению с Ленкой она была куда ненасытнее. Допев до конца про всю эту "печальную историю", дружно сказали: "Ох!" - и закатились хохотом. Вика сказала. - Нормально исполнили! Я балдею. - Можно вопрос, - поинтересовался я, - что мы все-таки конкретно отмечаем? Какую такую трудовую победу? "Зомби-9" изобрели, что ли? Или еще что похлеще? - Похлеще, - сказала Зинка, у которой глаза были заметно мутноваты. - Мы потомство получили в восьмом секторе, понимаешь? Точно в те сроки, которые программировали. Здоровое и жизнеспособное. - От мышей, что ли? Или от кроликов? - хмыкнул я. - Или мышей с кроликами скрестили? - Точно, - очень трезво и без улыбки произнесла Вика. - Скрестили двуногих мышей с двуногими кроликами. На страх мировому империализму. - Вика, не надо, - тоже вполне трезвым и к тому же строгим голосом сказала Лариса. - У меня все получилось, твои предсказания не оправдались. Мы же условились не болтать о делах, правда? Зачем Дмитрию Сергеевичу забивать себе голову нашими дрязгами? - Это не дрязги. - На левой скуле Вики дернулся желвачок. - Это очень серьезно. - Правильно, - примирительно кивнула Лариса, - если хочешь обсуждать результаты нашей работы серьезно, то не надо делать это во хмелю. В прошлом году у Зины были такие же сомнения, но теперь мы с ней единомышленницы. Ты слишком эмоционально подходишь к научным исследованиям. Верно, Зинуля? - Верно, - осоловело пробормотала Чебакова с родинкой. - Давайте еще по одной, а? - Наливай! - приказала Вика, и я разлил в рюмки по 50 граммов, после чего бутылка опустела. Ничего неожиданного в том не было, все по науке: первый тост в моем присутствии - 75x4=300, второй - 50x4=200, и поллитры как не бывало. Правда, приняв на грудь всего 125 за два раза, я особо не ослаб, а вот Зинуля ощутила усталость. Она облокотилась на стол, подперла ладонями подбородок и сказала, дав очень верную оценку своему состоянию: - Совсем бухая... - Это точно, - согласилась Вика, - идем, провожу тебя баиньки. - Отстань. Пусть Димуля проводит! - Может быть, лучше я? - предложила свои услуги Лариса. - Чтоб без ссоры, без спору? - Димулю хочу! - грозно заявила Зинка и грохнула кулаком по столу, должно быть, копируя своего папашу старого шабашника Ивана Михалыча Чебакова, царствие ему небесное. Небось именно так он громыхал, поддавши: "Кто в доме хозяин?!", раздавал затрещины Игоряшке, Ленке и Зинке, а также иным образом буянил, пока не появлялась могучая Валентина Павловна и не отправляла супруга в глубокий нокаут. Когда-нибудь, лет через двадцать пять, Зинуля станет такой же массивной и багровой. И Ленка, если Чудо-юдо когда-нибудь ее вернет. - Хотеть не вредно, - пробурчала Вика, посмотрев на меня, как Ленин на буржуазию. - Ладно, отведи ее, а мы тут с Ларисой приберемся... Идти надо было всего ничего - по коридору из одного конца этажа в другой. Однако Зинуля неважно управляла своими ногами, и они водили ее от стенки к стенке. Чтобы она хотя бы приблизительно шла по прямой, пришлось обнять ее за талию. Зинке это понравилось, я тоже не испытывал особого неудобства. Охранники, дежурившие в коридоре, делали вид, что не замечают, в каком состоянии находится заместитель директора ЦТМО. Чудо-юдо не держал на службе непонятливых. Некоторое время Зинуля не издавала каких-либо членораздельных звуков, только сопела, невнятно хихикала каким-то непричесанным мыслям, бродившим в ее гривастой белокурой головке, и изредка произносила что-то похожее на матюки, когда ноги у нее в очередной раз заплетались. Однако, когда мы прошли уже половину пути и миновали главную лестницу, ведущую от центрального подъезда в покои Чуда-юда, Чебакова с родинкой пробормотала: - Тошно. Я подумал, что надо поворачивать к туалету, который располагался неподалеку от зала для приемов. Но Зинка имела в виду совсем другое. - Думаешь, меня тошнит? Ни фига подобного. Мне не физически тошно, а нравственно... - Отчего? - От всего. От дворца этого, от Мишки, от пира этого чумного... - От меня тоже тошно? - Нет, от тебя не тошно. Ты хороший. А мы - сволочи. Прислушиваться и искать какой-то смысл в болтовне бабы, принявшей примерно 300 граммов, - дело неблагодарное. Особенно если и сам не совсем как стеклышко. Но тем не менее, я, в общем и целом, был не пьян. Меня отчего-то заинтересовали Зинкины речуги. - Это почему это вы сволочи? - А потому. Потому что делаем всякую дрянь и радуемся. Хошь скажу, отчего Лариска ликует? - Скажи, если сумеешь. И если это можно, конечно. - И скажу! Думаешь, я папашу испугаюсь? Хрена с два! Пусть ему твоя микросхема все доложит. Я ему уже и в лицо говорила: пакости мы изобретаем. Возможно, вообще нам черти все это подсовывают, а мы души губим. Свои и чужие тоже... Так вот: восьмой сектор сегодня сделал хет-трик, понял? О том, что хет-триком называется ситуация, когда один футболист забивает три гола в матче, я слышал, хотя в последнее время футболом не интересовался. Но при чем тут 8-й сектор? Там что - футболистов обучают по методикам Чуда-юда? Вслух я спросил: - Чего-чего? Хет-трах? Но Зинка не улыбнулась. Она уже больше не хихикала. Более того, ее явно переполняла ярость. - Лариска получила потомство от трех пар людей, прошедших полный курс инъекций "Зомби-8", понял? - прошипела она. - А я запрограммировала день их рождения. Усек? - Ну и что? - Я не воспринял это как нечто экстраординарное. Наверно, 125 граммов все-таки сказывались. - Как что? Сегодня, точно в 12.00, родились первые в мире наследственные зомби. Три мальчика, поведение которых контролировалось еще в утробе. Каждый по четыре килограмма ровно. С точностью до миллиграмма одинаковые. Потому что их развитием управляли еще в пузе. Я ими управляла. Понял? - А Вика? - Вика нам на мозги капала в основном. Убеждала, что из этой затеи ни хрена не выйдет. А потом, когда стало ясно, что получается, стала орать, что мы изверги. И она права, зараза... Надо сказать, что, просвещая меня, Зинуля даже потрезвела. И язык почти не заплетался, и ноги шли ровнее. Когда мы вошли в апартаменты Мишки и Зинки, то сразу услышали галдеж из детской. Само собой, что обе пары двойняшек, предоставленные сами себе, от души балдели. Когда на четверых сорок лет - это прекрасно. Я надеялся, что потомство не обратит внимания на предков и мне спокойно удастся довести Зинулю до спальни. Просто для того, чтоб она улеглась и отдохнула. Оставаться с ней я не собирался. В конце концов давать Вике лишний повод для сопений было излишне, да и какой кайф тормошить хмельную бабу? У которой, кстати, тоже настроение неустойчивое. Да и возиться в спальне, когда ребятня по комнатам носится, - не в масть. Однако прошмыгнуть незамеченными не удалось. Иришка выглянула первой, а за ней из дверей детской высунулись еще три бариново-чебаковских гибрида. Их развитием никто и никогда толком не управлял: ни в утробе, ни после появления на свет Божий. - Мама пришла! - завизжали все четверо. Хотя Зинка, строго говоря, была мамой только Сережке и Ирке. Катька с Колькой, как уже поминалось, Вику принципиально называли тетей. Отчего-то я подумал, что не худо бы пристроить Вике какой-нибудь опознаватель типа того, что заставлял родственников Брауна признавать за своего Майка Атвуда. Поросята окружили нас, поначалу с улыбками на мордочках. Но тут все та же Иришка нахмурилась и по-взрослому строго спросила: - Вы что, водку пили? - Ага, - произнесла Зинка упавшим голосом. - Немножко... - Множко! - безапелляционно произнесла Иришка. - Ты шатаешься. - Я устала... - пробормотала Зинуля. - Пап, - посоветовал Колька, - уложи ее спать. А то она сейчас начнет оправдываться и врать. - Правильно, - кивнул Сергей Михалыч, поддержав кузена, - пусть спит. Это лучше, чем по дому шататься и околесицу нести, - А утром у нее голова болеть будет, - добавила Катюха. - Сейчас, сейчас, - поспешно поворачивая Зинулю в сторону спальни, заверил я, - сейчас она спать ляжет. - Я сама! - Зинуля попробовала меня отпихнуть и чуть не упала. - Пошли, пошли... - У меня аж уши горели от стыдобушки. Очень неловко было перед ребятней, будто это я Зинку напоил. В спальне я закатил Зинку на неразобранную кровать, сняв с нее туфли. Она что-то пробормотала, повернулась на бок и захрапела. Когда я вернулся в гостиную, маломерные Бариновы рядком сидели на диване и что-то обсуждали полушепотом. Увидев меня, они примолкли. Колька ткнул в бок Сережку, а тот Ирку: мол, говори! - Дядя Дима, - с некоторым волнением произнесла Михайловна, - мы тут сейчас подумали, что... Иришка засмущалась и осеклась, но зато духу набралась Катька и выпалила: - Тебе надо за маму Зину замуж выйти! А тетя Вика пусть на дяде Мише женится. - Ага, - подтвердил Сережка, - разве это папка? То его вообще дома нет, то пьяный приходит, как дурак, и в штаны писает. - А так мы будем все вместе жить, - сказала Иришка. - Ты все равно нашу маму любишь больше, чем Вику. Потому что мама на тетю Лену похожа. У Кольки, кажется, было свое особое мнение. Он дождался, пока все протараторят, и выдал на-гора: - Тетя Вика тоже пусть остается. Она стреляет классно и карате знает. Даже в футбол играть умеет. А дядя Миша пусть за Люську выходит. - Да он с ней совсем сопьется! - совершенно как взрослая баба, вздохнула Иришка. - Нет уж, пусть лучше папка на Вике женится. Она его спортом заниматься заставит, и он перестанет водку пить. И еще Вика Люське этой противной по морде надает. Осведомленность молодого поколения была просто обалденная. Я лично аж онемел минуты на две, пока господа поросята и поросюшки выступали в прениях. Точно, с ними не соскучишься... Я, правда, был не в курсе, какие нынче существуют детские организации для октябрятского возраста: "августята", может быть, или "демокрята" какие-нибудь, опять-таки, не знал, чему там учат и какие морально-нравственные качества прививают, но то, как эти младенцы рассуждали, показывало, что новым мышлением эти граждане уже прониклись и готовность принимать нестандартные решения у них очень высокая. - Знаете что, юноши и девушки, - сказал я, когда ко мне вернулся дар речи. - Этот вопрос сложный. Его надо решать спокойно, по-деловому, без спешки и оголтелости. Кому на ком жениться и кому за кого замуж выходить, мы еще подумаем. Тем более что я тут только сам по себе, мама Зина в отрубе, дядя Миша где-то гуляет, а тетя Вика посуду мост. Да дедушка еще есть, который тоже может не согласиться. Отложим это дело, а? Молчание - знак согласия. Теперь вопрос практический к лично моим детям: где вы собираетесь ночевать? Здесь или дома? - Зде-есь! - завизжали Колька и Катька. - Места хватит? - Конечно! - пискнула Иришка. - Мы в "комнату страха" играть будем. - Только не визжите, а то маму разбудите. С чувством исполненного родительского долга я покинул Зинкины апартаменты и отправился восвояси. В родных пенатах обстановка несколько изменилась, но Лариса еще находилась там и, похоже, вовсе уходить не собиралась. Они с Викой убрали и помыли посуду, налили по здоровенной чашке кофе и, отхлебывая его помаленьку, вели беседу вполне трезвыми голосами. Больше того, это была научная дискуссия. На меня они почти не обратили внимания. Ну, подумаешь, пришел тут какой-то полуграмотный. Поэтому я даже не стал возвращаться на кухню, а сразу проскочил в койку. Мне казалось, что я сумею быстро задремать и, глядишь, до утра отосплюсь нормально. Однако не угадал. Бабы, которые в момент моего прихода говорили спокойно и вполголоса, вдруг перешли на повышенные тона. - Ты так говоришь, потому что ошиблась! - раздраженно воскликнула Лариса. - По-моему, уже достаточно ясно, что правы мы с Зиной. Мы экспериментально доказали свою правоту. А ты уперлась в свои дурацкие предположения, под которыми нет никакой рациональной основы, - и хоть кол на голове теши! Просто не хочешь признать, что проиграла, вот и все! - Я? Проиграла? - вскричала Вика. - Конечно! Вспомни, что ты говорила год назад, когда Чудо-юдо дал добро на эксперимент? Кстати, тогда и Зина была на твоей стороне. Как же вы тогда на меня набросились! Хорошо еще, что Сергей Сергеевич вас остановил, а то бы на части разорвали. У него, слава Богу, хватило ума настоять на продолжении работы. И сейчас мы имеем то, что имеем! - А что мы имеем? - вызывающе спросила Вика. - Ты же, по сути дела, толком не поняла, какие результаты получила. И вследствие чего эти результаты получились такими, а не иными, ты тоже не представляешь. Потому что ты биолог, генетик, а не нейролингвист. Больше того, ты вообще в данном случае больше выполняла функции зоотехника - ни больше и ни меньше. - Ты пытаешься меня оскорбить, потому что завидуешь, - зло усмехнулась Лариса. - Элементарно завидуешь. И поскольку сказать по делу тебе нечего, лезешь в бутылку, выдумываешь какие-то псевдоаргументы. Вроде того, что в ход эксперимента вмешались какие-то потусторонние силы, чуть ли не сверхъестественного происхождения. - Псевдоаргументы? - Вика прямо-таки кипела, я даже издалека, находясь в спальне, чуял это по голосу. - Это, милая моя, объективные физические параметры. И есть четкая корреляция... - ...Которая может быть чисто случайным совпадением. - По девятнадцати позициям? Случайность? - Бывает, когда и большее число совпадений не устанавливает закономерности. - Я тебе уже все нарисовала на салфетке. И мне уже сейчас ясно, что все Зинкины сеансы программирования сопровождались изменениями в спецпомещении с "Black Box'ом". По времени они совпадают почти до секунды. Сон начал постепенно отступать. Хотя я еще не очень врубился в суть бабьей перепалки, мне стало интересно. К сожалению, после того как Вика громко проорала последнюю фразу, они вновь перешли на спокойный тон, и я минут десять слушал их, очень плохо различая лишь отдельные слова, по которым было трудно разобрать, о чем речь. По интонациям, правда, мне удалось понять, что научные бабы не то вычисляют чего-то, не то чертят некие графики на салфетках. После этого десятиминутного затишья ор возобновился: - Ерунда все это! - упрямо выкрикнула Лариса. - Ладно, допустим, что все эти колебания температуры и давления, изменения в напряженности электромагнитного поля, а также все прочие явления в спецпомещении, где хранится "Black Box", каким-то образом связаны с его деятельностью. Хотя и это еще нелегко доказать. Хорошо, я даже готова допустить, что все эти выбросы, совпадающие по времени с сеансами работы Зины на ГВЭПе, имеют какое-то отношение к "ящику". Ну и что? Почему ты считаешь, что он вмешивался в управление эмбрионами? Вполне возможно, что он просто реагировал на включение ГВЭПа. Так, как компас реагирует на металл. И все! - В ЦТМО, - громко сказала Вика, - ежедневно включают ГВЭПы. Их больше десятка, причем есть намного более мощные, чем ГВЭП-10с, на котором работала Зина. Диапазон частот у всех ГВЭПов примерно одинаковый и довольно узкий. Многие из генераторов расположены гораздо ближе к спецпомещению "ББ", чем восьмой сектор. Спецпомещение, между прочим, находится в бывшем бомбоубежище тяжелого типа. Бетонный бункер заглублен на двенадцать метров, непосредственно камера, где находится "Black Box", имеет толщину стен полтора метра, двери двойные, раздвижные, с освинцовкой. Вокруг "ящика", чтоб тебе было известно, имеется трехслойная защитная сфера, наглухо герметизированная и практически полностью экранированная от волнового воздействия. По крайней мере, тех видов, которые известны. Я, конечно, не физик, но у нас их полно, и они убеждены, что даже если бы самый мощный ГВЭП-25мс врубили непосредственно в спецпомещении "ББ", не фокусируя на сферу, то напряженность поля внутри ее могла измениться лишь ничтожным образом. А ваш восьмой сектор находится черт знает где, почти в двухстах метрах, причем на поверхности земли. Тем не менее на каждое Зинкино включение "ящик" реагировал. Неужели тебе это еще неясно? - Ну ладно, - отнюдь не уступчиво произнесла Лариса, - поверю, что "ящик" реагировал только на включение ГВЭПа в восьмом секторе. Но где у тебя доказательства того, что он "вмешивался" в нашу работу? И вообще извини меня, как эта штука может во что-то вмешаться? Я, правда, мало что о ней слышала и никогда не видала. Ты что, считаешь, что она обладает интеллектом? У тебя есть подтверждения? - Да не знаю я, что это такое! - взвыла Вика. - Не знаю! И прямых доказательств насчет интеллектуальности "ящика" не имею. Но могу предположить, что раз такой объект избирательно реагирует на вашу деятельность в восьмом секторе, значит какая-то связь между ним и сеансами управления плодами есть! "Ящик" работает одновременно с Зинкиным ГВЭПом. Вот это я знаю точно. Теперь мне в общих чертах стало ясно, куда гнет Вика. Мол, нечего тебе ликовать, Лариска, вовсе не вы управляли внутриутробным развитием сегодняшних новорожденных, a "Black Box". На хрен ему это было нужно вопрос особый. Но Лариса, как оказалось, была жутко упрямой бабой. - Хорошо, - воскликнула она, - связь есть, и я даже готова условно принять за истину то, что она не случайна. Но почему тогда, если "ящик" вмешивался, мы не видели никаких отклонений от того, что задумали? Ведь все шло исключительно так, как программировала Зинаида. - То-то и оно, - выкрикнула Вика, - что по сравнению с вашими экспериментами на мышах, которые вы с Зинулей вели прошлым летом, все шло слишком гладко. Сколько у вас тогда мышек сдохло? Сколько мышат оказались мертворожденными или нежизнеспособными? Между прочим, при той же самой базовой программе, которую Зинуля на моих глазах наскоро переделывала "под людей". - Не забывай, что мы не изучали мышей столь же подробно, как девочек. Могли какие-то внутренние факторы повлиять. А потом последняя серия экспериментов с мышками прошла безукоризненно. В ноябре прошлого года. - И именно тогда было принято окончательное решение на этот нынешний опыт. Вопреки тому, что мы с Зинкой тебе говорили. - А что вы говорили? Что Зинкина программа еще "сырая"? Ну вот она ее и доработала. Наверно, она могла быть лучше, если б вы над ней посидели вместе. Но эта программа для "мышиного", так сказать, уровня была вполне работоспособной. Поэтому последняя серия удалась отлично. Будь покойна, если б Сергей Сергеевич не был уверен в успехе, если б даже чуть-чуть сомневался, то ни за что не разрешил бы экспериментировать на людях. Между прочим, он несколько дней изучал наши отчеты, все эти ваши с Зинкой докладные и "особые мнения", задавал мне вопросы. И пришел к выводу, что программа сработала без сучка и без задоринки. - Да, но это было уже после того, как был привезен "Black Box", - сказала Вика. - Его привезли в октябре. Он вполне мог вмешаться уже на этом этапе... А до этого, если судить по вашим отчетам, от 30 до 70 процентов мышей дохли или получали наследственные патологии. С чего это в последний раз получилось 100 процентов нормальных? - Зинуля же совершенствовала программу... - Эти усовершенствования, знаешь ли, напоминали покраску стен в доме, у которого крыши нет. Вам надо было еще лет десять, не меньше, ее дорабатывать... - Ну хорошо, пусть нам помог "черный ящик", - раздраженно проворчала Лариса. - Ну и что? Ведь помог, не напортил?! - А с чего это он взялся помогать? Ты ему что, премию обещала? - яростно вскричала Вика. - Какая нам разница? Допустим, просто из филантропии... - Ты такую поговорочку слышала. "Бойтесь данайцев, дары приносящих"? - Нет, мы это не проходили, - проиронизировала Лариса. - Мы естественники, сухари, вивисекторы. Лягушек режем, мышей морим... Но могу сказать, что тебе твое гуманитарное образование, как и Зине, порядочно мешает. Все время в какую-то политику, мистику, философию лезете. Ищете то, чего нет. Еще бы прямо сказала, что "черный ящик" - порождение Сатаны, сосуд дьявольский или еще какая нечистая сила. Ну, на худой конец какая-нибудь гадость, заброшенная гнусными инопланетянами, прямо-таки жаждущими нашу Землю-матушку колонизировать, а род людской ликвидировать как класс. - Между прочим, это действительно вещь внеземного происхождения. - Вполне допускаю. Но почему подозревать, что это некая "мина замедленного действия"? Ничего плохого пока от него не видели. Никто ничем смертельным от него не заразился, радиацию он не испускает, компьютеры не портит. А если правда, что он умеет выполнять желания, как лампа Аладдина, то это вообще прелесть. - Понимаешь, Лариса, ты этот "ящик" воспринимаешь, как вещь, в крайнем случае как сложный компьютер с искусственным интеллектом. То есть такую штуку, которая всецело подчиняется только физическим законам, которую можно путем определенного порядка действий включить, настроить, перепрограммировать, отключить. И если этот порядок не нарушается, а сама машина исправна, то она неизбежно будет управляемой и предсказуемой. Но ведь это может быть и разумное существо, которому присущи эмоции, воля, целеустремленность, которое может само выбрать, подчиняться или не подчиняться командам. Мы уже год изучаем материалы исследований, которым он подвергался в 70-80-х годах, просматриваем Димину память, в которой об этом "ящике" или "камне" много чего содержится. Мы облепили "Black Box" кучей датчиков, изучаем изменения в среде, которая его окружает. И хотя ничего еще толком не добились, но все-таки кое-какие впечатления уже имеются. В общем, я чувствую, что это не машина. - Который час, а? - спросила Лариса. - Я чувствую, что мне надо идти спать ложиться. А то завтра на работу просплю. - У тебя там дежурит кто-нибудь ночью? - Конечно. И педиатр, и гинеколог, и сестры. Если будут осложнения у мамочек или детишек, мне позвонят. Ну, до завтра! Лариса ушла, а Вика, побрякав немного на кухне - должно быть, кружки мыла, - погасила свет и притопала в спальню. - Спишь? - спросила Вика. Можно было промолчать, и она бы поверила, будто я сплю. Но уж больно любопытные вещи мне довелось услышать. - Вы бы и мертвого разбудили, - с деланной суровостью проворчал я. - Крику наделали - хорошо, что дети у Зинки спать остались. А то бы напугались небось. - Ты что-нибудь понял? - Понял кое-что. Ты Чуду-юду об этих сомнениях докладывала? - Неоднократно. Правда, пока не все, а только о корреляции между изменениями среды вокруг "ящика" и Зинкиными сеансами по управлению внутриутробным развитием этих несчастных. - Ну и что? - Пока ничего. Поздравил Ларку и Зинку с успехом. - А надо было поздравлять "Black Box"? - Думаю, что да. Хотя еще не понимаю, как ему это удается. Зинка работает ГВЭПом в режиме "У" (управление личностью), чередуя его с "Н" (наблюдение). При "У" энергия расходуется, при "Н" - восполняется. То есть имеют место колебательные процессы, которые по идее, если между работающим ГВЭПом и "ящиком" устанавливается контакт, должны были каким-то образом отразиться и на состоянии среды вокруг "ящика". То есть при работе ГВЭПа в плюсовом режиме температура воздуха вокруг ящика должна была повышаться, а при минусовом - снижаться. То есть получалась бы синусоидальная кривая. И в электростатическом поле вокруг ящика тоже должны были эти колебания отмечаться. Ан нет, синусоидальных колебаний через ноль датчики не регистрируют. Только быстрое повышение температуры и давления, скачок вверх напряженности поля и еще некоторых показателей в момент включения ГВЭПа, потом стабилизация на этом уровне на весь период Зинкиной работы, столь же быстрое падение всех параметров до прежнего уровня и стабилизация в таком виде до следующего сеанса. Для наглядности Вика вычертила указательным пальцем фигуру. - Понятно, - сказал я, позевывая, несмотря на определенный интерес ко всему этому делу. - Стало быть, тут у тебя тоже нет уверенности. - Наоборот, есть. Только попробуй втолковать это Лариске. Упрямая, самодовольная. А того не понимает, что, может быть, мы из-за ее научных интересов сунулись к черту в зубы. - Зинка, когда ее провожал, тоже что-то бормотала насчет чертей. Мол, они нам все это подсовывают, а мы и свои души губим, и чужие. - А трезвая поддакивает Лариске и Чуду-юду. Лариска - дура. Ей просто интересно, в какой степени можно влиять на формирование плода через мозговую деятельность матери, можно ли воздействовать на генетическую информацию нейролингвистическими методами. Чудо-юдо вытащил ее из какого-то загибающегося института, запер здесь наглухо, что называется, в золотой клетке: коттедж, все удобства, ребенок в школе, мужу нашли место в какой-то ремонтной службе. Она готова в лепешку расшибиться. Тем более что у нее довольно узкий участок работы и многого она просто не знает. Зинка хуже. Она все понимает, ей вся пакость нашего заведения известна, она может повлиять на Чудо-юдо, он ее слушает и, если почувствует, что Зинка нажимает, - делает, как она скажет. Но на сей раз она в лучшем случае мямлит, что, мол, не надо торопиться. Хотя не хуже меня знает, что ее программа не могла дать такого стопроцентного успеха. - Слушай, а может, это ты зазря паникуешь? - Нет, не зря. У меня вообще создается впечатление, что сейчас работой всего ЦТМО управляет "Black Box"... ЗАДАЧА Утром я проснулся от телефонного звонка. Время было армейское: 6.00. Я продрал глаза с большим трудом, потому что поспать удалось всего часиков пять или даже меньше. Проболтали почти до часу ночи, да еще и потрахались маленько на сон грядущий. Звонил внутренний, и даже спросонья, причем немного похмельного, я сразу сообразил, что это Чуду-юду неймется. Вика сонно заворочалась и проворчала: - Совсем сдурел, старый хрыч! Я так не считал. Во-первых, вчерашний разговор явно должен был вызвать некие последствия, а потому звонок в шесть утра был вполне предсказуемым явлением. А во-вторых, несмотря на то, что отцу уже стукнуло 58, он меньше всего подходил под определение "старый хрыч". Он никогда ни на что не жаловался, неизменно пробегал с утра по три километра, а с гирьками по два пуда делал все, что хотел. Когда я однажды увидел серию его ударов по мешку, то подумал, что ему еще и Тайсона под силу нокаутировать, если б, конечно, тот подставился. - С добрым утром! - глуховато произнес Чудо-юдо. - Проспался после пьянки? - Относительно. - Ничего, сейчас встряхнешься. Поднимайся ко мне. В любой форме одежды. Это немного обрадовало: может, даст время переодеться и пожрать, прежде чем пошлет куда-то. В том, что пошлет, и в том, что моя спокойная и размеренная жизнь прекращается, сомневаться не приходилось. Для страховки я все-таки напялил тренировочный костюм и кроссовки. По коридорам и лестнице пробежался бегом. - Пришел? - сказал Чудо-юдо, когда я закрыл за собой дверь его кабинета. Садись, слушай внимательно и запоминай. Надо будет работать быстро, даже нахально местами, но строго так, как я скажу. Конечно, в тех узловых моментах, которые выделю. Все не предусмотришь, но все-таки постарайся особо не отсебятничать даже в частностях. К сожалению, связь по РНС держать не будем. Кто-то на этом канале повис, а перекодировать его времени нет. Так что поправлять тебя по ходу дела не сумею. Перехожу к сути задачи... У Чуда-юда были воспаленные глаза, нельзя сказать, чтоб он совсем уж плохо выглядел, но наверняка прошедшей ночью он спал намного меньше меня, а скорее всего вообще не спал. - Первый узловой пункт. Один мой старый, но нехороший знакомый Абдулвахид Мирзоевич Максудов, более известный, как "Равалпинди", ибо большую часть времени проводит в этом городе, прилетел в Москву под именем пакистанского коммерсанта Джавад-хана. Сегодня вечером или завтра утром он улетает в Швейцарию. Известно, что при Равалпинди, этом известном паскуднике, имеется атташе-кейс с очень важными и опасными для нас бумагами, которые не должны попасть туда, куда он их везет. Бумаги эти обязательно нужно уничтожить. Начисто, чтоб и крошки пепла не осталось. Потому что это подлинники, на которых кое-где стоят нежелательные для нас автографы. - Это имеет какое-то отношение к фонду О'Брайенов? - спросил я, припомнив, что в Швейцарии у нашего семейства были кое-какие дела, благодаря которым меня, собственно, и женили на мисс Вик Мэллори. - Лишний вопрос, - нахмурился Чудо-юдо. - Повторяю, бумаги должны исчезнуть и желательно вместе с Равалпинди. Но трупа его никто и никогда найти не должен. - Уловил. - Не торопись, я еще не изложил твою задачу. Самолет Равалпинди, как я тебе говорил, вылетает либо сегодня вечером, либо завтра утром. Это мы знаем. Но точного времени еще не установили. Во-первых, потому что сам Равалпинди его еще не определил. Самолет частный. А во-вторых, потому что Абдулка парень хитрый и может заготовить запасной вариант с отлетом на рейсовом. - А он не может вообще сегодня утром улететь? - Здравый вопрос неинформированного человека. Отвечаю: не может. В данный момент он еще не получил кое-какие дополнительные, но очень важные материалы, которые ему достали вчера при налете на офис Варана. - Что ж там такого важного могло быть? - удивился я. - Это не твое дело. - Как это "не мое"? Я вообще должен знать, что искать, если ты мне поручаешь уничтожить документы. Тем более целиком и полностью. - Тебе надо знать ровно столько, сколько положено. И будь добр дослушать до конца, не перебивая. - Как скажешь... - Так вот, материалы, без которых юридическая ценность бумаг, содержащихся у Равалпинди, падает на 70 процентов, были добыты по заказу совсем другой конторы. Заказчики, заметим, пожадничали. Они воспользовались тем, что имели дело с малограмотными людьми, и установили какую-то смехотворную цену за услуги. Десять тысяч баксов примерно. Но у Равалпинди в Москве много друзей. В том числе и в той конторке, которая выполняла заказ по Варану. Узнав о заказе, они проинформировали босса, и тот тут же предложил миллион. Само собой, что эти несчастные заежились и пошли враздрай. Одним показалось мало и миллиона, другие заорали: "Годится!", третьи напомнили, что первый заказчик на перо поставить может и лучше десять в кармане, чем миллион в небе... Ситуация ясна? Короче, Равалпинди ждет итогов этого внутриконторного толковища, которое запросто может перейти в разборку. Номинально там есть какой-то пахан, но он сейчас медленно подыхает от цирроза печени. Минимум четыре бригадира оспаривают первенство, и предсказать исход базара очень нелегко. Само толковище начинается в девять утра, во всяком случае, к этому самому времени на одну скромную дачку съедутся основные. В принципе Равалпинди будет ждать их даже до завтрашнего утра, но не дольше. Если он не появится в Цюрихе со своим кейсом до полудня, то шансов выиграть дело у него не будет никаких. Поэтому он улетит утром, даже если будет иметь только то, что имеет сейчас. Все-таки 30 процентов лучше, чем ни шиша. Ясно, что ребята, в руках которых сейчас находятся остальные семьдесят, сразу не договорятся. Представителю Равалпинди дали связной телефон, по которому он должен позвонить в 11.00. Это первый контрольный срок. Потом он должен позвонить в час дня и в дальнейшем беспокоить их каждые два часа. По идее, эта шобла, даже придя к общему знаменателю (в том смысле, что сочтет нужным продать материалы Равалпинди), помаринует его до последнего. То есть минимум до вечера. Могут запросить два, пять, десять миллионов, а кроме того, оговорить наиболее выгодные для себя условия передачи материалов. В смысле того, чтоб их в последний момент не кинули. Улавливаешь логику? - Еще нет, - сказал я, хотя кое-что уже начинало проясняться. - Сейчас уловишь. На эту самую дачу придется наведаться тебе. Днем, где-то в 10.30 для страховки. То есть чуть больше, чем через четыре часа. Разумеется, не одному, а с хорошей и дружной компанией. В нее войдет оператор ГВЭП, который, надо полагать, будет основной фигурой, а также Ваня и Валет в качестве грубой традиционной силы. - Не мало ли будет? - посомневался я. - Вряд ли там, на толковище этом, соберутся только четверо основных. Если каждый приедет с парой телохранителей, то уже дюжина наберется. Конечно, я понимаю, что ГВЭПом, наверно, можно всю дачу в пыль превратить, но тебе это почему-то делать не хочется. - Тут ты прав. Мне этого делать не хочется. Потому что мне очень нужно и чтобы дача осталась более-менее целой, и чтобы кое-кто из обитателей ее уцелел. Больше того, никакой стрельбы с нашей стороны желательно не допускать. Только в случае какой-либо экстренной, совершенно необходимой необходимости... Затем Чудо-юдо популярно объяснил мне, как и что делать дальше, вручил план местности, где находилась дача, и рассказал, как туда проехать. Инструктаж он закончил ровно в 7.00, после чего объявил, что внизу меня ждет Лосенок. Я не задавал вопросов, можно ли пожрать. Согласно диспозиции Чуда-юда, Лосенок должен был быстренько подбросить меня в ЦТМО, где имелся вертолетный круг. Уже к 7.30 вся группа должна быть экипирована и занять места в вертолете. Вертолету положено доставить нас на небольшую поляну, примерно в десяти километрах отдачи, к 8.00. Оттуда мы, уже пешкодралом, через лес, обязаны добраться до нее к 10.30. Лосенок, видя мой встрепанный и небритый вид, посочувствовал: - Опять беготня? - Так точно, - кивнул я, - и на голодное брюхо к тому же. Ехать от дворца до Центра было всего ничего, говорить было некогда, да и не следовало. Лосенок, конечно, службу знал, помалкивал, само собой, не интересуясь, какая беготня начинается. А я почему-то опять вспомнил, что где-то там, в параллельном потоке времени, Юрка уже девять месяцев как покоился на кладбище. Впрочем, черт его знает, может быть, там вся Земля разлетелась на атомы, и июль 1997 года вообще не наступил. Экипировался я там же, где почти три года назад собирался в другую "поездку". Тогда, когда вез перстни Аль-Мохадов на некий полигон, но в результате попал в Нижнелыжье, а затем угодил в сибирское логово Сарториуса. Ничего хорошего о той экспедиции мне не вспоминалось, а плохого вспоминалось много. Тогда все четверо бойцов из СБ ЦТМО, которые ехали под моей командой, были перебиты. А выглядели, между прочим, крутыми профессионалами. Уж во всяком случае, намного круче Вани и Валета. Правда, я еще после прошлогоднею наезда в Афган знал, что на самом деле юные "зомби" стоят взвода профессионального спецназа. Вместе с тем мне припоминалось и то, как легко они могут сменить хозяина. Именно так произошло там, во время экспедиции к объекту "Котловина". Оператор ГВЭП по имени Богдан был мне тоже знаком. Правда, он об этом не догадывался, потому что был искренне убежден, что видит меня в первый раз. И был прав, ибо я-то его знал по работе у "Котловины", а этот Богдан там не был. В отличие от покойного Васи Лопухина Богдан выглядел посолиднее, покрепче, и можно было не сомневаться, что и безо всякого ГВЭПа может за себя постоять. К слову сказать, футляр, висевший на ремне у Богдана, был явно другой формы, чем у известного мне ГВЭП-12п. - Новый? - спросил я, ткнув пальцем в прибор. - Именно, - кивнул оператор. - ГВЭП-14пм. Допущен только я, поэтому подробного рассказа не получится. Для начала было неплохо. Мне сразу пришла в голову неважнецкая мысль о том, что будет, если какой-то нехороший человек случайно завалит оператора раньше, чем тот выполнит свою часть работы. Я поскорее отогнал это неприятное видение подальше. В общем, для работы в лесу мы были неплохо наряжены. Причем именно для этой жаркой, сухой погоды. Относительно легкие броники на голое тело, поверх камуфляжка, на ноги кроссовки. На голову кепочки армейского образца. Знаков различия никаких. Оружие у всех одинаковое, 9-миллиметровые "кобры" "ПП-90" и "ПСМ". Магазинов взяли по четыре на ствол. Предполагалось, что этого хватит. В 7.30 вертолет снялся с круга и потащил нас в нужном направлении. Никто меня, конечно, ни о чем не спрашивал. Летчики в салон не входили и старательно делали вид, будто гонят пустую "вертушку". Вертолет, судя по всему, был военный, но с пассажирскими креслами, что позволило долететь с комфортом. Наши тоже вели себя скромно, не выпендривались и не производили шума. Я помаленьку разглядывал карту, полученную от Чуда-юда, и делал вид, будто ужасно ей заинтересовался. Ваня и Валет вообще не интересовались ровным счетом ничем, как им было и положено, а Богдан читал прихваченную с собой газетку, точь-в-точь как делал бы это в электричке. Полчаса в воздухе тянулись очень долго, я даже забеспокоился про себя, не опоздаем ли мы минут на двадцать. Однако на живописную полянку мы, как ни странно, прибыли тютелька в тютельку. Вертолет не садился, завис на паре метров, и оттуда мы спрыгнули на травку. Потом, быстренько сориентировавшись на местности, торопливо юркнули в лес и двинулись туда, где за лесом находилась весьма уединенная дачка. КВАРТЕТ ИГРАЕТ, БОГДАН СОЛИРУЕТ Шли быстрым шагом, гуськом. Сначала по тропинке, а потом, пройдя примерно пару километров, свернули с нее вправо. Сделали мы это, как было предписано Сергеем Сергеевичем, у большого муравейника, располагавшегося под сосной. Именно там для нашей команды оставил условные знаки некий анонимный хороший человек, благодаря которому мы были информированы о шашнях Равалпинди и той самой конторы, которая сейчас собиралась проводить сходнячок-междусобойчик. Чудо-юдо дал мне минуту поглядеть на его фотографию, дабы я знал, что этого товарища желательно оставить в живых, но при этом и постараться не засветить. Этот самый "засланный казачок", дабы мы не сбились с курса и не перепутали муравейники - их тут было до фига и больше, - должен был приставить к дереву, около которого располагался муравейник, небольшую палку с вырезанным на коре поперечным желобком. Кроме того, на коре самого дерева - вдруг палку кто-то случайно заберет или переставит - должно быть вырезано: "А.Х.". Далее нам надо было идти прямо через лес, до заросшего кустами овражка, по дну которого бежал ручеек. После того, как свернули с тропы, на всякий случай приняли меры безопасности. Впереди, в роли головного дозора, отправился Валет. Следом, стараясь не слишком приближаться к нему, но и не терять его из виду, двинулся я, дальше Богдан с ГВЭПом и, наконец, Ваня. Само собой, шли намного медленнее, много петляли, старались не шуметь, хотя до цели было еще порядочно. В данном случае это было скорее тренировкой, чем оперативной необходимостью, поскольку мне хотелось узнать, сможем ли мы ходить более-менее скрытно поблизости от забора дачи. Валет - вот они, способности биоробота! - исключительно точно выдержав заданное от муравейника направление, вывел нас прямехонько к мосткам, перекинутым через ручей, протекавший в овражке. Правда, я, посмотрев на часы, подумал, что мы потратили на бездорожный путь несколько больше времени, чем следовало. Наверстывали вновь по тропке, причем временами переходили на бег. Не могу сказать, что мне бежать было легко и привычно, - вчерашние граммы немножко сказывались. Но постепенно притерпелся и разбегался, хотя держаться на нужном расстоянии от Валета было очень тяжко. Мальчик, правда, вовсе не напрягался, бежал в легком разминочном темпе, но тем не менее довольно быстро. По этой тропе мы без особых приключений пробежали и прошли еще километра два. Как и было положено, тропа вывела нас к небольшому и давно заброшенному песчаному карьерчику, сильно заросшему кустами, а также довольно большими деревцами. Из карьера надо было двигаться по столь же заброшенной дороге, когда-то служившей для вывоза песка. По ней уже лет 20 или даже 30 никто не ездил, в колее выросли березки и осинки. Тем не менее идти по этой дорожке было удобнее. Тем же предбоевым порядком мы дотопали до асфальтированной дороги, ведущей в тот дачный поселок, на отшибе которого стояла искомая дача. В принципе по этой же дороге можно было добраться и до нее, но нам такой маршрут, вестимо, не подходил. Поэтому, убедившись, что дорога с обоих концов пуста, мы пересекли ее бегом и вновь нырнули в лес. Здесь начинался самый ответственный и рискованный участок пути. Во-первых, потому что до поселка было совсем близко - чуть больше двух километров по прямой, и в лесу нам могли запросто встретиться какие-нибудь дачники. Конечно, оружие у нас наружу не торчало, и мы вполне могли сойти, допустим, за компанию солдат-самовольщиков или мирно прогуливающихся офицеров, решивших раздавить пузырь на природе, - по нынешней форме фиг поймешь сразу, кто есть кто. ГВЭП мог сойти за фотоаппарат "Polaroid" для моментальной съемки или видеокамеру. Но показываться кому-либо было некстати. Есть ведь и нервные люди, которые могут принять за чеченских террористов или за какую-нибудь бригаду "Рабоче-Крестьянской Красной Армии", которая памятник Николаю II рванула. Правда, здесь памятников вроде бы не было, но народ опасливый пошел. Не дай Бог, позвонят в милицию или еще какого шухера наделают. Можно считать, что все провалят без единого выстрела, потому что участники сходняка быстренько разбегутся. Так что мы, перескочив шоссе, устремились поглубже в чащу, причем даже маленько удалились от поселка, чтобы обойти его наиболее безопасным путем, через заболоченный овраг. Жители поселка через него обычно не ходили. Конечно, утонуть в этом болоте было нельзя, но нормальному человеку и ноги зря мочить не хочется. Мы были людьми ненормальными и полезли. На наше счастье, сухая погода сильно обезводила болото, и мы тоже не промочили ног. Более того, мы даже кроссовки почти не испачкали. Метров через двести справа показался большой трухлявый пень, около которого тоже стояла палка с кольцевым желобком, а на несгнившей еще части спила были вырезаны знакомые буквы: "А.Х.". Это означало, что наш наводчик приглашал подняться по склону оврага. Когда я в вертолете от скуки просматривал карту, мне не раз приходило в голову, что такую запутанную и длинную дорожку, по какой мы добирались до цели, можно было придумать по двум причинам: а) от большой дури и б) из скрытого садизма. Но когда мы поднялись повыше и, прикрываясь кустами, стали продвигаться по склону оврага, я изменил свое мнение. Похоже, что маршрут был здорово продуман и готовился задолго до начала нашего рейда. Вся его запутанность и кажущаяся нелогичность были результатом кропотливого изучения местности, а также привычек и обычаев здешних постоянных жителей, дачников из поселка и хозяев той самой дачи, которую поручили, так сказать, нашему попечению. В густонаселенном Подмосковье, в разгар лета и дачного сезона, то есть в период, когда в поселке полно народу, мы среди бела дня не встретили ни одного человека. Конечно, у нас был ГВЭП, но Богдан нес его в чехле и вряд ли успел бы прикрыть нас имитационной картинкой, если бы внезапно появился кто-то посторонний. Может быть, и стоило держать ГВЭП в готовности, но Чудо-юдо, кстати, буквально за минуту до моего отъезда с Лосенком, строго предупредил, что генератор надо включать только непосредственно вблизи от дачи, и порядок применения ГВЭПа - епархия оператора. Из этого следовало - отец не сказал, но я сам как-то догадался, - что Сергей Сергеевич опасается засветить ГВЭП перед кем-то, кто может обнаружить его работу. А людей, которые знают о наличии и свойствах ГВЭПа, не так-то много во всем мире. И еще меньше тех, у кого есть аппаратура, способная засекать его применение. Я лично знал, что такая аппаратура, может быть, не считая нас, у "джикеев" и "сорокинцев". Впрочем, время идет, технический прогресс так и прет, мог ведь и кто-то еще разжиться. За два с лишним часа перехода я успел передумать немало. И не только непосредственно о маршруте, но и о многом другом. Какой бы клевый агент ни был, меньше чем за сутки он все это не мог изучить. Тем более не по карте, а непосредственно на местности. А уж где меньше всего вероятность встречи с людьми, это и вовсе сразу не вычислить. Ясно, что нынешняя акция, вопреки моему первому впечатлению, вряд ли была каким-то эмоциональным экспромтом Чуда-юда, который тот предпринял с бухты-барахты, озлившись за нахальный налет на офис и убийство Варана. Весьма возможно, что он был загодя уведомлен и о прилете Равалпинди в Москву, и о том, что ему придется иметь дело с этой конторой. Но ведь Чудо-юдо говорил, будто жлобы с этой дачи уперли самое ценное, за что Равалпинди может и десять миллионов отвалить, именно из офиса Варана? Тогда, извините, получается, что налет на Варана был запланированной подставкой? И очень может быть, что необычно жесткий разнос за, в общем-то, пустячную провинность был следствием отцовского переживания за мою персону? Ведь задержись я подольше, и меня могли изрешетить за компанию... А Варан - он же Воронов Александр Андреевич, бывший морпех и неудавшийся рэкетир, - как и его старый корешок Бето или Бетто (по паспорту - Карпухин Роберт Анатольевич), были со спокойной совестью занаряжены С. С. Бариновым в плановые отходы производства. Нездорово это, если я верно догадался. Все-таки живые, молодые ребята, можно было и пожалеть... Но на то, чтобы заклеймить Чудо-юдо позором и нехорошими словами, у меня не было ни времени, ни возможности. Мне надо было еще малость поработать, чтоб хотя бы самому дожить до вечера. Итак, когда мы поднялись по склону оврага, то увидели, что вышли к высокому и довольно прочному деревянному забору, по верху которого тянулась колючка. За забором сквозь густые кроны деревьев просматривалась большая, рубленная из толстых бревен дача. Скорее всего, она была минимум довоенной, а то и дореволюционной постройки. Дерево было темное, крыша заметно ржавая. Ясно, что это не постоянное обиталище "нового русского", а остатки чьей-то прежней роскоши. Однако участочек при даче был просторный, верных полгектара, а то и больше. Да и ее блеклый вид был таким не всегда. Возможно, в прошлом дача имела какого-то настоящего, заботливого хозяина. То ли купца, шлепнутого в 1918 году, то ли комбрига, расстрелянного в 1937-м. Очень может быть, что побывала и у того, и у другого. Сколько у нее за прошедшие после гипотетического комбрига 60 лет еще хозяев поменялось, можно было только догадываться. На этой даче, как было указано Чудом-юдом, ни сторожей, ни собак давным-давно не держали. Для того, чтоб эта дача считалась заброшенной и бесхозной, хотя бы в глазах местной администрации. Здесь никто постоянно не жил, но периодически кто-то наезжал. По оперативным данным, тут изредка вылеживались те, кто за что-то разыскивался или просто не хотел маячить в Москве. Здесь же прятали заложников или должников, из которых вымучивали денежки. По-видимому, отсюда начинался и путь тех налетчиков, которые убили Варана и Бето. Наконец, именно за этим забором собирались руководители бригад для обсуждения своих текущих дел. Пройдя метров тридцать вдоль забора, мы обнаружили канаву, по которой с территории дачи, должно быть, стекала в овраг талая или дождевая вода. Понять, специально вырыли эту канаву или ее просто вода сама по себе промыла, было невозможно, зато пролезть по канаве под забор оказалось вполне удобно. - Я первым пойду, - сказал Богдан, расчехляя ГВЭП, подключая к нему небольшим кабелем приборчик, по форме напоминающий карманный калькулятор. Поглядев через плечо на действия Богдана, нажимавшего на клавиши "калькулятора", я сообразил, что оператор вводит в процессор ГВЭПа какие-то команды, поскольку комбинации цифр появлялись на экранчике, расположенном под защитной крышкой на задней торцевой стенке генератора. От знакомой мне двенадцатой модели ГВЭП-14пм ("пм" означало "портативный модернизированный") отличался довольно многими наворотами, назначения которых мне объяснять не собирались. Единственный из этих наворотов, который я сам по себе усек, была пистолетная рукоятка, которой на ГВЭП-12п не имелось. Именно за эту рукоятку Богдан взял прибор, когда полез в дыру под забор. Следом за ним в дыру пролез я, а потом - Валет и Ваня. Канава по случаю отсутствия дождей была сухая, но вокруг нее в почве, должно быть, кое-какая влага сохранялась, и мы очутились в буйных зарослях одичалой малины, которая, как водится, росла вперемежку с высоченной крапивой. Заросли эти занимали примерно семь-восемь соток, то есть побольше тех стандартных 6-соточных участочков, которые нарезают в садово-огородных товариществах и кооперативах. В принципе эти заросли нас отлично маскировали, и мы, почти не пригибаясь, прошли по пересохшей канаве между двух стен малино-крапивных зарослей до бревенчатой стены покосившегося и почерневшего от времени приземистого строения, покрытого рубероидом. Полурассыпавшаяся печная труба из когда-то красного, а ныне замшелого кирпича подсказывала, что во времена оны строение было баней. И канаву, видимо, все же прокопали целенаправленно, чтоб в нее стекала из бани мыльная вода. Полусгнивший трухлявый желобок, торчавший из отверстия в бревенчатой стене этого бывшего санитарно-гигиенического заведения, это убедительно доказывал. Баня была окружена крапивно-малиновыми зарослями со всех сторон, и никакой тропинки к ней, если не считать пересохшей канавы, ниоткуда не подходило. Судя по всему, нынешние хозяева в эту часть усадьбы вообще не наведывались. Заросли сплошняком стояли от забора до забора. Из них, правда, высовывались высокие кусты не то рябины, не то бузины, проглядывала столь же одичалая и вытянувшаяся кверху сирень, с уже давно засохшими и облетевшими коричневатыми гроздочками соцветий. А вправо от канавы, если стоять лицом к торцевой стене бани, крапивно-малиновое море упиралось в некие джунгли, когда-то бывшие, должно быть, фруктовым садом. Яблони, вишни, сливы, отстаивая свое право на выживание и презрев по возрасту обязанность плодоносить, вымахали и ввысь, и вширь, перепутались отсохшими и еще живыми ветками. А внизу, от корней, опять же вкупе с крапивой, лезли многочисленные побеги. Кроме того, одну из подгнивших яблонь поломало ветром - явно не в этом году, а гораздо раньше, - и ее черный высохший ствол повалился на живые деревья, так и не упав наземь. Получился своего рода завал, через который так просто не продерешься. А от торчащего из земли высокого остроконечного пенька, возрадовавшись свободе, поперли ветви, сделавшие этот завал еще более непроходимым. Впрочем, нам пока никуда проходить не требовалось. - Здесь развернемся, я думаю, - сказал Богдан. Он покрутил что-то на пистолетной рукоятке ГВЭПа и вытянул их нее довольно тонкий, но достаточно жесткий и устойчивый телескопический штатив, нижняя часть которого раскидывалась на три стальные ножки, острия которых легко вонзались в почву. Богдан прочно установил генератор со штативом на краю канавы и направил его "ствол" в сторону дачи. - Крапива не мешает? - спросил я. Богдан поглядел на меня, как на идиота. - Братан, - ответил он, почти не пряча усмешку, - это ж не пулемет... - Кого искать, знаешь? - спросил я. - Знаем, не протреплемся. Ты лучше расставь мальчиков на прикрытие. Богдан явно хотел сказать, что мне не фига вмешиваться в его технические вопросы. Но насчет мальчиков он подал весьма трезвую мысль. Прежде чем поставить задачу, я постарался как можно точнее сформулировать приказ, ибо юные биороботы, упичканные "Зомби-8" до полной потери самостоятельности, выполняли все приказы строго буквально. А это означало, что, если при постановке задачи ты прикажешь "наблюдать", но не доведешь до них, когда и в кого стрелять, они не сделают без команды ни одного выстрела. Даже ежели противник их самих начнет обстреливать или за носы таскать. Вместе с тем, если скажешь им. "Стреляйте всех, кто попадет в поле вашего зрения", то они тебя самого изрешетят. Не сомневаюсь, что именно эти неудобства в работе со спецсубъектами пока еще удерживали Чудо-юдо от проведения каких-либо массовых "вакцинаций" препаратами "Зомби-7" и "Зомби-8". - Валет, - приказал я, - раскрыть "ПП-90"! Навинтить глушитель. Продвинуться по канаве до забора, занять позицию у дыры, замаскироваться. Всех чужих, пытающихся пролезть в дыру или перебраться через забор в любой точке, - уничтожать. - Есть! - ответил "зомби" и принялся выполнять мой приказ точно в той последовательности, какую я установил. Потом я обратился ко второму молодцу. Ему было приказано скрытно выдвинуться на рубеж поваленной яблони и уничтожать всех чужих, которые попытаются пересечь линию забор - пень - поваленная яблоня - забор. Под словом "чужие" Ваня и Валет понимали всех, кто не входил в состав группы, поэтому если бы вдруг здесь, на даче, появился Чудо-юдо и попытался пересечь вышеупомянутую линию, перебраться через забор или пролезть сквозь дыру, то они застрелили бы его со спокойной совестью. Тем временем Богдан настроил ГВЭП. Стрелка переключателя режима стояла на "Н" (наблюдение), а на цветном жидкокристаллическом экранчике размером 4x4 мерцала довольно четкая телевизионная картинка, на которой хорошо различался полутемный интерьер. Очевидно, одной из комнат дачи. Там за столом сидели трое и вели между собой беседу, изредка прикладываясь к пивным бутылкам, расщипывая и разжевывая волоконца вяленой воблы. У Богдана к правому уху был прицеплен наушник, через который он прослушивал этот переговорный процесс. Второй наушник он молча подал мне, и я пристроил его себе на левое ухо. Сразу после этого картинка стала смотреться значительно интереснее, потому что всем телезрителям известно, как скучно смотреть изображение, если нет звука. - Не, ну мы опять не по делу базарим! - услышал я басовитый голос, скорее разочарованный, чем возмущенный. - Сколько можно, блин, воду в ступе толочь? Принадлежал этот голос мощному, но жирноватому, коротко стриженному бугаю в черной майке с увесистым - по прикиду граммов на 20 - золотым крестиком на мохнатой груди. - Как не по делу, братуха? - оскалился фиксами другой, почти налысо обритый, в распахнутой на груди безрукавке. - Это самое оно по делу. Сечешь логику? Если б ты был на белом свете один, то мог бы собрать все башли и ни с кем не делиться - тут я согласен. Но ты же, блин, на друзей хрен кладешь, согласись... - Зачем ты так резко? - Судя по всему, это произнес тот, чьими глазами мы смотрели на эту беседу, и потому практически невидимый. Лишь изредка в поле зрения попадали его мохнатые руки с татуировками на пальцах. - А как еще? Как еще это понять? - Фиксатый гражданин глянул как бы прямо на нас, но на самом деле он просто посмотрел в глаза нашей "живой телекамере". - Он на нас хрен кладет с прибором! - Какой хрен, ё-мое! Зачем пургу гнать, как в Арктике? Ты ж уже согласился, что товар взяли мы. Верно?! - Верно, - подтвердил третий видимый нами участник разговора, отхлебнув пива из горла и оторвав спинку воблы. Этот был красиво, художественно татуирован и вообще восседал с голым пузом, в одних шортах, с пейджером на поясе. - Но взять - это еще не продать, корефан. А товаром вещь становится только тогда, когда ее продают. Маркса читать надо хотя бы. - Ты это к чему, Твистер? - настороженно пробормотал крестоносный бугай. - Это к тому, блин, что если б не мы, то ты бы вещь спустил за десять штук и еще рад был бы до усрачки, - ухмыльнулся тот, кого назвали Твистером. - С чего ты это взял, братан? - опять встрял невидимый. - Самым умным себя считаешь, да? - Не, я человек скромный, - покачал головой Твистер, - но у Кири, похоже, с арифметикой в школе не ладилось. Не знает, что больше: десять тысяч или один миллион. - Между прочим, нам еще за этот перекид ответить придется, - с явной опаской заметил крестоносец. - Не простят, на фиг. - Отвечай, если надо. И перед Антоном отвечай, и перед Чудом-юдом. Ты же делал офис с корешами? Мокряк исполнил - исполнил, - прищурился фиксатый. - За двух жмуров тебе шланг от компрессора в задницу впиндюрят. Как Киборгу. Антон тоже за облом отыграется. Он этот "лимон" от Равалпинди в серной кислоте растворит и в глотку закачает. Помяни мое слово. - А я что говорю? - возбух бугай. - Прикинь, может, лучше десять кусков на руки, чем "лимон" в кислоте? - Не, Киря, ты тормоз какой-то, точно! - раздосадованно произнес Твистер. - По-моему, такие дела надо понимать быстро, а не тянуть резину. Чудо-юдо тебя здесь через пару дней найдет, усек? Антон - через неделю. Если они не подерутся из-за того, кто тебя канать будет, то эта самая неделя максимальный срок твоей предстоящей жизни. У тебя один ход - с нами за бугор. - Ну да, - осклабился Киря, - отдай вам "лимон" налом, а за бугром получи хрен с маслом? Клевый расклад, однако! - Да не кипешись ты, ё-мое, не по делу! Мы тебя кидали когда-нибудь, братан? Ты пойми, кореш, что тебе мы сорок процентов отстегиваем, а себе просим по тридцать. Ты хоть видел когда-нибудь четыреста тысяч баксов, а? Что в руках ни разу не держал - я и так знаю, - сказал фиксатый. - А я их и так не увижу, - пробурчал Киря. - Я за десять отдам Антону и слиняю. Клал я на все с прибором. - Куда ты слиняешь, чувак? В Турцию, что ли? Так Равалпинди тебя там в два счета достанет. И долго ты там на десять тысяч проживешь? За месяц пропьешь. А потом куда? Бабы хоть на панель уйти могут, а тебя даже вышибалой не возьмут. - Слышь, Твистер, я малый терпеливый, но могу и обидеться... - Киря угрожающе подался вперед. - Обижайся, обижайся... - вызывающе-презрительно сузив глазки, подзадорил Твистер. - Может, ты в пятак давно не получал, а? - Вот этого не надо, господа! - миротворчески произнес фиксатый. - На хрена козе баян? Надо мирным путем решать. Давайте по-деловому, без мордобоя. Короче, Киря, тебе жалко шестьдесят процентов, верно? - Да я вообще против того, чтоб Равалпинди продавать! Хрен этого чурку знает?! Впарит нам куклу или самопал, а то и вообще почикает, чтоб не рассчитываться. - А ты думаешь, что Антон не сможет впарить? Честного нашел, блин! - Да Антону десять тыщ скинуть - ерунда. Знает же, что врагов наживет, если на такой мелочевке обломит. А вот откуда у Абдулки миллион найдется не знаю. Если только вчера с вечера печатать начал... - И все-то ты знаешь, Киря! Везде-то ты бывал... - саркастически скривился Твистер. - Равалпинди эту вещицу не для себя берет, понял? Он сейчас за козырного валета играет. Но если вещь та, то ему в натуре и пять "лимонов" переведут, а могут и прямо нам. - Да, - поддакнул фиксатый, - если мы Равалпинди помаринуем до вечера, то можем с него больше содрать, усек? Базар, судя по всему, подходил к апогею. Богдан посмотрел на меня вопросительно: не пора ли завязывать с наблюдением? Я поглядел на часы. Время близилось к 11 часам. Вот-вот должен был позвонить по сотовому представитель Равалпинди. Начинать сейчас то, что было задумано Чудом-юдом, представлялось несвоевременным. - Подождем немного, - сказал я, - сейчас должен быть один важный звонок. Надо, чтоб они поговорили в спокойной обстановке. Тем временем и на даче вспомнили о первом контрольном сроке. - Сейчас "шестерка" от Равалпинди звонить будет, - заметил Твистер. - На мою "сотку"... Едва он произнес эти слова, как послышалось тюлюканъе. - Слушаю! - Твистер открыл крышку телефона. - Здравствуйте, уважаемый! Хорошо слышу, хорошо. Пока вопрос еще обсуждается, господин Хамид. Есть трудности с определением суммы. Да, конечно, звоните, как условились. Твистер спрятал телефон и сказал: - Видишь? Ребята уже нервничают. И это хорошо. Главное, я тебе говорю, выдержать марку. Когда позвонят в час, скажу, что есть мнение снять с них десять "лимонов". Если не согласятся и предложат, допустим, пару, то попрошу время на консультации, и при пятичасовом звонке соглашусь сбросить до пяти. На три они точно согласятся. - Это еще неизвестно... - Голос принадлежал невидимому. - Ладно, хрен с вами, - неожиданно изменил мнение Киря, явно прикинув, что три миллиона - это больше, чем десять тысяч. - Но при таком раскладе: мне два, вам один на двоих... - А хо-хо не хо-хо? - обозленно прошипел Твистер. - Это ж не "дерево", братан, это баксы. Не поплохеет тебе с пережору, а? - Это ты пережрал, кореш, - укоризненно произнес фиксатый, обращаясь к Кире. - Давайте, пацаны, попилим все поровну? Как при коммунизме. Как раз каждому по "лимону". Без ссоры, культурно. Миллион - это деньги. Если положим на мой кипрский счет через знакомый банк Твистера - можно хороший навар надыбать. - Мягко стелешь, блин, - засомневался невидимый. - А ты-то что все вякаешь, подпевала? - зыркнул на него глазами фиксатый. - Тоже, что ли, в долю хочешь? Тебя вообще здесь быть не должно, понял? - Не ори на него, - вступился Киря. - Он будет здесь сидеть, пока я сижу, уловил? - Хрен с ним, только ты его удерживай, ладно? Короче, давай свои условия, чтоб мы знали. - Три счета надо открыть, - потребовал Киря. - Чтоб каждый был при своих и снять мог только сам. - Потом сделаем, елы-палы! Главное перевести по-тихому. А на один счет это проще, чем на три. - Кому проще, а кому нет. Три счета, блин! Иначе прямо сейчас беру товар и еду к Антону. - Пошутил, что ли? - с явной угрозой произнес Твистер. - Ни хрена! Я уже и так вам готов две трети ни за хрен собачий отдать. А вы, блин, все хотите захавать. Нет уж, я лучше десять штук получу, но вы, халявы, хрен огребете! - Что ты сказал, козел? Повтори, падла! - Твистер сжал кулаки. Я подумал, что это самое оно. ЛУЧШЕ НЕТУ ТОГО ГВЭПу... - Переводи в "К"! - Богдан мгновенно переключился в минусовой режим. Картинка заметно поблекла и стала черно-белой, звук исчез. - Дай им волну на взаимоагрессию! - Уже, - усмехнулся оператор, - нехай теперь мочат друг друга. Без применения огнестрельного. И без крику. Правильно рассудил? А то в поселке напугаются и в ментуру позвонят. Конечно, кое-какой шум с дачи до нас долетел. Беготня, тупые звуки ударов, треск мебели. Но мы находились совсем близко. В поселке на другой стороне оврага вряд ли придавали какое-то значение этой возне, даже если и слышали. Там и в голову не приходило, что на даче идет резня. Конечно, на маленьком экранчике, к тому же очень блеклом, разглядеть, что происходит, было очень трудно, тем более составить общее представление о месиловке. Вдобавок изображение все время металось, прыгало, тряслось и иными способами извращалось. Ведь мы смотрели то, что видел своими глазами наш информатор. Кстати сказать, я как-то не усек, почему изображение вообще не исчезло, когда ГВЭП переключили в минусовой режим. По идее, теперь наш генератор излучал энергию и не мог принимать ее. Но задавать вопрос суровому Богдану не очень хотелось. Да и времени не было. Надо было приготовиться к тому, чтобы вмешаться в ход событий. На экране мелькали кулаки и морды, один раз на секунду показалось голопузое тело Твистера, распростертое на полу посреди темной лужи. Кровь это была или пиво из разбитой бутылки - мы не поняли, экран был черно-белый, напомню. Потом отчетливо промелькнуло помертвелое лицо какого-то мужика, видимо, из тех, кто не присутствовал при разговоре, а вбежал в комнату уже после того, как началась драка. Еще чуть позже он же был замечен на полу, опять же посреди лужи. Но тут, можно не сомневаться, была кровища - повыше ключицы у мужика торчала рукоять финки. Неожиданно наша "камера" задралась на потолок, и на фоне его появилась рожа фиксатого. Должно быть, он насел на нашего информатора и дубасил его кулаками по морде, потому что изображение стало мотаться из стороны в сторону. - Даю импульс в режиме "У", - сообщил Богдан, который, должно быть, тоже получил предупреждение о том, что информатора надо оберегать. Кадр дернулся, мелькнули дрыгающиеся ноги фиксатого, а потом изобразилась его морда, по которой усердно и интенсивно пинали кроссовкой. Информатор, который получил управляющий импульс и резко увеличил свои боевые возможности, отдавал должок обидчику. Минут через двадцать шум, и без того нешибко громкий, почти полностью стих. - Ваня, слушай задачу! - сказал я почти шепотом, но знал, что юный "зомби", находившийся метрах в десяти, меня услышит. - Скрытно подойдешь к даче, осмотришь, всех чужих, кто снаружи, - уничтожь! Тех чужих, кто высунется из окон с оружием, - тоже. Вперед! - Есть! - Ваня почти бесшумно перемахнул через поваленную яблоню и исчез в зарослях. - Валет, слушай задачу! - Боец находился намного ближе, и тут тоже не было проблем. - Быстро и скрытно обойдешь вокруг забора, войдешь во двор через ворота. Всех чужих - уничтожить. При отсутствии во дворе живых - подойди к поваленной яблоне со стороны дачи. Вперед! Валет исчез в дыре. Богдан тем временем перевел ГВЭП в плюсовой режим, вновь установив рукоятку на "Н". На изображение вернулся цвет, и четкость стала лучше. Информатор, очевидно, сидел на стуле и курил. Виден был рдеющий огонек сигареты, зажатой между двумя ободранными пальцами и очень часто подносимой ко рту. Глаза его медленно, даже обалдело, по-моему, перемещались по комнате. Неприятная получилась эта картинка, тем более в цвете. Минимум пять человек валялись на полу, куда натекло столько крови, сколько не на всяком приличном мясокомбинате увидишь. Жив - по крайней мере, на первый взгляд - был только Киря, которому ножом капитально располосовали плечо. Кровь текла солидной струей, и бугай пытался пережать вену. Твистер лежал так же, как тогда, когда мы его мельком увидели. Лужа была вовсе не из пива. Живот и грудь тоже были в мелких каплях крови, но как его ухойдакали, покамест было неясно, потому что на торсе никаких заметных ран не просматривалось. Тот, кому воткнули в шею финку, был мертв с гарантией - уже и кровь не текла. А вот фиксатый мог быть и просто вырублен, и насмерть. Морда у него была разбита до неприличия, но не было впечатления, что информатор затоптал его насовсем. Еще один мужик судорожно дергался за каким-то невысоким предметом мебели - кажется, комодом. Помирает он или просто хочет подняться, мы не разобрали. В это время у поваленной яблони появился Валет. Это означало, что во дворе никого из чужих нет. По крайней мере, в живом виде. - Выдвигаемся! - сказал я Богдану, и на сей раз тот подчинился быстро. Быстро выдернул штатив из земли, задвинул его в пистолетную рукоятку ГВЭПа и пошел следом за мной. Непосредственно рядом с дачей никого из чужих не было. Ни живых, ни мертвых. Ворота были закрыты на засов изнутри, но Валет, должно быть, прошел через незапертую калитку. Напротив ворот никаких домов и людей не было, только тупик дороги и кусты. Скорее всего, что никто не видел Валета во время его пробежки вокруг дачи, и он тоже никого не заметил, ибо тогда небось наверняка застрелил бы кого-нибудь, а мы услышали бы хлопки глушака. У ворот, во дворе стояли две синие "шестерки". Пустые. Валет вместе с нами добежал до крыльца, где стоял Ваня, взяв на прицел дверь. Богдан покрутил что-то на ГВЭПе, поводил им из стороны в сторону и сказал: - Живые только на первом этаже в правой угловой комнате. Информатор, Киря и фиксатый. Остальные - трупы. - Ваня, Валет, стрелять только при угрозе нападения! В угловую комнату, вперед! Бойцы дружно ломанули в дом, мы чуть приотстали. Сейчас меня беспокоило лишь одно: чтоб информатор с перепугу не дернулся. "Зомбики" запросто прошили бы его, если б ощутили опасность. А объяснять им, какой дядя хороший, а какой плохой, не было времени. Но, слава Богу, информатор не рыпался, так же, как и все остальные. Трупов оказалось несколько больше, чем мы видели через мониторчик ГВЭПа. Во-первых, один зарезанный лежал на веранде дачи, а другой с головой, размозженной ударом монтировки, - у лестницы, ведущей на второй этаж. А во-вторых, в самой комнате помимо тех, что мы видели, валялись еще трое, не попавших в поле зрение информатора. Раны были шибко неаппетитные: одному в глаз загнали отвертку, другому вспороли брюхо охотничьим ножом натуральное харакири исполнили! - а третьему почти начисто отрубили башку ударом топора по шее... Богдан только крякнул и сплюнул, но особо не забрезговал. Я, поотвыкши за год без малого от таких картинок, немного поежился, но блевать все-таки не стал. О Ване и Валете можно было и не упоминать - им один хрен, что труп, что бревно. Должно быть, нас, как часто бывало, приняли за представителей закона. Фиксатый, которого Ваня с Валетом, врываясь в комнату, слегка приложили дверью, а потом еще и ногой поддали, сразу очухался, испуганно охнул, приподнялся и сел на полу, растерянно моргая и пытаясь покрутить головой. Должно быть, информатор его крепко напинал и по шее, потому это последнее движение у него явно не получалось. - Сдаюсь! - первым произнес Киря. - Перевяжите, братаны, загибаюсь! Кровянка сходит, врача дадите - все скажу! Нет, он нам был без надобности. Тем более что это он, сучий потрох, либо сам валил Варана и Бето, либо наводил на них своих паскудников. Ничего интереснее, чем информатор, он нам сказать не мог. Во всяком случае, мне так казалось, да и Чудо-юдо вовсе не настаивал на сохранении ему жизни. Можно было, конечно, дождаться, пока Киря окочурится естественным образом, но я не хотел выглядеть садистом. - Говоришь, ты на офис наезжал? - Голос у меня был какой-то скучный, рутинный, такой, как у мента в конце рабочего дня. - Он, он, начальник! - завопил фиксатый. - Одного сам завалил, а другого вот этот. Фиксатый указал на парня с отверткой в глазу, который, конечно, ничего ни подтвердить, ни опровергнуть не смог. - Пидор! - произнес Киря. - Стукач гребаный! - Киря, - спросил я, указывая на крест, висевший у него на груди, - Ты в Бога веруешь? - Верую, начальник... - У бугая, видать, что-то екнуло. - И в церковь небось ходишь? - Да... - А тебе не говорили там, в церкви, что людей мочить - это смертный грех? - Я вдруг почуял, что во мне пробуждается совершенно безудержная, сверхъестественная, прямо-таки дьявольская ненависть. И хотя мой голос звучал совершенно спокойно и ровно, во мне ни с того ни с сего забушевали эмоции. Мне захотелось не просто убить этого бугая, а убить как-нибудь ужасно, чтоб он испытал адские муки, прежде чем отрубится. При этом, как ни странно, умом я отлично понимал, что Киря ничем не хуже любого иного мокрушника - и вряд ли намного хуже Варана с Вето, которым случалось людей живьем в топках жарить. Уж во всяком случае, по сравнению со мной - он агнец Божий. Еще секунда - и я наверняка воплотил бы в жизнь одну из леденящих душу картинок, которые услужливо стал малевать мозг. Но разум на этот раз победил. Палец нажал спусковой крючок "ПП-90". "Ду-дут!" - короткая двухпатронная очередь ударила Кирю в рожу и швырнула на пол. Контрольный не требовался - почти все мозги покойного размазались по стене вместе с кровавыми брызгами. - Ой, ма! - взвизгнул фиксатый, будто его зацепило. Глаза у него вытаращились от ужаса. Он затрясся, будто через него гнали электроток. Похоже, до фиксатого дошло, что мы не правоохранители и нам не стоит говорить, что, мол, "на все вопросы буду отвечать только в присутствии адвоката". Заволновался и информатор. Ему пришло в голову, что мы можем быть вовсе не чудо-юдовцами, а кем-то еще. Например, представителями почтенного Абдулвахида Мирзоевича, которому надоело ждать вердикта здешнего толковища. Кто его знает, какими возможностями для пеленгации сотовых телефонов располагают граждане свободного Пакистана? - Привет от Чуда-юда! - сказал я, приятельски улыбнувшись информатору. Спасибо за работу, корефан. - Не за что... - пробормотал тот, явно не очень доверяя. Правда, ничего другого от него и не ожидалось. - Тебе этот козел не мешает? - спросил я, указав стволом на фиксатого. Он знает что-нибудь интересное, как ты считаешь? Информатор вздохнул и сглотнул слюну. Ответил не сразу. Конечно, ему очень хотелось сказать: "Нет, ни хрена этот козел не знает. Мочите его побыстрее, а то вдруг сбежит и заложит меня братанам". Но с другой стороны, ему не хотелось нас случайно обломить. Если я, к примеру, сейчас размажу мозги фиксатого по стене, а впоследствии окажется, что он все-таки знал кое-что интересное, то могут выйти неприятности. - Он знает, зачем Равалпинди нужна та бумага, - проговорил информатор. - И еще он знает, как с ним связаться. Сейчас - только он. - Это правда? - спросил я у фиксатого. - Знаешь? Фиксатый не знал, радоваться ему или рыдать. Благодарить информатора или проклинать. Глаза суматошно бегали. Мужик, судя по всему, был с опытом и уже допер, что шансов выжить у него - ноль целых хрен десятых. Ясно, если я так нахально засвечиваю перед ним своего стукача, то убежден в скорой кончине лишнего свидетеля. Поэтому, сообщив те сведения, о которых упомянул информатор, он эту самую кончину только приблизит. С другой стороны, заявление: "Не знаю и знать не хочу!" - было бы воспринято с недоверием. Иными словами, привело бы к тяжким и болезненным последствиям. Морда у фиксатого и без того была разбита, в добавочных повреждениях не нуждалась. Но, кроме морды, у него было еще немало относительно здоровых частей тела, которым стало бы очень больно, если б мы начали, например, тушить об них сигареты. Лучше умереть побыстрее, чем прожить лишние несколько часов в таких некомфортных условиях. - Знаю... - пробормотал фиксатый, которому потребовались большие усилия, чтобы отклеить от нёба присохший язык. - Закурить можно? - Скажешь - дадим закурить, - прищурился я. - Ну хоть водички дайте, во рту пересохло. Богдан поднял с полу укатившуюся в угол и вымазанную в крови банку с пивом, сорвал колечко и подал фиксатому. - Утоли жажду! Фиксатый высосал банку одним духом. Должно быть, пока пил, ему пришла в голову спасительная идея. Логику его мысли я без всякого считывания с помощью ГВЭПа представлял неплохо. Раз спрашивают, значит, не знают. А потому надо убедить их - нас то есть, что в живом виде от него, фиксатого, может быть больше пользы, чем от трупа. Конечно, ни о том, что мы можем попросту выпотрошить его память ГВЭПом, ни о том, что с помощью того же ГВЭПа можем изобразить из себя кого угодно, он понятия не имел. И рассуждал так, как следует рассуждать человеку, имеющему дело с нормальными бандитами. - Спасибо, братаны, - поблагодарил он, - пожалели. Век не забуду. Только вы меня поймите: я ж знаю - как только расскажу, что знаю, вы меня замочите. И потом жалеть будете, потому что Равалпинди с ним (фиксатый мотнул головой в сторону стукача) торговаться не будет. А с вами напрямую - тем более. Он Твистера знает и меня. Твистер уже ничего не скажет мозги вышибли. Так что я и пригодиться могу, вообще-то... - Как тебя зовут, фиксатый? - поинтересовался я. Ко мне опять подкатывала очередная волна самых диких и садистских желаний, причем абсолютно бессмысленных. Я думаю, что если б фиксатый каким-то образом узнал о них, хотя б о десятой доле, то тут же высказал все, что знал, и попросил застрелить побыстрее. - По паспорту? - спросил он, не очень понимая, на хрена мне знакомиться с кандидатом в покойники. - По жизни. - Я пытался говорить спокойно, но чуял, что непонятная жажда пытать и терзать вот-вот заставит меня сотворить с фиксатым что-нибудь ужасное, но совершенно ненужное с точки зрения дела. Значительно быстрее было просветить клиента ГВЭПом в режиме "С", заправить себе в башку всю нужную информацию, а потом тихо его ликвидировать. - Николай, - пролепетал фиксатый. Он, поди-ка, уже различил в моих глазах какой-нибудь плотоядный огонек и ничего хорошего не ждал. Во всем облике его просматривался жуткий страх, который он испытывал передо мной, а я от этого его страха ощущал странное, непривычное удовольствие. Никогда ни хрена подобного со мной не было! Откуда это взялось, мать его за ногу?! - Надо же - тезки! - нехорошо улыбнулся я, и от этой улыбочки фиксатому совсем поплохело. Потому что как раз в это время мне вдруг представилось, будто я разбиваю об голову фиксатого пивную бутылку и начинаю медленно кромсать его полученной "розочкой"... Нет, надо было срочно стряхивать с себя это наваждение! Прочь, зараза! Положение - а точнее, фиксатого Колю - спас Богдан. Он сказал. - Чего время теряем? Он же, скот, время тянет. На фига с ним языком чесать? Тут надо технически... У меня разом схлынула с души всякая муть непотребная. Я сразу пришел в норму и даже сообразил, что информатору незачем присутствовать в комнате. - Так, - сказал я, обращаясь к стукачу. - Ходить можешь? - Да, - ответил тот. - Иди на второй этаж. Ваня тебя проводит и постережет от всяких случайностей. Валет - контролируй ворота на всякий случай. Безоружных заворачивай голосом, вооруженных - уничтожай. Последнее тоже было не лишнее. Хотя шансов на то, что кто-либо из жителей поселка заглянет на дачу, было немного - под "безоружными" я подразумевал именно их, - появления вооруженных людей стоило поберечься. Равалпинди был человеком со связями и вполне мог засветить местонахождение дачи даже без пеленгатора. А если ему очень нужна была "бумага" и очень не хотелось платить за нее хотя бы миллион, то он мог найти ребят, которые согласятся рискнуть тысяч за полста. Информатор был парнем покладистым - он ничего не стал спрашивать и покорно направился на второй этаж. У меня не было сомнений в том, что он будет сидеть там тихо и смирно. В комнате, кроме кучи трупов, остались только фиксатый и мы с Богданом. Николая пристегнули наручниками к креслу. - Пытать хотите? - простонал он. - Да я и так все скажу... - Не бойся, это не больно, - успокаивающе произнес Богдан, вновь вытягивая штатив из пистолетной рукоятки ГВЭПа и устанавливая генератор на столе. По-моему, от этого фиксатый напугался еще больше - непонятное всегда страшнее. Если б паяльную лампу принесли или электроутюг, он бы понял примерно, чего дожидаться, а тут фиг поймешь... Он здорово перессал, причем в самом буквальном смысле - из-под него струйка зажурчала. Небось пива сегодня порядком выдул, а в сортир сбегать не удосужился. - Фу-у... - брезгливо втягивая носом запашок мочи, произнес Богдан. - Ну и народ пошел - где пьют, там и льют. - Да я скажу, скажу! - плаксиво провыл Коля. - Равалпинди какие-то забугорники попросили собрать на Чудо-юдо всякое дерьмо. Чтоб облажать его в Швейцарии, у него там интерес есть. И самого, и невестку, и сына. Он и собрал, но там одной бумаги не было, очень важной. Ее, эту бумагу, не один Абдулка ищет, Соловьев Антон Борисыч, слышали про такого? Тоже интересовался. Откуда-то узнал, что эта бумага лежит в офисе у Варана. И предложил Кире десять тыщ баксов. Тот сделал, а кто-то стукнул Твистеру. Твистер просек фишку и связался с Равалпинди. Сперва Равалпинди хотел с Соловьевым торговаться, но тогда бы делиться пришлось. На хрен нужно, когда все самому плывет? Предложил "лимон" "зеленых". А Киря уперся - ему с Антоном неохота ссориться. Лучше, говорит, десять тыщ, чем решка... Короче, решили столковаться здесь. Был бы основной здоров, так все бы проще пошло. А он от цирроза дуба врезает - доктора уже не волокут, морфий колют только. Он либо без сознания, либо в кайфе... Ничего особо нового эта торопливая исповедь не содержала. Богдан ее вообще не слушал, потому что налаживал ГВЭП. Мне почему-то казалось, будто подготовка к работе в режиме "С" должна быть самой простой, однако это было не так. Надо было ювелирно настроиться на самые мизерные энергетические импульсы, излучаемые мозгом. Поэтому Богдан, нацепив на голову гарнитуру с наушниками, подключив к ГВЭПу какой-то измерительный приборчик и открыв маленький лючок в стенке генератора, сосредоточенно чего-то подкручивал там, в лючке, часовой отверткой. Так продолжалось все то время, пока фиксатый исповедовался. Впрочем, мне уже было ясно, что вряд ли с помощью ГВЭПа мы узнаем намного больше. И вообще возня с ГВЭПом мне показалась несвоевременной, едва я глянул на часы. Было уже без двадцати час. А в 13.00 должен был позвонить господин Хамид от Равалпинди. Если мы сейчас погрузим Николая в сон - а при работе в режиме "С" это почти необходимое условие, - то кто будет отвечать по телефону? Твистер, которому раскурочили затылок? Наш информатор для беседы непригоден. Хамид будет говорить только с Колей. Он его знает. Да и то, если почует, что тот работает под контролем, может прервать беседу. Кстати сказать, эти сукины дети могли как-нибудь условиться насчет сигнала, который будет означать "понимай все наоборот" или "меня зажали, я говорю с чужих слов". Вполне такое могло быть, тем более что даже отношения внутри здешней конторки были весьма хреноватые. Ляпнет этот тихий и покорный Коля одно-единственное словечко, которого мы пока не знаем, - и вместо Равалпинди сюда приедет хрен с маслом. Или РУОП, например, которому доложат, будто здесь заложников удерживают. Конечно, трупов не найдут, но нас, дураков, могут повязать с оружием и, что самое неприятное, с ГВЭПом. Конечно, на этот случай можно и поупираться, поработать в режимах "Д" и "О", но тогда выйдет шибко большой шухер, который для ЦТМО уже не сможет пройти безнаказанно. - Слушай, - спросил я Богдана, - ты долго еще ковыряться собираешься? Вот-вот от Равалпинди позвонят. - Фигня, - отмахнулся тот, - время терпит. На вот шприц-тюбик, вколи этому чуваку. Через пару минут заснет, потом я его на ускоренную считку поставлю, минут за пять все слижем. А потом, как есть, на "У" переключим. Уверенность Богдаши меня, конечно, порадовала. Шприц-тюбик, на котором имелась маркировочка "Z-6", сделанная тонким фломастером, я вкалывал под непрекращающиеся стоны Николая: - Не надо на иглу, мужики! Я сам скажу, бля буду, мамой клянусь! Могу телефон для связи с Равалпинди сказать, только по нему все равно ни с кем, кроме меня и Твистера, разговаривать не станут. - Обойдешься... - произнес я и всадил ему иголку шприц-тюбика. Опять на несколько секунд подкатила уже знакомая садистская радость от того, что кому-то больно. Но быстро прошла. После укола Колька подрыгался немного, испуская все более несвязное бормотание, а затем притих и заснул. Богдан подключил к ГВЭПу коротким кабелем небольшое устройство, вложил в него нечто вроде дискеты или магнито-оптического диска, нажал кнопочку. Загорелась и замерцала красная неонка - запись пошла. Я глянул на часы. До контрольного звонка Хамида оставалось меньше десяти минут. Только тут я вспомнил, что звонить он собирался по сотовому телефону - другого в доме, естественно, не было. То есть надо было ждать звонка по телефону Твистера. А около жмура, ранее носившего эту погонялу, "сотки" не просматривалось. Во прикол-то! Я растерялся даже больше, по-моему, чем фиксатый Коля в момент, когда мы вломились в комнату. Блин, ведь если телефон исчез, его кто-то мог и стыбзить? Запросто! А это - провал всей нашей затеи. Безусловный и четкий. Мог ведь найтись какой-то особо деловой товарищ, который очухался сразу после того, как Богдан вырубил ГВЭП, и, быстро сообразив, что главное - вовремя смыться, подхватил телефончик и выбежал за ворота. Поскольку Валет и Ваня не сразу добежали до ворот, то у него было несколько минут, чтоб ушмыгнуть, не попав в поле их зрения, а значит, и на прицел. Что такой гад может сотворить? Если это человек Твистера, то вполне может доложить Хамиду о том, что на даче произошла разборка. Правда, нашего вторжения на дачу этот беглец мог и не увидеть, потому что главной причиной его бегства было бы нежелание оставаться в доме, где больше полдесятка жмуриков. Но если он, убежав с дачи, почему-либо задержался в кустах и имел осторожность оглянуться, то мог заметить Валета, вбежавшего в калитку. По одежке нашего бойца можно было принять и за вэвээшного спецназовца, и за собровца. Хотя, если этот гипотетический беглец не совсем дурак, то наверняка сообразит, что мы частная лавочка. Менты такими малыми силами на дело не ходят и ему уж точно дальше второго оцепления проскочить не дали бы. Тем не менее, на дачу он вернуться не захочет ни под каким видом. В принципе он может даже не ответить на звонок Хамида. Но может и ответить. Правда, если не врал Коля, то с ним говорить не будут. Однако, если он успеет им сказать, что Твистеру череп раскроили, прислушаются. Что в таком случае предпримет Равалпинди? Самое простое - поймет, что дело обломилось, и полетит в Швейцарию с тем, что у него есть. Пусть всего 30 процентов успеха, но это лучше, чем ничего. Второй вариант - отправит на дачу какую-нибудь из бригад, которая согласится рискнуть. Это похуже, потому что тогда нам не избежать лишнего шума. Минуту-две эти тревожные соображения не давали мне покоя. Так и свербили в душе. Потом притупились немного, и я подумал, что нафантазировал эту неприятную версию без достаточных оснований. С чего я взял, будто сбежавший мужик, который, по идее, должен был перепугаться до холодного пота, в первую очередь схватит не собственные вещички, а чужой телефон? В том, что сбежавший перетрусил и не мог действовать хладнокровно, сомнений не было - тот, кто посмелее, не стал бы удирать, а попытался помочь тем, кто еще был жив. Ведь драка была междусобойчиком. Правда, сверхжестоким, благодаря нашему чуткому руководству, но все равно, передрались, так сказать, свои ребята, из одной конторы, хотя и из разных бригад. Внешней угрозы не было. Ну, подрались, порезались - чего между друзьями не бывает? Хладнокровный парень, конечно, мог бы прихватить телефон, если б, допустим, менты наехали. Но струсивший о телефоне бы и не подумал - это точно. Какие еще могут быть варианты с телефоном? Не так, чтобы много этих самых вариантов. Может, под каким-то трупом лежит? Ох, как неохота их ворочать, свежачков-то: в крови, в мозгах, кто-то в штаны наложил перед смертью, судя по запашку. Но надо, надо, придется вспоминать старые навыки, от которых уже отвык порядочно. Потому что телефон - это не шутки, без него все сорвется. Конечно, он мог просто-напросто куда-то отлететь во время драки - тоже, кстати, ни хрена хорошего, ибо его и разбить, и растоптать могли. И если он неисправен, то Хамид не сумеет к нам дозвониться. Ну, на первый случай подумает, что Твистер время тянет. Позвонит еще через пару часов - в 15.00. И опять не ответят. Если дачку он все-таки не вычислил, значит, уедет ни с чем. А нам этого не надо. Нам надо, чтоб он сюда приехал. Сам приехал, а не Хамида прислал. Чтобы ни в какую Швейцарию он не попал, и чтоб документы его туда не попали. Увы, без телефона нам этого никак не добиться. В общем, я ринулся искать телефон, в то время как Богдан, покуривая чужую сигарету - кто-то пачку позабыл на столе, - спокойненько вел запись того, что было в голове фиксатого. Под трупом Твистера его не было, в карманах - тоже. Правда, на поясе висел пейджер, но от телефона - только футляр. В течение пяти минут я перевернул все трупы, валявшиеся в комнате, даже Кирю на всякий случай, хотя точно помнил, что телефона ни у него, ни рядом не было - и все впустую. До звонка оставалось всего ни шиша, когда Богдан выключил свою машинку и сказал: - Все, скачал память. Не нашел телефон? - Хрен его знает, закатился куда-то... - проворчал я. - Жди, когда зазвонит. На даче тихо. Даже если он на втором этаже запищит - услышишь. - А если не запищит? - Значит, его кокнули или раздавили, - невозмутимо произнес оператор. Или вообще сперли. Блин, мне бы его хладнокровие! Таких флегматиков надо на ВВЦ показывать, как достижение народного хозяйства. Все по фигу... Часы показали 13.00, но никакого тюлюканья не послышалось. Я смотрел, как секундная стрелка торопливо обегает циферблат. Минута прошла, две, три... "Тю-лю-лю" сотового донеслось из угла, справа от двери. Мимо этого угла я пять раз пробегал. Там валялась какая-то газетка, которая, видимо, слетела со стола во время драки. То ли телефон уже лежал к этому моменту на полу, то ли его потом под газету зафутболили - хрен поймешь! Да и не важно, главное - нашелся. - Отстегни ему руки, - указывая на Колю, пристегнутого наручниками к креслу, сказал Богдан. Он уже переключил ГВЭП в режим "У". Я подчинился ему так, будто генератор был сфокусирован на мне и оператор собирался мной управлять. На самом деле это было не так. Управлять он собирался фиксатым. Богдан повернул дужку гарнитуры, на которой был укреплен маленький микрофон, и сказал: - Николай, внимание! Фиксатый, до этого полулежавший в кресле, сел прямо и положил руки на подлокотники, будто фараон на троне. - Возьми телефон, открой крышку. Повторяй все, что я скажу, точно таким же тоном, начиная со слова "алло", - провещал Богдан. - Алло! - произнес управляемый. Богдан быстро передал мне один из наушников, и я смог слышать все, что говорил Хамид. - Это Коля? Хамид говорит, - послышался низкий голос с почти незаметным среднеазиатским акцентом. - Ну как, есть решение, а? - Есть, - ответил Богдан, и Коля повторил: - Есть, - и в дальнейшем Коля от и до повторял все фразы, произносимые Богданом. Точно с такими же человеческими, спокойными интонациями, только своим голосом. Если б не закрытые глаза и сомнамбулически-безжизненное лицо, то можно было подумать, будто Коля сам по себе говорит. Ни в жисть не поймешь по голосу, что им управляют... - Что решили? - Решили отдать за твою цену, плюс три таких же. Как понял? - Понял нормально, но это много. Надо подумать, посоветоваться. Окончательно решили? - Поторговаться можно... Можешь позвать шефа? - Пока нет. Позвоню в течение часа. - Будем ждать. Когда Хамид отключился, Богдан приказал Коле: - Спать! - и тот, расслабившись, опять обвис в кресле. Оператор вновь закопошился, подключая к ГВЭПу какой-то приборчик, потом засветился экран ГВЭПа - оказывается, у него в памяти оставалась видеозапись переговоров, предшествовавших драке. - Сейчас, для разнообразия, - пояснил Богдан, - он у меня голосом Мистера-Твистера покойного заговорит... Так-с! Проверяем. Модуляция... Артикуляция... Тембр... Тон... На экране ГВЭПа, сменяя друг друга, промелькнуло несколько красных и синих кривых. - Синие - натурные параметры звукозаписи, - растолковывал мне, малограмотному, оператор, - моделированные. Сейчас попробуем, как наш клиент разговаривает... - Николай! Внимание! Повторяешь за мной: "Мистер-Твистер - бывший министр, Мистер-Твистер - миллионер". Да, тут и вздрогнуть недолго! Я даже украдкой, чтоб Богдан на смех не поднял, глянул в сторону татуированного пуза мертвеца, которое, похоже, уже начало вздуваться помаленьку... Жарковато на улице, здесь, за городом, а тем более в доме, попрохладней, но все же. Покойнички начинали пахнуть, но голос одного из них весело повторил стихи Маршака на манер детской считалки. Мороз по коже! Ну, техника, блин! А Богдан, глядя на свой экранчик, нахмурился. Должно быть, не совсем так звучало. Что-то еще подкрутил, подстроил - и еще раз заставил Колю повторить. Потом еще пару раз. Может, и еще разок прогнал бы, но тут вновь зазвонил телефон. - Да, - ответил Коля голосом Твистера, - я у аппарата. - Хамид говорит. Ты ту цену, что Коля называл, тоже одобряешь? - Мы все столковались, господин Хамид. В принципе можем немного уменьшить цену, если, конечно, найдете нужным добавить. - Если мы набавим? - переспросил Хамид. - Да, да, если вы набавите. А то у вас, между прочим, конкуренты появились. И сильные! Правда, жадные до ужаса... Но если расщедрятся и дадут больше вашего - уступить можем. - Хорошо. Первая цена плюс полтора устроит? - Несерьезно, господин Хамид. - Плюс два? - Немного лучше. Может, лучше позовете вашего шефа? - Через пять минут позвоню, а может - шеф сам позвонит. Богдан снова вернул своего "ретранслятора" в состояние полного сна и опять начал чего-то подкручивать. - Фигово сигнал проходит, - озабоченно прокомментировал он свои действия, - придется мощности прибавить, а это, между нами, девочками, - стремно. - Почему сигнал плохо проходит? - удивился я. - Нормально ведь слышно... - "Слышно", ё-мое! - Богдан покачал головой так, как будто имел дело с совершенно тупым первоклассником, произнесшим какую-то смешную и наивную-пренаивную глупость. - Ты, командир, если в этом деле не рубишь лучше помолчи. - Объяснил бы дураку в общих чертах, - без раздражения попросил я. - Позже, если можно. Они сейчас опять звонить будут. Ох, не напортачить бы... По-моему, впервые за этот день я услышал у Богдана беспокойные нотки в голосе. Видать, и впрямь наступал ответственный момент. Позвонили не через пять, а через пятнадцать минут. - У аппарата, - послушно отозвался биоробот. - Это я, Джавад-хан, - произнес незнакомый голос, с еще менее заметным акцентом, чем у Хамида, - со мной хотел говорить? Я не сразу припомнил, что Равалпинди приехал с пакистанским паспортом на это имя. А вот Богдан все понял и сразу врубился: - Да, уважаемый. Хочется знать, как ты наши условия принимаешь? - Принимаю. Хорошие условия. Плюс три принимаю. - Платишь налом? - Плачу налом. Мне это показалось странным, но тут я увидел, что на невозмутимом лице Богдана появилось подобие улыбки, правда, какой-то не очень уверенной. - Где встретимся? - спросил Богдан устами Коли и голосом Твистера. - Где тебе удобно. - Это мне показалось еще более странным. - Хорошо... - Пока Богдан объяснял Равалпинди, как проехать на дачу, я в полном недоумении размышлял, с чего это господин Мирзоев стал таким покладистым. Неужели действительно так уж припекло, что согласен четыре миллиона баксов за какую-то паршивую бумажку выкинуть? Что ж за бумажка такая? Чудо-юдо мне ведь ни фига не объяснил... Но, по-моему, гораздо проще было попросить, чтоб эту бумажку в портфельчике прямо в отель доставили. Или Равалпинди не боится? Ведь его не только кинуть, а и завалить могут с такими деньгами... Даже без учета того, что он не знает, с кем по-настоящему дело имеет. Но еще более я удивился, когда Богдан, растолковав дорогу, добавил: - Уважаемый Джавад-хан, не забудьте взять с собой основной материал. Наверно, это будет очень полезно... Я похолодел. Да он что, охренел, Богдаша?! По-моему, любой лох после таких слов догадался бы, что ему ловушку готовят. Но Равалпинди сказал: - Хорошо, дорогой, возьмем. Все у тебя? - Да, все. - Богдан просиял и показал мне большой палец вверх: мол, все классно! Я лично шибко в этом сомневался. - Ты сдурел? - очень грубо спросил я у оператора. - Так, прямо в лоб, про его чемодан? - Да, только так, командир, - усмехнулся Богдан. - Именно так, а не иначе. - Не понял... - Короче, чтоб без долгих лекций: Равалпинди сейчас - такой же попка, как этот Коля, понял? Я им управлял по телефону. - Не может быть... - пробормотал я. - Ты ж ГВЭПом его не мог достать отсюда. Он же у тебя на фиксатого нацелен. - Ну и что? Импульсы, подавляющие волю и контрсуггестию, можно и через эфир гнать, и по проводам. ГВЭП передает их фиксатому, а Коля ретранслирует их в трубку. Нет, я все еще не верил. Но Богдан вовсе не собирался меня убеждать и вести долгие просветительские лекции. Он опять ухватился за ГВЭП. - Пора прибраться, - с улыбкой произнес оператор. Глаз мой зафиксировал: переключатель режимов работы оказался на букве "Д". Богдан вытащил откуда-то очки, похожие на те, какими пользуются газорезчики или сталевары. Надев очки, он навел ствол ГВЭПа на труп Твистера. Прежде, чем я успел что-либо сообразить, мелькнула голубая вспышка. Хотя я присутствовал при том, как Вася Лопухин, царствие ему небесное, работал ГВЭПом в деструктирующем режиме, но видел только то, что происходит рядом с генератором. То есть как голубоватые нити, свиваясь в спираль, втягиваются в ствол ГВЭПа. Сейчас я увидел то, что происходит с целью. Труп Твистера, вместе с шортами, пейджером и футляром от сотового телефона, а также частью кровяной лужи, посреди которой он лежал, внезапно покрылся мириадами ослепительно ярких точек. У меня аж в глазах зарябило. Это длилось одно мгновение, какие-то десятые доли секунды. Затем все эти точки, опять же в какие-то неимоверно малые промежутки времени, сорвались с места, обрели голубоватый цвет, слились в многочисленные тонкие нити, затем свились в уже знакомую мне спираль и унеслись внутрь ГВЭПа. Когда я проморгался, то увидел, что на полу - совершенно неповрежденном, как ни странно! - остались только несколько лужиц крови, не попавших в поле воздействия ГВЭПа. - Шел бы ты отсюда, - произнес Богдан, - а то ослепнешь на фиг! А то таких "зайчиков" наловишь, что лечиться придется. Давай, сходи на второй этаж, куда-нибудь. Через полчаса здесь ни шиша не останется, никаких следов. Я позову, когда закончу. Я поднялся на второй этаж, где в совершенно пустой комнате сидел на полу пригорюнившийся информатор, а у двери стоял Ваня. Валет пристроился во дворе, присматривая за воротами. - Ну как? - спросил стукачок. - Да все нормально, - ответил я, потирая глаза, - скоро Равалпинди приедет. Кстати, а где та бумажка, .которая ему нужна? Мне вдруг подумалось, будто сейчас Богдан эту самую бумажку может деструктировать. Допустим, если она у Кири в кармане лежала. Ему что пшик! - и нету, а мне потом доказывай Чуду-юду, что эта бумажка уничтожена, хотя я ее и в глаза не видал. - В подвале бумажка, - ответил информатор. - Могу показать, если надо. - Ну что ж, показывай. Ваня, пошли! БУМАЖКИ, БУМАЖКИ, БУМАЖКИ... Вход в подвал дачи находился на бывшей кухне, где стояла печка с дровяной плитой, когда-то беленой, а ныне посерев шей, потрескавшейся и облупившейся во многих местах. Поблизости от плиты на пол были набиты в целях противопожарной безопасности железные листы, здорово уже проржавевшие. А ближе к противоположной от плиты стене в полу просматривался люк, закрытый крепкой, еще не прогнившей, крышкой, сколоченной из полуметровых кусков доски-двадцатки, с прочным, хотя и ржавым кольцом, продетым через головку кованого болта, ввинченного в дерево. Информатор поднял крышку за кольцо. Повеяло плесенью и крысами, очень знакомо, но неприятно. Сразу вспомнилось, блин, как в тот раз, то есть в другом потоке времени - если, конечно, это было со мной наяву! - меня сцапали залетные ребята и посадили в точно такой же подвал столь же заброшенной дачи. Там я не в шутку побаивался крыс, хотя мне грозило и кое-что похуже. Из того подвала меня вытащили тогдашние похитители, которые тогда мне казались жуткими гадами, и которых я в той жизни вынужден был убить. Правда, кажется, не всех до смерти. Когда во время второго возвращения в Москву из Эмиратов мимо нашего "Чероки" проехала знакомая серая "Волга" с четырьмя молодцами, я только порадовался, что нам на сей раз повезло не встретиться. И им, и мне повезло: они не погибли, а я избежал неприятностей от пребывания в подвале с крысами. И уж никак не подумал, что нам доведется еще раз повстречаться. Однако довелось, и не просто повстречаться... Сейчас Агафон, Гребешок, Луза и Налим доблестно вкалывали на контору Чуда-юда, а я регулярно контролировал их деятельность и передавал им всякие мудрые указания от Чуда-юда. Впрочем, это воспоминание, возникшее у меня в голове при открытии люка, долго не задержалось. Надо было лезть в подпол следом за информатором и Ваней. Ощупью, по очень шаткой и кое-где уже подгнившей лесенке спустились на пару метров вниз. Нога ощутила под собой осклизлые доски-горбыли, настланные прямо на сырую землю. Света, поступавшего только через люк из полутемной кухни и в самых мизерных количествах через затененные крапивными зарослями отдушины, было явно недостаточно. - Темновато, - сказал информатор, - без фонаря, пожалуй, не найдем. - Нашли, блин, куда бумагу прятать! - проворчал я. - Может, ее уже крысы съели? Да и сыро тут, запросто сгниет... - Киря сказал так: "Подальше спрячешь - поближе возьмешь!" - заметил информатор. - Она в сундуке лежит, старинном, кованом. Крысам нипочем не прогрызть. И от сырости он неплохо защищает. А потом мы ж ее тут не сто лет держать собирались. За сутки никак не успеет отсыреть... - Ваня, включи фонарь! Фонарик у Вани был и довольно мощный. Световой конус прорезал тьму дачного подпола, и стало видно, что это довольно большая яма, примерно, 4x3x2 метра, заваленная грудами хлама, Картошки, правда, в подполе давным-давно не держали, но зато сюда спихали в немереном количестве сгнившие и рассыпавшиеся стулья, ломаные и разбитые ящики, рулоны толи и рубероида (возможно, еще на что-то пригодные), ржавые садовые лейки и ведра... В принципе хорошие хозяева все это барахло обычно не сваливают в подвалы, а предпочитают держать в сараях и на чердаках. У меня даже создалось впечатление, будто эта свалка была создана специально, чтоб у любого, кто пожелал бы в ней разобраться, опустились руки. Информатор, однако, очень уверенно протиснулся между двумя достигающими потолка нагромождениями не то из ящиков, не то из ульев. Туда же пролез Ваня с фонариком, а за ними и я. Под ногами захрустел не то шлак, не то гравий, а скорее всего, и то и другое вперемешку. Мы оказались в дальнем от люка углу подвала, где навалом лежало штук пять пустых деревянных бочек и кадушек. Фиг подумаешь, что за ними еще что-то есть. - Посвети сюда, - попросил информатор, указывая на одну из бочек, горизонтально лежавшую в самом низу этой кучи. В световом круге не увиделось ничего необычного: стандартное донце деревянной, хотя и довольно большой, примерно стоведерной бочки. - Ну и что, - спросил я, - а где ж сундук? - Сперва фокус-покус увидите, - хмыкнул слегка повеселевший стукач, нагнулся, поковырялся в гравийной засыпке пола, покопошился около бочки и... открыл ее донце, будто дверцу. Еще больше это было похоже на казенную часть торпедного аппарата на подлодке, только без герметизирующего штурвальчика. - Это что, лаз? - спросил я заинтересованно. - Ага, - подтвердил информатор. Мы присели на корточки около бочки, и Ваня направил луч фонаря внутрь емкости. Оказалось, что бочка одним концом вкопана в земляную стенку подвала, а дальше еще метра на полтора тянется бетонная труба, по типу тех, что прокладывают под дорогами. Дальше просматривалось что-то вроде кирпичной стенки. - Всем сразу туда нельзя, - сообщил стукач, - воздух стоялый, объем маленький, задохнуться можно. Я слазаю, а вы подождите. Фонарь только дайте, если можно. Дали. Информатор вполз в бочку, потом протиснулся в трубу. Потом выбрался в какое-то тесное помещение, где можно было стоять, согнувшись в пояс. В отсветах фонаря, ползавших по кирпичам, которыми были укреплены стенки этого тайника, мне удалось различить, как информатор копошится у какого-то массивного темного предмета, должно быть, у того самого вышеупомянутого сундука. Послышался лязг, стукач открыл сундук и поднял крышку. Потом нагнулся куда-то внутрь, пошуровал в сундуке, достал нечто плоское и прямоугольное, закрыл с лязгом крышку и стал выбираться обратно. - Сдохнуть можно, - жадно хватая ртом воздух, будто из воды вынырнув, произнес он, вылезая из бочки. - Пошли скорее наверх, а то свалюсь на фиг. Мы закрыли донце бочки, вернулись к люку, выбрались в кухню, где нас уже дожидался очень довольный собой Богдан. - Принимай работу начальник, - сказал он, - найдешь хоть одну кровинку можешь расстрелять на месте. Я догадывался, что уборка трупов проделана качественно, и был убежден, что ни одного из них уже никогда не найдут. В принципе меня это не интересовало. Мне хотелось побыстрее поглядеть на таинственную бумагу, за которую Равалпинди готов был дать миллион долларов, а сейчас вообще раскололся на четыре. Причем был готов притащить их наличными на какую-то неведомую дачу... Впрочем, это уже под влиянием ГВЭПа. Пока то, что я видел в руках информатора, было всего лишь тонкой, но прочной картонно-коленкоровой канцелярской папкой черного цвета, завернутой в прозрачный полиэтиленовый пакет. - А куда вы их дели-то так быстро? - удивился стукач, вспомнив, что совсем неподалеку отсюда лежал труп. - Знаем, не протреплемся! - ухмыльнулся Богдан. - Пошли в комнату, посмотрим, что за бумага, - сказал я. - А то вот-вот Равалпинди приедет. - Равалпинди приедет через сорок пять минут, не раньше, - уточнил Богдан, - но посмотреть, конечно, интересно... Перед тем, как отправиться в комнату, я поглядел, как несет службу Валет. Потому что сообразил, что он может, буквально выполняя полученный приказ, обстрелять Равалпинди со свитой. С другой стороны, мне еще не очень верилось в то, что Богдану удалось подчинить Абдулвахида Мирзоевича своей воле. Поэтому не хотелось, чтоб вместо Равалпинди с миллионами приехали боевики, которые, не мудрствуя лукаво, постреляли бы нас тут к чертовой матери. Ваню с УКВ-рацией отправили в кусты, дабы он наблюдал за дорогой и подходами к воротам с внешней стороны, а Валету приказали наблюдать за двором и уничтожать всех, кто попытается проникнуть во двор без нашей санкции. - Перестраховка все это, - убежденно заявил Богдан, но я, как обычно, решил, что береженого Бог бережет. В комнате действительно не было никаких следов потасовки и резни. Но что меня несколько озадачило - не было и Коли. Похоже, что Богдан и его деструктировал заодно. Уточнять в присутствии лишнего человека, что да как, я не стал. Перетерпится. - Я думал, мы их в подвал прятать будем... - пробормотал стукач, явно не врубаясь в ситуацию. - Юноша, - строго сказал Богдан, маленько превышая свои полномочия. - Не забивай себе голову ерундой. Запомни, что сейчас вся твоя жизнь держится только на нашем интересе. Вопросы, тем более лишние, очень вредны для здоровья. Понял? - Понял. - Давай бумагу, - сказал я, и информатор с готовностью отдал мне папку. Я стащил с папки полиэтилен, развязал тесемочки, развернул... Нет, листок бумаги, где на фирменном бланке ЦТМО было отпечатано десятка два принтерных строчек, меня ничем при первом взгляде не удивил. Меня поразило другое, на внутренней стороне "корочек" папки сохранился пожелтевший обрывок очень плохой бумаги, на котором фиолетовыми чернилами и очень знакомым почерком - я сразу, правда, не вспомнил, чьим, - было написано: "...ету ООГ "Пихта". У меня аж что-то щелкнуло и зажужжало в голове. Будто там не малюсенькая микросхема стояла, а целый компьютер с наворотами. Значит, все-таки она была! Особая оперативная групп; "Пихта", с материалами которой мне пришлось иметь дело в тот раз, существовала и в этом потоке времени. Только на сей раз ее документы обнаружились не на чердаке, а в подвале, правда, совсем другой дачи и в совсем другом дачном поселке. Я держал в руках листочек, которого так домогался Равалпинди, но не мог не только врубиться в его содержание, но даже начать его читать. По сути дела, мне как-то сразу стало до фени. за что господин Джавад-хан так жаждет выложить кучу баксов. Зато мне неудержимо захотелось в подвал, туда, в бочку, в тайник с сундуком. - Этот тайничок в подвале вы сами соорудили? - спросил я у стукача. - Нет, он тут раньше был. Эту дачку Киря, в общем-то, недавно купил. Года два назад. Баба какая-то продала совсем задешево. Денег на то, чтоб ремонтировать, у ней не было, мужа тоже. Покупал эту дачу ее дед, сразу после войны, тоже не сам строил. Так что, чей тайник - фиг знает. - А вы-то его как нашли? - Случайно. Киря, когда мы тут первый раз собирались, решил все облазить. Может, тут чего приличное завалялось. Мебель там старинная, которую отреставрировать можно, самовар или икона. Так вот, представляешь, тогда, когда специально искали, - тайника не нашли. Мы эти бочки даже ворочать не стали. Киря тут, конечно, планы строил: мол, построю тут особняк с бассейном - участок-то ого-го-го какой! Только ни фига не накопил, как видно. Так все и осталось, как было. Бухали здесь, баб иногда водили, стрелки забивали по мелочам. Товар иногда ныкали. Как сложится, короче. А тайник нашли во время одной пьянки, на Новый год или на Рождество вроде... Не помню, две недели квасили напропалую. Были только с нашей бригады, этих халявщиков, блин, типа Твистера и Коли, не приглашали. Они и выжрать-то, суки, за чужой счет норовили, даром, что бабок имели больше нашего. Жулье... - Ладно, - чувствуя, что товарищ уходит в сторону, перебил я, - ты лучше про тайник рассказывай. - Ну вот, пили-пили, а как-то раз проснулись - и похмелки лет. А бодун у всех капитальный, тут поблизости ни одного ларька не имеется, надо либо километра три проехать до сельмага либо метров пятьсот до бабки, у которой самогон. А всем, естественно, в лом. Короче, Киря кого-то в приказном порядке отправил за самогоном, но то ли объяснил плохо, как бабку найти, то ли у мужика ноги вяло двигались - хрен поймешь. Нет и нет. Тогда Кире вдруг в голову взбрело, будто он в подвале бутылек от прошлого раза забыл. Взял с собой одного чувака, Цап-Царапыча, и полезли они в подпол. И надо же, блин, нашли! Правда, не бутылек, а всего лишь поллитру. А нашли, представляешь, в бочке, но не в той, где лаз, а рядом. Кто ее туда снес, фиг поймешь, вопрос особый. Поллитру приняли. Каждый по глотку сделал, похмелились, но мало. И тут Киря припомнил, что вроде бы когда поллитру нашли, то рядом бочка стояла, закрытая и тяжелая. Конечно, ё-мое, народ начал всякие фантазии сочинять насчет того, что там коньяк столетней выдержки. Ну опять полезли, стали пытаться эту бочку выдернуть и случайно открыли защелку, которая эту дверцу-донце держала. Ну, а тут вообще с ума посходили, знаешь, как в мультике про Кота Леопольда: "Клад! Клад-клад-клад!" Даже про опохмеление забыли, на счастье того мужика, который за самогоном ходил. Он думал, что его вообще убьют за то, что столько проваландался, даже за свой личный счет лишний трехлитровый бутылек взял, для отмаза... - Не надо в сторону, - напомнил я. - Ну, и что нашли там? - Сундук кованый, я ж говорил уже. Здоровый, примерно полтора на полметра и сантиметров семьдесят в высоту. Старинный, сделан не меньше, чем из сороковки, сверху обит прочной такой белой жестью, а поверх нее стальные полосы из двухмиллиметровой стали. На ребрах - уголки, опять же кованые, полсантиметра толщина. И замка нет, и ключа не видно. Топором ни фига не взламывается, лома нет, фомку некуда совать. А долго там не просидишь сам видел. Случайно открыли. Я штанами за шляпку одного гвоздя, которыми уголок прикреплен, зацепился. Дернул - а гвоздь вытянулся и замок открылся. А внутри, в общем-то, ерунда оказалась. Шинель, правда, была старинная, без погон, в петлицах ромб. Цап-Царапыч ее загнал кому-то из любителей за полтора "лимона". Думали, может, маузер есть или шашка - фиг, ничего такого. Книги всякие, Троцкий, Зиновьев, Каменев. Ну, и другая макулатура. - Папка оттуда же? - Я постучал пальцем по "корочкам". - А это там на дне валялось. Такой чемоданчик с ремешками сбоку. Там тетрадки какие-то, папки вот такие же. Ерунда разная. А когда решали на сегодня толковище устроить, то прикинули сюда нашу ценную бумажку пихнуть. Я взял одну папку, бумаги в сундук высыпал, а листочек сюда пристроил. Видишь, чистенький, сухонький и крысы не поели. - Молодец, возьми с полки пирожок, - сказал я иронически. В это время на столе хрюкнула рация, связывавшая нас с Ваней. - В трехстах метрах от нас, в направлении дачи движутся два автомобиля "Ниссан-Патрол", - доложил "зомби". - Не рано ли? - спросил я у Богдана. - Ты же говорил - через сорок пять минут. - Да, рановато, - согласился тот, ничуточки не взволновавшись. - Сейчас посмотрим... - Давай в соседнюю комнату, - приказал я информатору. - И сиди тихо, Равалпинди тебя не должен видеть. Боец и сам не хотел с ним встречаться, а потому не стал упрямиться и быстро исчез за дверью. В принципе мне было глубоко начхать на то, увидит Равалпинди информатора или нет, потому что возвращение господина Максудова, пардон, мистера Джавад-хана, с этой дачи было исключено. Но информатору вовсе незачем было видеть в работе ГВЭП. Стукач еще мог пригодиться, а так его пришлось бы ликвидировать. Богдан включил ГВЭП, надел гарнитуру, пощелкал клавишами выносной клавиатуры, и на мониторчике возникло знакомое мне лицо восточного человека, то есть Равалпинди. Видимо, оно уже было загружено в память ГВЭПа. Переключатель режимов был поставлен на "П" - поисковый уровень. В правой верхней четвертушке экранчика (2x2 см примерно) возник синий кружок, по которому, как по циферблату секундомера, начала двигаться тоненькая белая стрелка. Одновременно с этим под четвертушкой нервно замигал бело-красный транспарантик: "Поиск". Обежав около четверти круга, белая стрелка-вектор словно бы наткнулась на какой-то светящийся кружок или большую точку. Она остановилась, тут же приобретя красный цвет, и медленно поползла в обратном направлении, против часовой стрелки. Транспарантик под четвертушкой мигнул и сменился. Теперь на нем значилось: "Сопровождение". На остальном поле экранчика четкое фотографическое изображение Равалпинди сменилось размытым, на котором мигал тонкий белый крестик. Богдан нажал кнопку фокусировки и перевел переключатель режимов на "Н". Четвертушка с поисковым вектором убралась, а на экране возникло четкое изображение, уже без мерцающего крестика. - Посмотрим на мир глазами Равалпинди! - вполголоса ухмыльнулся Богдан. Действительно, на мониторчике появилась картинка, которую видел мистер Джавад-хан. То есть интерьер "Ниссан-Патрола", в котором он ехал к нам на дачу. В машине, считая его, были пятеро, но впереди, через лобовое стекло просматривался другой "Ниссан", где сидело еще столько же, а может, и больше. Автоматов и пулеметов, конечно, ни у кого не просматривалось, но ясно, что с пустыми руками не едут. Если Богдан переоценил свои силы, то нам будет очень хреново. - Если мне не удалось его подавить, он будет думать на родном языке, и мы хрен что поймем, - словно бы угадывая мои мысли, произнес Богдан, тоже, должно быть, не вовсе уверенный в своем успехе. - Ты таджикский знаешь? В смысле дари? - Нет, не знаю... - Ну так вот, если они сейчас начнут общаться по-своему, значит, мне надо ему еще порцию вложить, а если будут рты открывать по-таджикски, а мы все поймем по-русски, значит, работает... - Богдан произнес это азартным шепотом охотника, ждущего, когда кабан выскочит ему под выстрел. - Уважаемый Джавад-хан, мы подъезжаем... - Эти слова произнес смуглый бородач в белом костюме. Рожа показалась удивительно знакомой. Батюшки! Да це ж Ахмад-хан з Афганщины... Неужели в этой жизни я его не убил? В том потоке времени я ему точно всадил 5,45 из "ПСМ" прямо в середку груди. А потом свои же телохранители просверлили его еще в нескольких местах шальными пулями, причем одну вогнали точно в лобешник. Это уже гарантия. - Я принял это к сведению, Хамид! - ответил тот, чьими глазами мы смотрели. Ага, так этот мужик, которого я принял за Ахмад-хана, и есть Хамид? Теперь все ясненько. То-то я заметил, Что у этого борода почернее, без проседи. Стало быть, младший братец теперь к Равалпинди подался. Небось после того, как Ахмад преставился, воевать за свободу и независимость родного племени стало скучно. И экономически неэффективно. Афгани небось ныне на тонны меряют, пришлось пару кошар под них освободить. Народ разбредается: у батьки нема золотого запасу К тому же талибы мало-мало кишка пускают... В общем, как говорила одна дама, лучше стоя, чем на коленях. Поэтому Хамид понял, что главное в профессии племенного бугая... то есть вождя, конечно - вовремя смыться. Что он и сделал. И теперь сторожит господина Равалпинди. - Еще раз должен напомнить вам об осторожности, - произнес Хамид. - С этими людьми надо быть очень внимательными. - Я их знаю, им можно верить. - Ваня! - позвал я в рацию. - Себя не обнаруживай, без команды не стреляй. - Принято. Машины остановились. Из головного джипа вышло шесть человек, внешне очень внушительных, в темных очках и при пиджаках, несмотря на жару. - Ставлю видеоимитацию, - объявил Богдан, переключая ГВЭП в режим "В". Теперь ты - Твистер, Валет - Киря, а Ваня - Коля. Будешь теперь работать по своему плану. Ребятами можешь управлять отсюда, через гарнитуру. А рацию оставь в покое. Надевай гарнитуру! ТЕАТР МАРИОНЕТОК - Внимание, Ваня, Валет! Ваня становится Колей, а Валет - Кирей. Я Твистер. Мы - свои. Произносить только те слова, которые передаем. Перед каждой фразой, которую нужно сказать вслух, буду говорить слово: "Произноси!" - Принято, - в один голос ответили пацаны. - Ваня! Неторопливо выбираешься из кустов и медленно подходишь к охранникам Равалпинди. Пошел! На экране появились охранники, выбравшиеся из головного джипа, настороженно направившие взгляды, что называется, "в камеру". Конечно, никакой камеры не было, а был Ваня, глазами которого мы наблюдали всю эту сцену. Я подождал, пока он приблизится к бойцам Джавад-хана, и выговорил: - Ваня, произноси: "Здорово, мужики! Вы кого-то ищете никак? Может, помочь чем-то?" Хотя я и знал, что он повторит все без запинки, но немного обалдел, когда услышал в наушниках знакомый голос Коли-фиксатого. Причем не тот пришибленный, каким он разговаривал, уже будучи пристегнутым к креслу, а тот приблатненно-самоуверенный, каким он обладал во время толковища. - Да вот, - сделав на всякий случай улыбку, ответил один из бодигардов, похоже, русский среднеазиатского производства, - тут где-то друзья отдыхают, на шашлыки звали. А у вас вроде мангал дымится... Мы не к вам, случайно? - Ваня, произноси: "Если среди вас Хамид есть, то, может, и к нам. А вас лично я чего-то не припомню"... При этом я непроизвольно втянул носом воздух: действительно, ощущался специфический запашок шашлыка, жарящегося на угольках. И дым за окном просматривался. Если б я не знал про имитационные возможности ГВЭПа, то, наверно, обалдел бы. Ведь никто никакого мангала не растапливал... Но я помнил, как в прошлом году ныне покойный Вася Лопухин напугал моджахедов Ахмад-хана имитационным пламенем и дал мне возможность выскочить из их логовища. Вне поля зрения Вани хлопнула дверца второго "Ниссана". Он повернул голову в том направлении, и мы увидели, как к лже-Коле быстро приближается Хамид. - Привет, дорогой! - приветливо оскалившись, произнес чернобородый. - Рад тебя видеть, совсем мужчина стал. - Старею, наверно, - ответил я Ваниными устами, не забыв перед тем сказать волшебное слово: "Произноси!" - Куда там "старею"! Совсем молодой, красивый. - Мерси за комплимент, братуха. Может, в дом зайдете? А то твой шеф подумает, что мы негостеприимные... Твистер вам, конечно, небольшой дастархан сготовил, с легким российским акцентом, если, конечно, Аллах не против... - Аллах не против, - хмыкнул Хамид. - В Коране вино запрещается, а водка и коньяк - нет. Но хозяин у нас очень деловой. Товар-деньги-товар, как Маркс говорил. - Ну, все равно, зайти надо. Не обижайте, корешки! - Нас много, - в несколько двойственном смысле предупредил Хамид, - мы ведь не гордые, раз зовут - зайдем. Не пожалейте потом, ладно? Намек был, конечно, очень прозрачный, но я приказал Ване пошире улыбнуться и сказать безмятежным тоном: - Думаешь, шашлыка на всех не хватит? Да мы вам, если надо, полтонны нажарим! Въезжайте во двор, чего гам! Хамид ухмыльнулся и сказал: - Сейчас, пойду спрошу хозяина! Богдан молниеносно переключился на Равалпинди, и в следующем кадре мы увидели Хамида, подходящего к хозяйскому "Ниссану". - Предлагают во двор заехать. - Я слышал, - вообще-то это произнес Богдан, но устами Равалпинди. - Пусть ворота открывают. Заедешь первый, я за тобой. - Понял, уважаемый. А может, лучше попросить, чтоб сюда бумагу вынесли? Опасно, ребята крутые. - Делай, как я сказал! Хамид немного поежился, прижал руку к сердцу и вернулся к липовому "Коле". - Хозяин не возражает. Обидеть не хочет. - Ну и молодец. Открывай ворота! Богдан переключил меня на Валета. - Открывай ворота! Валет снял засов, распахнул створки: - Милости просим, добро пожаловать! Когда ворота открылись, и "Ниссаны" один за другим вкатили во двор, и Богдан стал показывать мне то, что видел в этот момент Равалпинди и все его люди, то я очень сильно удивился, потому что никак не ожидал, насколько масштабно изменится внешний вид и самой дачи, и всего участка. Ну, блин, имитаторы! Я даже забеспокоился, не перестарался ли Богдаша. "Ниссаны" оказались не перед дряхлой деревянной дачей, а перед вполне современным двухэтажным кирпичным особнячком, окруженным не запущенным и заросшим крапивой садом, а этаким мини-парком, ухоженным и подстриженным, с выложенными плитками аллеями, побеленными бордюрными камнями. Там, где в натуре находилась заброшенная баня, просматривалось нечто вроде беседки, а на пространстве между баней и забором откуда-то возник бассейн. Там же курился дымок мангала, двигались какие-то люди, невнятно перекликались... По-моему, даже несколько девиц в купальниках промелькнуло. О том, что поджарый Валет в глазах Равалпинди энд компании превратился в быкообразного Кирю - даже золотой крест ну массивной цепи не забыли, - и говорить стыдно. - Красиво живут! - произнес Хамид. - Быстро разбогатели. Раньше такого у них не было, я точно знаю. - Раньше не было, а теперь есть, - сказал Равалпинди с подачи Богдана. При этом, когда я поглядел на оператора, мне показалось, будто он озадачен имитационной картинкой не меньше, а даже больше, чем я. "Во, - подумалось мне, - сам не верит, что такое накрутилось!" Впрочем, разбираться в этом времени не было. Когда джипы остановились, то первыми выбрались шестеро из головного "Ниссана", которые быстренько обтолпили машину своего шефа. Следом вылезли Хамид и двое ближних охранников, водитель остался и не глушил мотор до тех пор, пока секьюрити не прикрыли Равалпинди со всех направлений. У двух бойцов в руках были чемоданчики типа "президент" из белого металла, пристегнутые браслетками клевым запястьям. По идее, в одном должны быть запрессованы купюры, в другом - компромат на Чудо-юдо. Наверно, будь у меня действительно коммерческий интерес к продаже тоненького листочка, за который Равалпинди сам был готов отдать миллион, то я постарался бы прикинуть, может ли четыре миллиона баксов поместиться в один чемоданчик. - Добро пожаловать, гости дорогие! - приветствовал Равалпинди Валет. Будем знакомы - Киря. - Между прочим, он бумажку раздобыл... - прокомментировал Ваня-Коля. - Приятно познакомиться, - произнес Равалпинди. - Верный выбор сделал, не ошибся. Очень правильно поступил, друган. Не пожалеешь... Валет и Ваня, которыми управлял я, и Равалпинди, которым управлял Богдан, поручкались. - А где же Твистер? - прищурился Равалпинди. - Шашлык жарит или сам на шампур попал? - Бумагу сторожит, - сказал, осклабившись, "Киря", - чтоб ветром не унесло и чтоб с ней до ветру не сходили. - Правильно делает, - глубокомысленно произнес Равалпинди. - За эту бумагу я хорошие деньги плачу. И он щелкнул одним из массивных золотых перстней по металлическому кейсу, который тащил грузный верзила в черных очках. Надо думать, Богдан не перепутал. Хотя если и перепутал, то охрана Равалпинди приняла "ошибку" патрона за какой-либо хитрый тактический ход и не стала его поправлять. - Ну что, господа, - лучезарно улыбнулся "Коля", - прошу в дом! "Коля" и "Киря" пошли впереди, Равалпинди, прикрываемый спереди Хамидом, а сзади и с боков четырьмя охранниками, последовал за ними. Замыкали шествие двое, тащившие "президенты". - Ну, корешок, - прикрыв рукой микрофон, прошептал Богдан, приглядываясь к шествию. - Похоже, нам хреново придется. Четверо во дворе остались. Я-то думал, что, когда все в дом зайдут, можно будет внешнюю имитацию убрать, а теперь хрен! Она ж энергии жрет навалом! Мы уже минут двадцать ее держим, стало быть, еще десять, ну пятнадцать протянет. А потом все, хана. Надо вырубать, а то инициирующие источники посадим и вообще без ГВЭПа останемся. - Ты ж Равалпинди командуешь, лопух! - прошипел я. - Что, не мог заставить его быстрее чикаться? Что, не мог ему приказать, чтоб он всех в дом затащил? - Иди ты на хрен! - в очень несвойственной для себя нервной манере произнес Богдан и при других обстоятельствах, возможно, получил бы за это по морде, но сейчас разборки были ни к чему. "Киря" и "Коля" уже подвели Равалпинди к дверям комнаты. Интерьер дома тоже был такой, что обалдеть. "Вот она, куда идет, народная энергия! - подумал я, злясь на Богдана. - На хрена было такую имитацию ставить? Восточного человека роскошью удивить захотел? А еще командира на хрен посылает! Ну, блин, дай с этими разделаться! Я тебе вставлю по самый помидор!" Но сейчас надо было скомандовать Валету и Ване, чтоб открыли дверь в комнату, где находились мы с Богданом. Впрочем... В комнате уже находился я один, Богдан словно испарился. То ли он, сукин сын, действительно успел как-то выскользнуть отсюда в ту комнату, где прятался наш бедный стукачок, то ли остался здесь же, но замаскировался имитационной картинкой. Потому что ободранная комнатушка вдруг преобразилась в шикарный кабинет, с книжной стенкой, креслами, сейфом, компьютерами, видеодвойкой и кондиционером. А я оказался сидящим не на расшатанном кресле, а на солидном кожаном - хоть президента в него сажай! Фиг его знает, может, в этом иллюзорном мире Богдан замаскировался под стенку или сейф, а ГВЭП стал компьютером или телеком?! Между тем прошло уже четыре минуты из десяти-пятнадцати, о которых говорил оператор. Потом на секунду мелькнула мысля: "А как же я буду этими "зомбиками" управлять? Гарнитуры нет, ГВЭП свистнули... Голосом, что ли?" К тому же в руке у меня был, извиняюсь, раскрытый "ПП-90" с навинченным глушаком, и сам себя я видел все в той же камуфляжке... Потом, правда, сообразил, что сам себя я именно таким и должен видеть. Имитация ставилась не для меня, а для Равалпинди и его команды. - Здорово, Твистер! - Равалпинди, совершенно не обращая внимания на пистолет-пулемет, который я едва успел переложить в левую руку, протянул мне свою правую, крепко пожал и сказал охране: - Так, все лишние - в холл. Останутся только Хамид, Гафур и Сулейман. Похоже, что надо было предложить гостям сесть, но я точно помнил, что в комнате было не больше трех несломанных стульев. Сейчас мебели было до фига, но какая настоящая, а какая призрачная? Предложишь Равалпинди сесть, а там пустота! Однако Богдан, похоже, уже прочно взялся управлять Джавад-ханом и решил мои сомнения. - Давай быстро решим все дела, Твистер, - произнес Равалпинди. - Покажи мне листок, дорогой. Я взял со стола знакомую папочку, развязал тесемочки и подал Равалпинди листок. Абдулвахид Мирзоевич раскрыл футляр, вынул очки, поглядел, просиял и одним движением пальцев поманил одного из чемоданоносителей. Я думал, что он с ходу выдаст денежки, потому что именно по этому чемодану щелкал ногтем во дворе, но оказалось по-иному. Когда телохранитель, не отстегивая "президент" от запястья, положил его на стол и господин Максудов, набрав код, открыл крышку, в чемодане оказались папки с бумагами. Не так, чтобы очень много, но порядочно. Это была та самая "компра" на Чудо-юдо, которую мой папаша так мечтал достать и ликвидировать. - Как раз в этой папке, - прокомментировал Равалпинди, укладывая "наш" листочек в какую-то солидную обложечку, - не хватало этой бумажки. Что ж, ты заслужил деньги, Твистер. Гафар, раскрой чемодан, пусть наш друг посмотрит, как выглядят четыре миллиона баксов. Можешь пересчитать. Четыреста пачек по десять тысяч. В принципе мне было по фигу, сколько их тут, этих зеленых бумажек. И даже больше того, меня не интересовало, настоящие они или фальшивые. Они могли мне полный чемодан "кукол" насовать - это меня не волновало. Меня беспокоило совсем другое. Десять минут уже прошли, шла не то двенадцатая, не то тринадцатая, то есть имитация могла вырубиться в любой момент. Мне казалось, что теперь, когда мы уже видели, что "компра" здесь, пора кончать спектакль с марионетками и декорациями. Самое оно поставить режим "Д" и пополнить энергетический ресурс генератора за счет поглощения энергии из деструктируемых объектов... Гафар с мрачным лицом, будто свои кровные отдавал, поставил увесистый чемодан на то место, откуда предыдущий мордоворот - надо полагать, Сулейман, по методу исключений, - только что убрал чемодан с документами. Он сам набрал нужный код и открыл крышку. Да, чемодан был под завязку набит пачками стодолларовых купюр. - Коля, проверь, - сказал я, - друзья у нас, конечно, честные, но денег много, могли случайно на пару купюр ошибиться... Ваня с готовностью отозвался на Колю и стал считать, выковыривая спрессованные пачки из чемодана. По внешнему прикиду выходило, что Равалпинди не обманывает. Пачки лежали тютелька в тютельку, восемь по ширине и пять по длине. В глубину их вполне могло ужаться по десяти. Да и хрен с ними, в общем-то, я ведь не обашляться сюда приехал... - Детектор есть? - спросил Равалпинди. - Может, фальшивые случайно попали. Заменим! Детектора у меня не было, но отчего-то я подумал, что мне стоит взять пачку и отойти в угол, и, отвернувшись от пакистанской делегации, сделать вид, будто проверяю... Но едва я повернулся спиной, как Равалпинди гортанно выкрикнул нечто на родном языке дари (а может, и на урду) - все одно непонятно. В туже секунду что-то с неимоверной быстротой мелькнуло с той стороны, где стоял Валет-Киря, и я, ощутив увесистый толчок в плечо, полетел на пол. Следом послышалось несколько хлопков, а потом очередь из "ПП-90". Это было последнее, что я слышал на этом этапе, потому что, падая, крепко впаялся башкой в самую натуральную, а не бутафорско-имитационную стену... ВОТ ТАКИЕ ПИРОГИ... Теряя сознание, я толком не понял, что произошло. Усек только одно: дело пошло не по плану. А когда очухался, то и вовсе первые пять минут не мог ни во что врубиться. Даже открыв глаза, я некоторое время бессмысленно крутил головой, не понимая, где нахожусь и что вокруг творится. К тому же я почти ничего не слышал и очень плохо чувствовал свое тело. Ощущение, что я начинаю соображать, пришло только после того, как я ощутил тупую боль в макушке и, машинально ощупав ее, обнаружил на ней здоровенную шишку. Совершенно дурацким голосом, сидя на полу, я пробормотал: - Шишку набил... Голова побаливала, но мельтешения в глазах и головокружения уже не было. Я разглядел комнату, в которой само собой уже не было никакой имитации. Нормальные расшатанные и поломанные стулья, стол, за которым утречком прохлаждались пивком участники толковища. На столе, как призраки, стояли два серебристых чемодана - будто корабли инопланетян на колхозном поле. В двух шагах от меня, на кресле сидел бледный, но невозмутимо спокойный Валет. Ваня, сняв с напарника бронежилет, прибинтовывал к его плечу стерильные подушечки из индивидуального пакета. Крови из паренька вылилось много, но это Валета не шибко тревожило. Он не стонал и не ругался. Зато стон донесся откуда-то сзади. Я повернул голову в том направлении и увидел силящегося подняться Богдана. Под ним было мокро от крови, а камуфляжка на животе и бедрах ниже броника намокла до черноты. Изо рта у оператора тоже текла густая, кровавая масса, он хрипел и нечленораздельно мычал. Рядом с ним валялся разбитый и расколотый на несколько кусков ГВЭП. Видимо, в него попало сразу несколько пуль. А где эти? Пакистанцы или как их там? Где Равалпинди? Ушел? Мне сразу удалось заставить себя вскочить и поднять с пола "кобру", которую обронил при падении на пол. Если Равалпинди ушел отсюда живым - мне можно стреляться тут же. - Где Равалпинди? - спросил я, обращаясь к Ване, который выглядел целее всех. - И вообще, что тут было? - Докладываю, - сказал Ваня, аккуратно завязав последний узелок на повязке Валета. - В тот момент, когда вы повернулись спиной к чужим, они вынули оружие и открыли огонь. Валет, выполняя программное указание о защите вашей жизни и здоровья, вынужден был сбить вас на пол. При этом он неумышленно нанес вам легкую травму головы при ударе о стену, а сам получил сквозное пулевое ранение в мягкую ткань плеча. Кость не задета. Я, во исполнение того же программного указания, нарушил ваш запрет на применение оружия и уничтожил огнем из "ПП-90" группу чужих в составе четырех человек. Количество очередей - две. Контрольных выстрелов четыре. Расход патронов - девять, попаданий - девять... - А где трупы? - недоверчиво перебил я, хотя понимал, что Ваня не может врать, если не получает на это команды. - Трупы деструктированы при помощи ГВЭП-14пм оператором Богданом, - четко ответил Ваня. - После чего Богдан навел генератор на вас и, поставив переключатель на режим "О" - "огневое поражение", - изготовился к производству выстрела. Во исполнение уже упомянутого программного указания о защите вашей жизни и здоровья вынужден был нарушить ваш запрет на применение оружия против своих и произвести очередь на поражение. Расход патронов - пять. Попаданий в Богдана - два, в ГВЭП-14пм - три. Физическое состояние Богдана - крайне тяжелое. Необходимо помещение в стационар и полостная операция. Генератор разрушен и восстановлению не подлежит. Боец Ваня доклад закончил. - С-суки! - долетело первое, буквально с кровью выдавленное членораздельное слово Богдана. - Не-на-ви-жу! Роботы поганые! Вы ж сопли моей не стоите, животные! - Ты что? Сдурел? - вскричал я, еще полагая, что Богдан всего лишь пал жертвой несчастного случая, а точнее - неудачной шутки. Мне казалось, будто оператор, допустим, из баловства нацелил на меня ГВЭП и сделал вид, будто собирается пальнуть. Само собой, Ваня, которому, как и Валету, Чудо-юдо заложил в черепок некое "программное указание" (я о нем, кстати, ни хрена не знал), шутки не понял и принял превентивные меры "для защиты жизни и здоровья" господина Д. С. Баринова. То есть попортил здоровье Богдану и раскурочил дорогостоящий прибор. - Я не сдурел! - выкрикнул Богдан. - Я лопухнулся! Мне надо было их валить, а потом тебя... - Ты что мелешь, козел? - пробормотал я, начиная понимать, что к чему. Что мы тебе сделали? Эта легкая укоризна, обращенная к человеку, которому всадили две пули в брюхо, прозвучала, конечно, несколько по-дурацки. Поэтому, не дожидаясь, пока Богдан соберется с силами, чтобы прохрипеть что-нибудь в ответ, я спросил: - Ты что, действительно хотел меня убить? - Да-а! - выхаркнув очередной кровавый сгусток, ответил Богдан. - Хотел вас всех в пыль разнести! И взять деньги! Все! Себе! Одному! И компромат унести, потом Чудо-юдо за него еще бы три раза по столько отдал, а другие, вроде Равалпинди, - еще больше. - Ну ты и дерьмо... - процедил я. Ничего похожего в нашей конторе еще не было. Практически всех, кто попадал в чудо-юдовские структуры, капитально просвечивали на вшивость. И обычными чекистско-ментовскими разработками, и полиграфом, и самоновейшими приборами, типа тех же ГВЭПов. Кроме того, хотя я точно и не знал, но догадывался, что ребята, допущенные к работе с особо секретной техникой, да еще и одной из последних моделей, такой, как ГВЭП-14пм, должны были проходить особый контроль, в том числе и на морально-психологическую устойчивость. Больше того, по идее, им всем должны были поставить микросхемы, по крайней мере такие, как были у Болта, Васи, Вани и Валета. А раз так, то Чудо-юдо, который строго придерживался стародзержинского принципа "доверяй, но проверяй", отбирая команду для операции против Равалпинди, вряд ли не сумел бы вышерстить из Богдановой башки коварный замысел насчет равалпиндевских баксов. Если, конечно, этот замысел не вызрел в самые последние часы или минуты. Однако и в этом случае, я думаю, микросхема должна была отстучать Чуду-юду экстренное сообщение. - Да, я дерьмо! - прохрипел Богдан. - Потому что ни хрена не сумел... Добейте, блин! Боль адская... - Нет, родной, - сам ужасаясь своей жестокости, прошипел я, - никто тебя добивать не будет. Ты сам подохнешь, но не так скоро. Помучаешься, пидор, чтоб тебе потом ад раем показался! - Я, я же все сделал! - Богдановы глаза горячечно блестели, а рот пытался чего-то молоть, тратя на сотрясение воздуха последние силы. - Я всеми вертел, как хотел, и вами, и ими. А вы - статисты, пробки, пустое место... Это мои деньги, я их сделал! У-у-у, бли-ин! Я опять ощущал то же, что во время допроса фиксатого. Мне прямо-таки очень хотелось, чтоб гаденыш Богдан помучился от всей души. Но, должно быть, в более высоких инстанциях сидели люди милостивые и милосердные. Дернувшись несколько раз, он обмяк, свалил голову набок и застыл с открытым ртом и распахнутыми глазами. - Сдох? - спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь, но Ваня принял этот вопрос на свой счет и, тут же подскочив к Богдану, начал щупать пульс и иными путями проверять качество своей работы. - Летальный исход, - невозмутимо доложил Ваня, - возможные причины смерти - болевой шок и сильная кровопотеря. Я промолчал, хотя знал главную причину смерти: жадность фраера сгубила. Встал с пола, отряхнулся. Вроде бы в крови не извозился... Вспомнил, что у нас вроде был еще один человек - безымянный и бесфамильный информатор. Заглянул в ту комнату, где ему велели прятаться, - пусто. - Где парень, который тут был? - спросил я у Вани. - Деструктирован Богданом, - ответил тот. Меня это не очень расстроило, но и не обрадовало. Чудо-юдо велел стукачка живым оставить. Ну, теперь есть ссылка на объективные обстоятельства. Гораздо хуже были некоторые другие нюансы. С дачи надо было куда-то валить, и желательно побыстрее. В первоначальном замысле Чуда-юда предполагалось, что, покончив с Равалпинди и К°, мы заберем чемоданчик с компроматом и той же дорогой вернемся на полянку, где нас высаживал вертолет. После этого я должен был вынуть из пристегнутого к моему поясу маленького футлярчика (не больше, чем у зажигалки "Zippo") маленький передатчик. На его корпусе имелась всего одна металлическая кнопка. Сбоку, через отверстие, сквозь кнопку была продета шпилька с загнутыми, как на гранатной чеке, усиками. Если разогнуть усики и вытащить шпильку, передатчик начинал работать, подавая периодические сигналы на определенной частоте, которую будут постоянно слушать люди, обязанные выслать за нами вертолет. Разумеется, что при этом предполагалось, что все мы будем целы и невредимы, а в случае какой-либо непредвиденной встречи в лесу Богдан применит ГВЭП и поставит имитацию. Однако Чудо-юдо допускал, что по каким-либо причинам мы понесем потери. Разумеется, всех убитых полагалось уничтожать ГВЭПом - и меня в том числе. А вот насчет раненых была определенная дискриминация. Меня надо было, как говорится, "выносить в первую очередь", и даже в безнадежном состоянии переть на себе до тех пор, пока не помру. Богдана - только в том случае, если он не получит полостное ранение. Ваню и Валета надо было эвакуировать лишь в том случае, "если обстановка позволяет". А если не позволяет деструктировать. Отец прикидывал и возможность захвата нами автотранспорта, но при этом необходимо было опять-таки использовать ГВЭП и имитации. Такого случая, как измена Богдана, Чудо-юдо, по-моему, совсем не мог себе представить. Не говоря уже о той ситуации, в какой мы оказались: ГВЭП был разбит, оператор его стал трупом, и ни на какую имитацию рассчитывать не приходилось. Задерживаться на даче не стоило. Конечно, бояться надо было не людей Джавад-хана. Даже если кто-то из подручных Равалпинди сумел отсюда слинять, домчать до города и доложить насчет событий на даче, то вряд ли они тут же помчатся сюда на разборку. Потому что, во-первых, им еще надо будет самим между собой разобраться, а во-вторых, если они не дураки, то поймут, что их тут никто ждать не будет. И будут искать другие пути, чтоб отыскать свои денежки и посчитаться с их похитителями. Зато представители бригад Твистера, Кири и Коли, которые наверняка знают о месте проведения толковища, обязательно постараются поинтересоваться их самочувствием. И им будет очень неприятно найти здесь каких-то неучтенных товарищей. Так что линять отсюда надо, но сделать это не так-то просто. Той же дорожкой, что шли сюда, уходить сложно. Богдана, несмотря на всю его пакость, бросить здесь нельзя. А обломки ГВЭПа - тем более. И чемоданы надо унести. Хотя бы один, с компроматом. Доллары мне лично в таких размерах не требуются. Да и Чудо-юдо их не заказывал. Все это переть вдвоем? Валет-то ранен... - Как состояние Валета? - спросил я у Вани. - Удовлетворительно. Заживление идет нормально, через двадцать минут будет боеспособен. - Неужели? - удивился я. - Ты ж только-только бинтовать его закончил? - Через двадцать минут буду боеспособен, - подтвердил Валет. - Откуда ты знаешь? - Экспериментально проверено, - невозмутимо произнес "зомби". Вообще-то, конечно, Валету я должен был бутылку поставить, если б он, естественно, был нормальным человеком. Он мне сегодня жизнь спас. Теперь, после того, как Богдан перед смертью исповедался, мне стало ясно хотя бы в общих чертах, как и что происходило. Установив имитацию, этот сукин сын под ее прикрытием перескочил в комнату, где отсиживался информатор, уничтожил его по-тихому режимом "Д", подзаправив ГВЭП энергией, но не снимая при этом имитационную картинку (Вика мне, помнится, как-то говорила, что последние модели генераторов имеют двухзадачное действие, то есть могут какое-то время работать и в плюсовом, и в минусовом режимах). Потом, опять же прикрываясь имитацией, может быть, кошку из себя изобразил или вообще пустое место - подобрался к охранникам Джавад-хана, остававшимся у машин, и тут же их разнес на атомы. Затем он бесшумно сделал и тех, кто ожидал в "холле", то есть на веранде и в небольшой прихожей. А вот потом этот гадский гад, очевидно, дал команду Равалпинди и его людям расстрелять меня и "зомбиков". Должно быть, Богдан - явно не будучи дураком и понимая, что за такую заподлянку Чудо-юдо его через мясорубку пропустит, - поначалу хотел представить дело так, будто нас постреляли равалпиндевцы, а он их героически покосил, но не всех. При этом, дескать, ГВЭП случайно разбило пулей (это чтоб объяснить Чуду-юду, почему не смог уничтожить их всех сразу), самого Богдана ранило (самострел он бы себе организовал, но уже после того, как закопал бы ящик где-нибудь поблизости). Наверно, соврал бы, что, мол, двое-трое убежали, сели в джип и увезли деньги и компромат. Ну а потом, когда страсти поутихли, нашел бы время съездить сюда и все откопать. А потом - шмыг! - и в Западный Иллинойс на крупное дело. Наивный, конечно, был мужичонка, но напакостил изрядно. Как бы там ни было, но для начала я решил посмотреть, что творится в доме и во дворе дачи. Первое, что меня порадовало, - это то, что у ворот осталась одна из синих "шестерок". И вторая, и оба "Ниссан-Патрола" испарились. Это подтверждало мою версию насчет Богдана. Небось оставил эту машинку для себя? Кроме того, с другой стороны - хрен ведь докажешь, что остальные деструктированы ГВЭПом, а не угнаны неприятелем. Уехали, ищите! Впрочем, разбираться в психологии покойника - дело неблагодарное. Правда, ключей в "шестерке" не было, но для советского человека это не проблема. Заведем как-нибудь, если тут какой-нибудь противоугон не стоит. Ваню - за руль, Валета - на правое переднее сиденье. Я - сзади, чемоданы в ноги. Труп и обломки ГВЭПа придется пихнуть в багажник, причем не худо бы и завернуть их во что-нибудь. Багажник ведь тоже заперт, наверно, взламывать придется, значит, крышку плотно не закроешь. Лишний повод придраться гаишникам. А в ЦТМО по проселкам не доберешься. Надо выезжать на дорогу. Все-таки голова у меня соображала плохо. От удара головой о стену и память, говорят, ухудшается, и ощущения притупляются. Но тем не менее, я очень вовремя вспомнил о документах группы "Пихта". Наверно, можно было их и оставить. В конце концов, у меня не было особого желания еще раз переживать такую чертовщину, которая произошла в прошлый раз. То, что я был возвращен, как говорится, "на исходную", вовсе не означало, что мне еще раз так повезет. В конце концов, у этих самых "зеленых ежей" могло и терпение лопнуть. Деструктируют в пыль - и прощай, Родина! Но мне подумалось, что если я еще раз перескажу Чуду-юду всю историю прошлой экспедиции, сопроводив ее документами 1936 года, то он будет вести себя осмотрительнее и сдержаннее. Гораздо хуже будет, если вдруг эти документы когда-нибудь обнаружит кто-то другой, и повторит ту же лобовую атаку на этот "космический шлюз", какую предприняли мы под руководством Сергея Сергеевича, да еще и придет к тому же результату. У меня до сих пор не было полной уверенности в том, что для всего остального человечества, проживавшего в том потоке времени (исключая меня, естественно), дело не закончилось мировой катастрофой. Уж пусть лучше эти самые документики будут лежать в сейфах ЦТМО, чем на воле. Всегда приятнее знать, что запал "бомбы" в руках у тебя, а не у дядя Феди из соседнего подъезда. Именно поэтому я забрал у Вани фонарь, с которым мы лазили в подвал накануне прибытия Равалпинди, и приказал Ване упаковать труп Богдана с обломками ГВЭПа в какую-нибудь обертку, открыть багажник и спрятать туда упаковку так, чтоб даже при неплотно закрытом багажнике никто не мог подумать, будто в нем лежит покойник. Далее Ване предписывалось открыть и завести машину, а также перенести в нее чемоданы, усадить Валета и ждать моего появления, если я не вернусь раньше. С очень сильным волнением я спускался в подпол. Несколько раз меня останавливали сомнения, а один раз я даже сделал шаг назад по лестнице. При этом, правда, речь уже не шла о боязни еще раз совершить экспедицию на объект "Котловина", а об элементарной опасности проканителиться здесь на даче и дождаться появления преемников Кири или Твистера. Подумалось мне и о том, что на даче все-таки была кое-какая стрельба Правда, я так и не слышал ни одного выстрела, но продырявленное плечо Валета подсказывало, что они были. Если у нас все оружие было бесшумным, то у охраны Равалпинди оно могло быть без глушителей. Даже если им удалось выстрелить всего несколько раз, это могли слышать в дачном поселке. Разумеется, это вовсе не означало, что все граждане дружно побегут к телефонам вызывать милицию, но исключать то, что кто-то один, особо отважный, найдется и стукнет, - не стоило. Далеко ли находится ближайшее отделение, я не знал, но не хотел, чтобы меня перехватили на выезде с чужой дачи, на чужой машине, с оружием, обломками сверхсекретного прибора, да еще и с завернутым трупом в багажнике. Вступать в перестрелку с ментами было очень стремно, поскольку это могло по максимуму привести к летальному исходу, а по минимуму - даже если б нам удалось удрать в лес и оторваться от преследования - к необходимости бросить на милость ментов чемоданы с деньгами и компроматом, труп и обломки ГВЭПа. В нынешней ситуации лучшего подарка для врагов Чуда-юда и представить невозможно. Но, помешкав чуть-чуть, я все-таки спустился в люк. Дорогу до груды бочек нашел без труда, нащупал защелку, отпиравшую дверцу-донце, и, выставив фонарь вперед, вполз в затхлое нутро бочки. Более-менее благополучно пролез до тайника, осветил его. Воздух и впрямь был тяжелый, кислорода не хватало Это было что-то вроде склепа: низкое прямоугольное помещение площадью два на один метр, высотой меньше полутора, обложенное красным кирпичом и перекрытое бетонной плитой. Да и сундук немного напоминал гроб. Ясно было, что его сперва затащили сюда, а уж потом замуровали стенку. Через лаз он никак не пролез бы. Теперь надо было его открыть, то есть, как рассказывал ныне разнесенный на атомы информатор, оттянуть шляпку одного из гвоздей на уголке. Кованый уголок сундука был прибит двумя рядами гвоздей - всего их было двадцать - десять крепили его к длинной стенке сундука, десять - к короткой. И столько же было на трех остальных уголках. Я, правда, еще тогда, когда в тайник лазил информатор, приметил, что крышка сундука откидывается в противоположном от лаза направлении. А это значило, что петли находятся ближе к глухой стенке. Поприкинув возможную конструкцию замка, я решил, что со стороны петель он находиться не может, и стал выбирать из двух оставшихся уголков. Затем я вспомнил, как информатор рассказывал о том, что случайно нашел нужный гвоздь, зацепившись за него штанами. За гвозди в дальнем от лаза уголке зацепиться было очень трудно. Туда и протиснуться-то не удалось бы. Стало быть, надо было выбирать из двадцати гвоздей, находившихся на ближнем к лазу уголке. Три нижних пары вряд ли могли запирать сундук, а потому я стал прощупывать только оставшиеся семь пар. Поскольку дышалось все труднее и труднее - надышал углекислого газа г-н Баринов! - то, экономя время, я стал прощупывать гвозди сразу по обеим сторонам уголка. Счастливым оказался четвертый сверху гвоздь на длинной стенке сундука. Оттянув его, я услышал легкий звон, и крышка под действием какой-то пружины откинулась. В этот самый момент у меня уже вовсю прыгало сердце и стучало в висках, а потому, дабы не свалиться в обморок, я поспешил выползти через бетонную трубу и бочку в подвал. Там мне кое-как удалось отдышаться и подумать над тем, что бы случилось, если б я там, в тайнике, потерял сознание. А это - верная хана, между прочим. До ужаса исполнительные Ваня и Валет честно ждали бы меня в машине, выполняя мой собственный приказ, и не рыпнулись бы, даже если б меня месяц не было. Впрочем, может, Чудо-юдо заложил им на этот счет какое-нибудь "программное указание"? Ничуточки не жалею, что не смог это уточнить. Здоровье дороже... Наверно, именно поэтому вторично лезть в дыру очень не хотелось. Хотя сундук уже был открыт, я прекрасно понимал, что смогу проторчать в "склепе" намного меньше, чем в первый раз. А если упрусь, то могу действительно вырубиться. И ради чего? Ради того, чтоб еще раз посмотреть на те документы, которые уже однажды видел? Но все-таки я полез к сундуку. Стараясь пореже дышать, пробрался через лаз и вновь очутился в склепе. Осветив сундук, я почти сразу же увидел ручку чемодана-вьюка, торчащую из-под заполнявших сундук старых книг, брошюр, журналов и газет Глаза успели зафиксировать лишь отдельные надписи на корешках, обложках, страницах - в основном названия издании и заголовки крупных статей. "Большевик", "Красная звезда", "За оборону", "Речь т. К.Е.Ворошилова", "Извергам пощады не будет!" В другое время я, может, и полистал бы с удовольствием все эти древности, которыми могут нынче похвастаться лишь немногие библиотеки. Но увы, на это времени не было. Я безжалостно разворошил книжный завал и вытащил вьюк из сундука. Затем пихнул его в лаз, кое-как сумел дотянуть его до самого обреза бочки и... застрял. Точнее, конечно, застрял не я, а чемодан-вьюк. Поперечник горловины бочки был сантиметров на пять уже, чем нужно. Наверно, если бы оба сужения бочки были одинаковые, то я застрял бы еще при переползании из трубы в бочку. Но горловины, как оказалось, были разные. Там, где бочка состыковывалась с бетонной трубой, ее укоротили сантиметров на двадцать. От нее отпилили донце вместе с концами боковых клепок, поперечное сечение стало шире, а потому вьюк легко через него пролез. Но через другую сторону бочки он не мог пролезть при всем желании. В первый момент я этого не усек, и почти две минуты с упорством идиота пытался протолкнуть вьюк вперед. Результат оказался усугубляющим. Торцевая часть вьюка, где документы не были напиханы достаточно туго, немного смялась и все-таки высунулась из бочки. Но середина с ручкой, металлическими кольцами и боковыми ремнями прочно засела. Теперь ее и назад не удавалось оттянуть. А я уже вовсю ощущал недостаток кислорода. Если было бы за что зацепиться ногами, хотя бы носками кроссовок, я бы, наверно, смог бы посильнее дернуть вьюк на себя. Но уцепиться было не за что, даже на месте соединения бочки с трубой. На несколько секунд мной овладел самый настоящий ужас. Положение казалось совершенно безвыходным. У меня уже давило в висках, сердце колотилось изо всех сил, пытаясь за счет ускоренного прогона крови восполнить недостаток кислорода. Казалось, что еще чуть-чуть - и я потеряю сознание от удушья, а дальше и летальный исход себя ждать не заставит. Решил отползти обратно в склеп, по-рачьи, задом наперед. Получилось, хотя воздуху здесь тоже было немного. Еще раз посветил фонариком в дыру и только тут вспомнил, что бочка не намертво вцементирована в кирпичную стенку склепа, как труба, а всего лишь вкопана в земляную стенку подвала. Правда, сверху на нее были нагромождены еще несколько бочек, но все же я решил попытаться. Влез ногами вперед в трубу, подогнул, насколько труба позволяла, колени и изо всей силы толкнул бочку в края. Раз, другой, третий, четвертый... И ни фига! Приросла она там, что ли? Корни пустила? Сил почти не было. Даже была предательская мысль - а стоит ли возиться? Все равно когда-то помирать. Эта смерть, конечно, не самая лучшая, но кто его знает, до какой я дотопаю, если все-таки отсюда выберусь? Очень кстати где-то поблизости пискнула крыса. Мысль о том, что эти твари меня сожрут после того, как я отдам концы, показалась очень неприятной. И потому я, собрав последние силы, так толкнулся ногами в края бочки, что она вылетела из земляной стены. Те, что лежали сверху, с гулом и грохотом свалились, и еще через минуту я сумел-таки вылезти из своей несостоявшейся могилы. После этого мне показалось сущей ерундой поставить бочку на попа, крепко двинуть кулаком по торцу застрявшего вьюка и выбить его вниз. Дальше осталось только вновь повалить бочку, подобрать вьюк, вытащить его из подпола и выбежать во двор, где меня чинно дожидались Ваня и Валет, уже сидевшие в синем "жигуленке". Вообще-то я не ожидал, что они сумеют открыть машину, не выбивая стекол. И того, что багажник оказался невзломанным, - тоже. - Как вы открыли машину? - спросил я, бросая вьюк в левую заднюю дверцу и усаживаясь на сиденье. В ногах у меня стояли чемоданы с компроматом и миллионами. - Ключом, - ответил Ваня. - Ключ находился у Богдана в кармане. Нет, эти "зомби" вовсе не такие болваны, как кажется! Получив задание, они способны шевелить мозгами, производить какие-то логические построения и даже лучше, чем такой "нормальный" человек, как я. Не сообразил же я, что Богдан, приготовив себе машинку для драпа, должно быть, еще утилизируя покойников, позаботился и о том, чтобы отыскать ключики. А эти детки-малолетки сообразили. - Вперед, - скомандовал я, и машина тронулась с места. Едва она выкатила из ворот дачи, как на меня навалилась жуткая расслабуха. Глаза сами собой закрылись, я откинулся на заднее сиденье и начисто вырубился. Вот такие пироги... ПРИВЕТ, АГАФОША! Нет, никаких "дурацких снов" я не увидел. Спал вмертвую, ни хрена не ощущая, как под общим наркозом. И, разумеется, беспробудно, то есть на протяжении всей дороги ни разу сам по себе, как мне казалось, не проснулся. Проснулся я только тогда, когда меня довольно ощутимо тряхнули за плечо, а потом еще дружески похлопали по щеке. Я открыл глаза и очень удивился. Наша "шестерка" стояла во дворе очень знакомой мне дачи, но не той, с которой мы уехали. Это была та самая дача, на которую я попал после того, как меня захватили в заложники Агафон и его ребята. Без малого год назад, но в другом потоке времени. Да, теперь эти, однажды убитые, ребята были, как выражаются детишки, "за нас", и опасаться их не стоило, но почему юные "зомби" прикатили сюда, где вообще никогда не бывали? Неужели я отдал им такой приказ и объяснил, как сюда доехать? Не помню. Ничего я не объяснял, и приказ отдал только один: "Вперед!" А куда именно - сказать не успел, это точно. По идее ребята должны были ехать вперед и вперед, но только до первой развилки. Там они, наверно, должны были разбудить меня и поинтересоваться, куда сворачивать. Но они не поинтересовались. В то, что от одной дачи до другой, расположенной в совершенно ином районе Московской области, идет прямая дорога, я сильно сомневался. Даже не сомневался, а просто-напросто помнил по карте, что при самой извращенной фантазии и самом широком понимании слов "прямая дорога" такого быть не может. Судя по тому, что солнце уже заходило, прокатались мы довольно долго. Валет и Ваня сидели на своих местах с невозмутимыми рожами. Других у них, впрочем, и быть не могло. Тем не менее, биороботы вели себя так, как будто в точности и без помех выполнили поставленную задачу. Рядом с машиной были знакомые все лица: Гребешок, Луза, Налим, ветеран блатного движения дядя Саня, а разбудил меня Агафон, очень удивленный таким "необъявленным визитом". - Здорово, крестный! - сказал он. - Сморило? - Привет, Агафоша! - ответил я, вылезая из "шестерки". - Заснул с устатку. А эти бойцы меня к тебе привезли. - Хорошо, конечно, приятно свидеться. Только чего ж не предупредили? - Может, в доме потолкуем? - Как скажешь... - Чемоданы в дом! - приказал я Ване и Валету. Те поняли, вытащили из машины весь груз, за исключением того, что лежал в багажнике. За год без малого Агафон с ребятами привели обиталище дяди Сани в более-менее пригодный для жилья вид. На дачу вернулось электричество, все окна обзавелись стеклами и ставнями, крыша обрела новое шиферное покрытие, пол в комнате покрасили, приобрели стол, стулья, установили телик и видачок AKAI. Печку переложили и зимой топили без дыма. Впрочем, газовую плиту тоже купили. Соорудили гараж на три машины из досок и жести. В одном боксе держали хорошо памятную мне серую "Волгу", в другом - иномарку "Запорожец", принадлежавший дяде Сане. Третий бокс с радостью отдали нашей трофейной "шестерке". Вообще-то этот третий бокс предназначался для других целей. В нем Агафон с ребятами иногда прятали угнанные машины. За это им платили деньги те, кто угонял. За парковку брали по твердой таксе, за устранение повреждений, типа выбитых стекол и сломанных замков, перекраску кузова, замену и перебивку номеров - соответственно объему работы. Подолгу машины здесь не держали - если пригоняли днем, то ночью она уже отсюда уезжала, если пригоняли ночью, то уезжала днем. Что и как, ребята, конечно, не знали, это мне было известно, что они суть филиал бывшего заведения покойного Джека, ныне возглавляемого господином по кличке Морфлот. Точно так же их не просвещали и относительно судьбы автомобилей. Одни из них - чаще всего дорогие иномарки коммерсантов - угоняли на продажу, другие - в основном наши, те, что поскромнее и неприметнее, - брали на киллерские и прочие боевые цели. Сработав по клиенту, киллер отходил на угнанной машине, а потом, отъехав за несколько кварталов, оставлял свой "прокатный" автомобиль где-нибудь во дворе или даже на улице и, прогулявшись пешочком еще пару кварталов, садился в приличную машину, которая увозила его на базу. Мысль создать загородный филиал "автосервиса" появилась у Чуда-юда где-то в августе прошлого года, то есть еще задолго до моего второго возвращения в Москву. Именно тогда он решал вопрос о том, что делать с четверкой провинциалов, которые, по словам самого Сергея Сергеевича, оказали ему значительную услугу. Какую - он не рассказывал, но я догадывался, что действительно ценную - Чудо-юдо никогда и никого не перехваливал. Гиперболизировать чью-то вину - это он мог, но превознести кого-то сверх меры - черта с два. Сложность ситуации состояла в том, что по ходу дела ребята сильно нагадили одному из старых "друзей-соперников" отца, господину А. Б. Соловьеву. Сам Соловьев, понимая, что при таких отношениях с Чудом-юдом он будет ощущать себя мишенью, даже сидя на толчке, благоразумно выехал на Запад, где и пребывал поныне. Но при этом нельзя было исключать, что он начнет разбираться с ребятами, которых пригрел Чудо-юдо. Кроме того, северяне область, откуда они прибыли, лежала к северу от столицы - при оказании услуги Чуду-юду чисто случайно узнали много интересного и необычного. Судя по всему, перед отцом тогда стояло несколько вариантов решения. Первый вернуть ребят на прежнее место, то есть в родную область. Второй - наглухо засмолить их в ЦТМО, превратить в спецсубъектов. Третий - самый печальный - ликвидировать, невзирая на заслуги, как шибко много знающих. Он выбрал четвертый вариант, оказавшийся, на мой взгляд, оптимальным: прошелся ГВЭПом по их мозгам, стер все лишнее из памяти, но не превратил в кретинов, не помнящих, кто они такие. Для страховки, правда, он зарядил в них побольше исполнительности и трудолюбия, загрузил табу на несанкционированный отъезд в родные места и всякую иную нездоровую самодеятельность. Организовать им паспорта на подмосковную прописку было вообще делом простым. Почему Чудо-юдо приспособил их именно к тому делу, которым они сейчас занимались, а не к какому-то иному - мальчики вообще-то были неплохими боевиками, - мне не объясняли. Я, как и положено, не старался в этом разобраться. Мои нерегулярные наезды сюда были своего рода инспекциями, призванными определить, насколько точно северяне выполняют задачи, не появляется ли соблазн что-нибудь отчебучить, нет ли вокруг лишних людей, и как постояльцев дяди Сани воспринимает посторонняя публика, живущая в дачном поселке. Приезжал я сюда, как правило, в сопровождении одного или двух ребят Морфлота, тех, которые пригоняли сюда тачки и увозили их по назначению. Конечно, самым памятным был первый визит. Он состоялся вскоре после моего второго возвращения, но я уже успел рассказать отцу о том, что пережил в первый раз. Причем упомянул в своем рассказе и о том, как меня захватили в заложники "майор Агафонов" со товарищи. Перечислил ему по кличкам почти всех, кроме Гребешка, который в тот раз мне не представился. Более того, я сообщил ему, что вторично мельком видел серую "Волгу" со знакомыми пассажирами уже в этом потоке времени. Чудо-юдо все выслушал, высказал предположение, что всю эту фигню засунули мне в память некие недоброжелатели, потом, как уже говорилось, кое-что проверил... Но примерно через неделю, отправляя меня к Морфлоту с задачей проинспектировать его подмосковный "филиал", даже не предупредил, что от Морфлота придется ехать к людям, которых я уже однажды убивал. Конечно, если б я к тому времени не знал, что они живы, то мог бы изрядно поволноваться. Дружески встречаться с людьми, одному из которых ты раскромсал горло битой бутылкой, одного подставил под выстрел его же товарищей, а прочих завалил из трофейного "глока", согласитесь, не так-то легко. Насчет того, что мне все время мерещился шрам на горле Агафона, я уже упоминал. Да и воспоминания о том, как они засадили меня в подвал с крысами, о том, что угрожали со мной разделаться, если выкупа не привезут, были не самыми приятными. Поэтому при той, условно говоря, "новой первой встрече" с "гостями столицы" мирно и по-деловому беседовать было очень сложно. Конечно, я усерднейшим образом старался не показывать неприязни, но при этом все время ощущал боязнь какого-то подвоха, подставы, облома. Несмотря на то, что Агафон и все остальные держались самым корректным и даже немного подобострастным образом, понимая, что имеют дело с не самой простой фигурой, я никак не мог расслабиться и поверить в то, что разговариваю с людьми, которые со мной раньше не встречались и в мыслях не имеют ничего против меня. Постоянно чудилось, будто Агафон или Луза, выбрав момент, когда я утрачу бдительность, начнут сводить со мной счеты. Говорил я с ними очень осторожно, не забывая поглядывать по сторонам, и слава Богу, что они эту мою подозрительность восприняли лишь как необходимый элемент первого знакомства "начальника" с подчиненными. Впоследствии все эти сложности сошли на нет. Я притерпелся, постепенно перестал воспринимать их как оживших покойников, а затем стал испытывать к этим ребятам почти те же приятельские чувства, какие испытывал к давно знакомым командам. Даже, пожалуй, более теплые, чем к некоторым отдельным личностям в этих "старых" бригадах. Допустим, в команде Морфлота было несколько мужиков, которые явно стремились настучать на своего босса, желая, должно быть, подняться повыше. С чисто деловой точки зрения это было очень полезно, потому что инспектору необходимо пользоваться и конфиденциальной информацией, а не только слушать то, что исходит от бригадира. Иначе перестанут бояться, а значит, уважать. Подшефный должен быть убежден, что ни один его шаг не останется без внимания и ни одно отклонение по жизни не сойдет с рук. Поэтому я не только не засвечивал перед бригадирами стукачей, но и, наоборот, стремился поощрить их благополезную деятельность. Однако благодаря оставшейся с детдомовских времен врожденной неприязни к осведомителям за людей я этих "дятлов" не считал. Были такие, которые работали слишком жестко при проведении силовых мероприятий, были натуральные садюги, которым хотелось не столько добыть нужные сведения, сколько просто помучить беззащитного. Опять же в некоторых случаях они были очень полезны, поскольку могли даже мертвого разговорить, но подспудное чувство омерзения и брезгливости я все-таки испытывал. А вот среди северян и примкнувшего к ним дяди Сани я отдыхал душой. Они всегда и все говорили друг другу в лицо, иногда не шибко вежливо, но всегда по делу. Ничего в принципе от меня не утаивали, но при этом были очень осмотрительны с окружающими. Они не заводили опасных и непродуманных шашней, не пытались изображать из себя крутых и наводить свой порядок в поселке. Напротив, они строго следовали доброй традиции не высовываться. Охотно и бесплатно помогали разным дачникам: кому машину ремонтировали, кому крышу чинили или стекла вставляли, кому дрова кололи, прямо как гайдаровские тимуровцы. При этом они - не без помощи бутылки, конечно, но тем не менее - произвели очень хорошее впечатление на местного участкового, нашли с ним общий язык и зимой патрулировали поселок, дабы какие-нибудь бомжи не забрались на пустующие дачи и не подожгли их по пьяни. Возможно, что налаживание контактов с ментом удалось еще и потому, что двое из четверых - Агафон и Гребешок - в прошлом сами служили в милиции. Обычно Чудо-юдо посылал меня на эту точку не чаще двух раз в месяц. Как правило, без каких бы то ни было конкретных указаний, просто так, чтоб служба медом не казалась. Все конкретное доходило до них через людей Морфлота, и лишь в некоторых случаях я доводил до них какие-то прямые указания Чуда-юда, но, конечно, без ссылки на источник. Они, конечно, понимали, что я стою где-то посередине между ними и Богом, но не имели представления ни о Морфлоте, ни о Чуде-юде. Да, теперь я считал свои отношения с Агафоном и компанией вполне приятельскими. Тем не менее, мне все еще было непонятно, зачем я сюда приехал. С напряжением перебирая в памяти все, что предшествовало отъезду с Кириной дачи, я никак не мог вспомнить, когда мог отдать команду ехать к Агафону. Тем более что Ваня, сидевший за баранкой, как и Валет, впрочем, дороги туда не знали. Когда мы вошли в дом, Агафон поинтересовался: - Пожрать не хотите, братки? - Есть такое мнение... - кивнул я, вспомнив, что Чудо-юдо мне сегодня даже позавтракать не позволил. - Как раз к ужину поспели, - просиял Агафон, - мы как раз ужинать собирались, картошки с мясцом нажарили. Сто грамм примем? - Можно... - ответил я задумчивым тоном, хотя выпить почему-то очень хотел. И не сто граммов, а гораздо больше. Во всяком случае, после всех приключений прошедшего дня, в течение которого у меня было минимум три возможности отправиться на тот свет (могли застрелить равалпиндевцы, мог деструктировать Богдан, и мог задохнуться в тайнике), мне надо было снять стресс. - А вы чего стоите? - обратился Агафон к Валету и Ване. - Неужели не узнаете? - Могли и забыть, за два года-то... - заметил Луза, устанавливая на стол огромную чугунную сковородку, заполненную жаренной на сале картошкой с зеленым луком, густо перемешанной с говяжьей тушенкой. Я как-то не вспомнил о том, что биороботы были знакомы с северянами. - Вы знакомы? - спросил я у Вани. - Бывали здесь раньше? - Нет, - ответил Ваня, - мы здесь не бывали. Но с ними знакомы. - Может, заочно, по переписке? - пошутил, даже скорее съехидничал Гребешок. - Почему? - возразил Ваня, причем почти человеческим голосом. - Мы вас лично знаем по кличкам, вы из "Белой Куропатки". Два года назад вами командовал Фрол. - Ну, молодцы. А я уж думал, загордитесь, не вспомните, - хмыкнул Гребешок. - Да поставьте вы чемоданы, у них ног нет, не сбегут... Я сообразил, что бойцы без моей команды не сядут, и постарался как можно естественнее произнести фразу: - Ваня, Валет - садитесь. Будем принимать пищу. - Куда чемоданы поставить? - спросил Валет. Только тут я вспомнил, что он несколько часов назад был ранен в плечо. Темные пятна бурого цвета на камуфляжке были не очень заметны. Но через пробоину виднелся бинт, наложенный Ваней. Значит, мне его ранение не во сне приснилось, тем более что он меня из-под этой пули вытолкнул. Башку, правда, крепко ушиб, шишку набил, но шишка - это лучше, чем мозги по стенке. А вполне могло быть и так. - Вон туда, к дивану, в угол, - показал Агафон. "Зомбики" не подчинились бы, но я сделал разрешающий кивок головой, и они направились к дивану. По идее, Валет после такого ранения должен был несколько дней ничего не поднимать левой рукой. Даже пошевелить ею нормальный раненый мог бы только ценой скрежета зубовного. А Валет запросто ухватился левой за вьюк-чемодан и без напряжения дотащил его до места. После этого они вернулись к столу и чинно сели. - Совсем вояки стали, - заметил Агафон. - Все у Вики тренируетесь? - Отвечать? - спросил у меня Валет. Я разрешительно кивнул. Валет сказал: - Да. - Службу знают, - покачал головой Гребешок. Налим принес рюмки, Агафон достал бутылку. На восемь рюмок хватило впритирочку, и бутылку поставили под стол. - Ну, со свиданьицем! - ощерился дядя Саня. Ваня и Валет вопросительно посмотрели на меня. Без всякого ГВЭПа я прочитал их мысли, точнее, одну общую мысль: "А разве нам можно?" - Пейте, не нюхайте! - сказал я. Конечно, в этот момент я был вполне трезв и, наверно, мог бы хотя бы задуматься, что имею дело не с обычными пареньками. У меня даже шевельнулось в голове что-то похожее на сомнение. Однако я его быстро отогнал от себя: мол, в рюмке чуть больше полсотни граммов, чего им сделается? Все чокнулись, выпили. Водка оказалась вполне приличной, нежной, явно натуральной, а не фальсифицированной. Потом разложили картошку с мясом по тарелкам, добавили соленых огурчиков, укропу, лучку и принялись метать пищу. - Молодец, Луза! - похвалил Агафон, поднимая вверх большой палец. - Пора тебе присвоить звание "заслуженного кашевара Российской Федерации". - А что, на "народного" уже не потяну? - ухмыльнулся повар. - Ты сколько весишь? - скромно спросил Агафон. - Сто двадцать кило примерно. - Рано, рано тебе еще "народного" присваивать. Вот когда наберешь больше полтораста - тогда можно подумать. - Между первой и второй - перерывчик небольшой, - нетерпеливо произнес дядя Саня традиционную присказку и достал из холодильника второй "пузырь". Мне очень хотелось поскорее заполнить голодный желудок, и я без особых церемоний орудовал ложкой. К тому же первая стопка шибко хорошо разошлась по телу, попала в кайф и стала греть душу. Именно поэтому я вовсе не стал задумываться над тем, можно ли продолжать поить биороботов. А они, поскольку прецедент уже был, с готовностью взялись за рюмки. Хлопнули по второй. Стало еще лучше. Тарелку очистил, сытость появилась и благодушие. - Бог любит Троицу! - заторопился дядя Саня, и ему никто не возразил. После третьей закурили. Агафон спросил: - Так какое у тебя дело, Барин? Я не был настолько пьян, чтоб не помнить, что меня сюда случайно привезли. И одновременно состояние легкого кайфа вполне позволило бы мне в этом признаться. Тем более что об этом я уже с самого начала сообщил, только Агафон принял мою откровенность за шутку. Клянусь бородой Чуда-юда (за неимением собственной), что именно это я и хотел сказать, когда открывал рот. Но с языка у меня слетели совсем другие слова: - Предстоит работа. Выпили малость, закусили - и добро. Сейчас дядя Саня пойдет баиньки, а вы, молодые-здоровые, заводите "Волгу". Поедете нас сопровождать. Идти за "шестеркой" в полсотне метров, не дальше. Если Ваня высунет руку в окно - обгоняйте и становитесь впереди нас на ту же дистанцию. Всем все ясно? - Всем, - вздохнул Агафон. - Надолго едем? Бензина хватит? Вообще-то бак полный, но "Волга" жрет много. Может, прихватим пару канистр? Черт меня побери, если я знал, куда мы собираемся ехать. Конечно, мне это было не впервой - служить ретранслятором чужих речей и команд. Так было, когда я на острове Хайди толкал речь во время переговоров с тамошним президентом доном Хосе Соррильей. Чудо-юдо, не разжимая собственных губ, заставлял меня говорить те фразы, которые транслировал мне в башку. В прошлом году, когда я толковал в Афгане с Латифом, а потом с Ахмад-ханом, он меня вообще заставил произносить пуштунские слова и воспринимать речь собеседников как русскую. В общем, РНС есть РНС - руководящая и направляющая сила. - Возьми, - разрешил мой "внутренний голос", что я немедленно и озвучил. На сборы - десять минут. Самое любопытное, что Ваня и Валет, которые обычно исполняли только те команды, которые были обращены непосредственно к ним, тут же встали из-за стола. Еще более любопытным было то, что они без команды - по крайней мере, без моей! - сразу же отправились к вьюку и чемоданам. Но я, то ли от общего обалдения, то ли от алкогольной заторможенности, не обратил на это внимания. Тем более что задуматься мне не дали. РНС приказала: "Иди к машине!" Ровно через десять минут "шестерка" и "Волга" выехали за ворота дачи. Ваня, сидевший за рулем, уверенно повернул баранку и покатил по темной улице поселка, хотя наверняка ни разу здесь не был. Я молча сидел сзади, у чемоданов и вьюка, не задавая вопросов. То есть, наверно, я должен был хотя бы спросить у Вани, куда он рулит, но почему-то этого не делал. А уж о том, чтоб отдать какую-то самостоятельную команду, я и вовсе не мечтал. РНС начисто подавила мою волю. "Волга" следовала за нами, как пришитая. За рулем сидел Гребешок, который строго выдерживал дистанцию, которую я указал. Точнее, которую указали за меня. Некоторое время я просто не задумывался над тем, что происходит. Но когда "Волга" выехала из поселка и выбралась на большую трассу, мне вдруг именно так, вдруг и никак иначе! - стало ясно: мной руководит Чудо-юдо, волноваться нечего, я выполняю его приказы, а он знает, куда мы едем и зачем. По трассе мы ехали довольно быстро, но проехали по ней относительно немного - сколько именно, я не отметил, но не больше 20 километров. После этого Ваня решительно повернул вправо, на некую бетонку. Я успел заметить, что при въезде мелькнул "кирпич". "Волга" тоже проигнорировала запрещающий знак и послушно свернула за нами. Прокатили с километр - и уперлись в закрытые ворота. Впечатление было такое, что мы подъехали к КПП какой-то войсковой части. Ваня погудел, но не просто пробибикал, а изобразил нечто вроде боевого прихлопа спартаковских болельщиков: "Та! Та! Та-та-та! Та-та-та-та! "Спартак"!". Отчего-то мне на секунду вспомнилось, что я уже слышал подобный сигнал, исполняемый на автомобильном гудке. Правда, довольно давно. Года три назад... Но тут заурчал невидимый электромоторчик, ворота с гулом и легким лязгом раздвинулись, и "шестерка", а следом за ней и "Волга", въехали за забор. То, что это был не наш ЦТМОвский поселок, я просто констатировал. Чудо-юдо может послать нас куда угодно, он начальник, ему виднее. За забором оказалась не то аллея, не то улица - уже совсем стемнело, и за двумя рядами деревьев проглядывали лишь отдельные редкие огоньки. Потом справа обозначилась освещенная фонарем площадка, на которой стоял микроавтобус на базе "Газели". Ваня свернул на эту площадку, затормозил и заглушил мотор. - Забираем вещи и грузимся в микроавтобус! - приказал я, подчиняясь РНС. Ключи оставьте в щитке! "Волга" подкатила и стала по правую руку от нашей синей "шестерки". Ваня и Валет уже тащили вьюк и чемоданы в указанном направлении. - В машину! - Я указал на микроавтобус Агафону и остальным, высадившимся из "Волги". - Побыстрее, ключ оставьте в щитке! - Не запирать? - удивился Агафон. - Нет. Она вернется, куда положено. В микроавтобус я уселся последним, рядом с совершенно незнакомым водителем. Едва за мной закрылась дверь, как водитель дал газ и на очень большой скорости помчался вперед, распарывая тьму фарами. Через пару минут сквозь шум нашего мотора до моих ушей долетел куда более могучий рев прогреваемых самолетных двигателей. Мы явно находились поблизости от аэродрома. Но и это я лично воспринял спокойненько. - Мы, случаем, не лететь собрались? - с некоторой тревогой в голосе произнес Агафон. - Страсть как боюсь самолетов. - Полетишь, - ответил я уверенным голосом и с такими интонациями, что Агафон понял: вопросы излишни, прикажут - полетишь на самолете, прикажут прыгнешь с парашютом. Как-то очень неожиданно слева открылось летное поле, куда и свернул микроавтобус. С одной стороны огней было много, с другой, там, куда мы покатили, - почти никаких. Силуэт огромного "Ил-76" с открытой задней аппарелью фары выхватили довольно быстро. Объехав вокруг самолетища, наша таратайка вкатила прямо в грузовой отсек. - Вылезаем, - велела мне сказать РНС, - идем в пассажирский салон. Вьюк и чемоданы не брать. Я так уверенно двинулся вперед, что ребята Агафона даже не подумали поинтересоваться, зачем их, мирно проживших целый год под Москвой и нечаявших на сегодня никакой беды, грузят в самолет и собираются куда-то увезти. Пассажирский салон у грузового "Ил-76" был маленький - кресел на 12. Нам места хватило вполне. - Куда летим, командир? - спросил Гребешок. - В Малаховку, - ответил я, повинуясь РНС, и все - давным-давно разучившиеся смеяться Ваня и Валет тоже! - дружно захохотали, хотя у северян этот смех вышел несколько нервным. Из двери, ведущей в пилотскую кабину, вышел какой-то гражданин в штатской куртке и сказал: - Внимание. Пристегните ремни, скоро взлетаем. Голос показался немного знакомым, но лица этого человека я различить не мог - слишком темно было в салоне. К тому же, сделав свое короткое сообщение, он тут же ушел. Вместо него вдруг появилась стюардесса, которых на грузовых самолетах вообще-то не держат. Она принесла поднос с семью банками "Джин энд тоник". - Угощайтесь, - тонко пропела она, - бесплатно. Кто же откажется? Тем более что РНС приказала: "Пей!" Едва я сделал первый глоток, как вырубился наглухо....

Часть вторая. БОЛЬШАЯ ТОРГОВЛЯ

ПРИЯТНОЕ ПРОБУЖДЕНИЕ

Если вы засыпаете на борту транспортного самолета, собирающегося взлетать, а просыпаетесь там же, но уже после посадки, то в этом нет ничего удивительного. Однако если вы засыпаете в салоне самолета, а просыпаетесь в каюте корабля, то обязательно спросите: "Как я сюда попал?" Если, конечно, будет у кого спрашивать. Вообще-то мне было не впервой, заснув или потеряв сознание в одном районе земного шара, просыпаться совсем в другом. Иногда мне даже никто не объяснял, зачем и почему меня перекидывали с места на место. Так было и тогда, когда бравый, но сопливый десантник Коротков незаметно для самого себя переселился за океан и стал воспринимать себя Ричардом Брауном, и тогда, когда Браун очутился в клинике Джона Брайта, где в нем вновь проснулся Коротков, и тогда, когда усыпленный в американском самолете Коротков нежданно пробудился на полке советского поезда вместе с родным дембельским чемоданом. Да и потом еще было много подобных случаев, так что, наверное, мне уже пора бы привыкнуть к таким мероприятиям. По идее, в таких случаях говорят: "Благодари Бога, что вообще проснулся". Иногда и впрямь стоило радоваться подобному исходу, иногда - нет. На сей раз я действительно проснулся в каюте какого-то судна. И довольно большого, надо сказать, потому что на маленьких таких просторных кают не бывает. Свет лился через большое четырехугольное окно, стекло которого было до половины опущено вниз, и ветерок, влажный и тепленький, но все равно освежающий, весело поигрывал незадернутыми занавесками. Поэтому, приподняв голову, а затем усевшись на кровати - именно кровати, а не матросской койке! - я рассмотрел через окошко, так сказать, "голубую даль", то есть ленивые волны, бликующие на солнышке вплоть до горизонта, за которым начиналось небо, дымчато-голубое, с заметным маревом. Огляделся. Каюта была, конечно, не королевская, но для среднего класса ("ихнего", конечно) вполне годится. На Руси небось и вовсе за "люкс" сошла бы. Четыре на пять метров, примерно, с ванной и туалетом, стенным шкафом, баром, холодильником, телевизором и музцентром. Кровать просторная, пожалуй, даже вчетвером тесно не будет. На столе в чехольчике лежал мобильный телефон - возможно, что и спутниковой связи. Конечно, ни камуфляжки, ни броника, ни оружия я не нашел. Да и нижнего белья не было. Кроме того, от кожи исходил некий парфюмерный дух. Стало быть, меня тут раздели догола и отмыли, а уж потом отправили вылеживаться. Очень все это странно. Пришлось еще раз прокрутить в голове вчерашний день, чтоб хотя бы понять, какие могут быть причины столь резкой смены обстановки. После этой прокрутки я определил три временных периода, о которых память не сохранила ни шиша. Первый - период после того, как Валет сшиб меня на пол, спасая от огня науськанных Богданом равалпиндевцев. Второй - период путешествия на синей "шестерке" от дачи Кири до дачи дяди Сани. Наконец, третий - период перелета на "Ил-76" неведомо куда и пересадки, опять же неведомо где, на данное плавсредство. О первом периоде я имел более-менее подробное представление по докладам Вани и Валета, по шишке на собственной макушке и по итогам краткого допроса помирающего Богдана. Второй период в принципе можно было исследовать, задав необходимые вопросы все тем же юным "зомби". Если б они, разумеется, были где-то под рукой. Но когда это было возможно, то есть сразу после приезда к ребятам Агафона, я не успел этого сделать, а теперь я даже не знал толком, погрузили их со мной на это судно или отправили по другому адресу. Но, конечно, самый темный лес начинался с момента пьянки у Агафона. В принципе мне хорошо помнилось, что, отправляя меня на дело, Чудо-юдо предупреждал: связываться со мной по каналам РНС он не будет. Дескать, кто-то на них "висит". Должно быть, такой вывод он сделал после налета Кири на офис Варана. Однако еще раньше, задолго до всего этого, Чудо-юдо клялся и божился, что никто посторонний не сможет работать через мою микросхему. И как это все понимать, простите? О том, что Чудо-юдо мастак пудрить мозги родному сыну, я хорошо знал. И о том, как он артистически забивает мне голову стопроцентной дезой, предназначенной для поглощения вероятным противником, знал не понаслышке. Не говоря уже о его умении время от времени убеждать меня в том, будто все пережитое мной в каком-то эпизоде есть лишь искусственная реальность. Или, наоборот, выдавать искусственную реальность за натуральную. Поэтому, если он сказал: "Не буду работать через РНС", вовсе не означает, что на самом деле так и будет. То есть вся эта странная история с переездом на дачу дяди Сани, неожиданным приказом ехать на аэродром, перелетом в хрен знает какой район нашей богоспасаемой планеты и нынешним плаванием по энскому морю (или океану) могла быть результатом неких Чуды-юдиных замыслов. В которые, естественно, его любимый старший сын, по малолетству и глупости, загодя не посвящался. Сия версия была очень утешительна, и то, что я ехал сейчас по морю не в затхлом и душном трюме, рядом с крысами, а в хорошо проветриваемой каюте с удобствами, ее вроде бы подтверждало. Но некоторый опыт моей, пока еще не очень длинной, но, увы, уж больно быстротекущей жизни породил привычку искать плохое в хорошем и сомневаться абсолютно во всем. Уж очень часто доводилось внезапно получать по мозгам, когда этого совершенно не ожидалось. Все-таки Чудо-юдо сказал, что на каналах РНС "кто-то повис". Я, правда, несмотря на немалый срок пользования этими средствами связи, очень слабо представлял себе, как они работают, сколько их, как они включаются и выключаются и т.д., и т.п. Во всяком случае, я лично еще ни разу в жизни не сумел заставить свою микросхему работать по моему собственному желанию. А вот самостоятельно, откуда-то со стороны, ее включали и Чудо-юдо, и Сарториус. Наверно, в принципе могли подключиться и другие господа, обладающие значительным уровнем знаний об этом предмете. Например, "джикеи" или "куракинцы". Даже Марсела Браун, если на то пошло. Мне как-то непроизвольно захотелось узнать, что это за корабль, на который меня поместили, и что там за окошком плещется, какое такое окиян-море. Конечно, оно могло быть Черным, Азовским или даже Рыбинским (на последнем тоже берегов не видно). Но никто не мог мне гарантировать, что там, за окошком, не плещется Карибское или Коралловое. Возможности авиационной техники это вполне допускали. То, что я нахожусь не на борту "Дороти", однозначно. На старушке яхте каюты были вполовину меньшей площади. На "Торро д'Антильяс", старом хайдийском сухогрузе, куда меня притащили "куракинцы", тоже таких кают не имелось. Стало быть, это нечто незнакомое. Опять же можно было самоуспокоиться. Дескать, что ты знаешь о собственности отца родного? Может, он тебе сто лет не говорил о наличии у него собственной королевской яхты или целого крупнотоннажного лайнера, а теперь решил покатать от щедрот отцовского сердца. А может, это судно формально числится за великим и мудрым эмиратским шейхом Абу Рустемом (в девичестве - Курбаном Рустамовым или просто Кубиком-Рубиком). Наконец, на его гафеле вполне может полоскаться колумбийский флаг (издаля можно запросто спутать с российским триколором, если желтая полоса с коньячными звездочками как следует вылиняла на солнце). А где Колумбия - там кокаин, Медельин, Барранкилья и Даниэль Перальта. И моя любимая, учрежденная совместно с милашкой Соледад, фирмочка "Rodriguez AnSo incorporated", где я, поди-ка, все еще числюсь президентом. Но уже упомянутое свойство моего характера: видя хорошее, размышлять о плохом - успокаиваться не позволяло. Прежде всего потому, что я не видел причин, по которым Чудо-юдо мог спровадить меня в Эмираты или в Колумбию, если отбросить, допустим, совершенно дурацкое предположение, будто ему вдруг вздумалось осчастливить меня турпоездкой. Действительно, если Сергею Сергеевичу были очень нужны документы, собранные на него Равалпинди, то вовсе не для того, чтобы вывозить их за рубеж. Надежнее и дешевле было притащить их в ЦТМО и там, после беглого или досконального просмотра (чтоб прикинуть, например, откуда и кто эти документы передал супостату), спалить их оптом в какой-нибудь печке. Во всяком случае, тащить их куда-то далеко от Москвы и тем более за кордон было и опасно, и нерентабельно с чисто финансовой точки зрения. Конечно, могло случиться, что какие-то документики из числа лежавших в кейсе представляли ценность не только в уничтоженном виде. Например, возможно, для шантажа каких-либо лиц, которые могли дать в неких инстанциях свидетельские показания против Чуда-юда. Или, скажем, испортить ему бизнес на подведомственной территории по просьбе каких-нибудь враждебных элементов типа "джикеев". Завалить, допустим, такого гражданина - ежели он чей-нибудь президент или премьер, например, - технически сложно и дорого. А вот напугать тем, что на него приятное досье имеется, запросто. Демократия и принципы правового государства сие не возбраняют, а свободная пресса и прочие СМИ будут и вовсе писать (ударение ставьте на любой слог) кипятком от восторга. Сенсухи народ любит, скандалы и вонючее грязное бельишко, как известно, повышают тиражи и гонорары. Но даже в этом случае, наверно, стоило прибрать документики в самые крепкие и бронированные сейфы ЦТМО, а не увозить их самолетом неизвестно куда. Может, Чудо-юдо сам решил сделать ноги из столицы нашей сокращенной родины? В принципе такой поворот событий исключать не стоило. Допустим, что его начали сильно допекать со всех сторон, и разные ответственные лица, с которыми он еще корешился, посоветовали ему, пока не поздно, испариться с горизонта. Поскольку его дальнейшее пребывание в Москве могло повредить не только ему, но и им, многогрешным. Тогда, в общем-то, вывоз документов имел резон. При пожаре, говорят, в первую очередь положено выносить самое ценное. Чтоб те самые высокоответственные и многогрешные "корешки" не подумали, будто смогут незаметно для себя и своей репутации замочить дедушку Баринова вдали от России. Само собой, что эвакуация ЦТМО не могла пройти одномоментно, а потому решили вытаскивать все по частям и в разные стороны, никому и ничего загодя не объявляя. Но все же в логику действий Чуда-юда врубиться было очень трудно. Ясно, надо выносить в первую очередь самое ценное. Допустим, для начала решили вывезти меня - сын и наследник как-никак (хотя о том, что я наследник, у меня не было никаких официальных документов). Но тогда, наверно, имелась необходимость и Вику вывезти, и Мишку с Зинкой, и всех детишек. Вывезли другим маршрутом? Хорошо. Но почему тогда со мной в самолет запихали Валета с Ваней? Особо ценные спецсубъекты? Хрен с вами, втискивается более-менее. А какую ценность представляет компашка Агафона? Что, за кордоном некому номера перебивать? Навряд ли. Если, конечно, я об их деятельности был осведомлен полно, то они ни шиша не знали ни о Чуде-юде, ни о ЦТМО. Меня знали только в лицо да по кличке - Барин. А что за Барин, какой волости, неведомо. Все, что в их головах было лишнего, начисто стерли портативными ГВЭПами. Или Чудо-юдо подстраховаться решил? Наверно, я бы мог еще долго голову ломать, строить всякие немыслимые предположения на песке собственных умозаключений, если б не открылась дверь. Сначала повернулся и щелкнул ключ в замке - из этого я сразу сделал вывод, что был заперт в каюте, - а потом вошла очень знакомая дама. Высокая, полная, светловолосая блондинка, с чистой шейкой, без всяких там родинок... - Здравствуйте, Дмитрий Сергеевич! - таким официальным тоном это очень знакомое существо никогда со мной не говорило, даже тогда, когда за что-нибудь злилось. Поэтому я попросту растерялся, закинулся простыней перед натуральной Ленкой не стал бы ни в жисть естество прикрывать! - и сказал: - Здрассте... Мадемуазель Шевалье. Конечно, это было лучшее название для того, что было помещено в Ленкину упаковку. Уже по первым словам можно было понять, что здесь совсем другое доминантное "я". Причем мне показалось, будто Танечка Кармелюк намного круче подавила все прочие элементы, составлявшие ее композитную сущность, чем это сделала Ленка, превратившись в Вику. Впрочем, об этих лирико-психологических вещах я если и подумал, то мельком. Потому что появление мадемуазель Шевалье резко и быстро опрокидывало все мои долгие и нудные теоретические выкладки, самоуспокоительные рассуждения и прикидки. Но делать какие-то выводы было еще рано. Чудо-юдо ведь не зря "репатриировал" данную французскую гражданку российского производства в распоряжение "Принс адорабль". И наверняка не из одних гуманитарных соображений. Меня ведь во все чудо-юдовские "закордонные справы" ни хрена не посвящали. Обещанная еще осенью прошлого года (в обоих потоках времени) поездка в Швейцарию с Викой все откладывалась и откладывалась. Что-то за этим стояло - судя по всему, какие-то юридические неурядицы. И то, что разделаться с Равалпинди и его документами Чудо-юдо решил именно накануне его отлета в Швейцарию, несомненно, было с этим связано. А может, Куракин вступил с Чудом-юдом в какой-либо альянс или, выражаясь по-старинному, "антант кордиаль"? С них станется... Один Князь, другой Барин, классовых антагонизмов быть не должно. Лучше, конечно, ничего не домысливать, а то опять в лужу сядешь. Может, когда Куракин Ленку затребовал, альянс и намечался, а потом, когда усек, что это не Ленка, а что-то другое, взялся играть на другой стороне. Фиг поймешь, одним словом. - Как вам спалось? - ледяным тоном, но до боли Хрюшкиным голосом спросила мадемуазель Шевалье. - Надеюсь, вы не сильно удивились, когда проснулись не там, где засыпали? - Ну, когда засыпаешь в самолете, всегда просыпаешься не там, где засыпал. А вообще-то где мы находимся, можно осведомиться? - Спрашивать не запрещается, а вот ответа я пока дать не могу. Это не санкционировано руководством. - Ну, соответственно, и о том, кто ваше руководство, мне знать не положено? - полуспросил-полуутвердил я. - Естественно. - Ленкина улыбка появилась на секунду и исчезла, уступив место холодно-мрачноватому выражению, которого я, впрочем, и на рябеньком личике Танечки никогда не видел. Впрочем, может, я уже и позабыл, как выглядела в естественных условиях пани Кармелюк, а все прикидываю по Вике, в которой все же 60 процентов Ленки осталось. А в этой, по-моему, и 10 процентов не наскребется. Эх, батяня-генерал, напортачил ты с этим обменом, я чувствую! Сам себя, поди-ка, надул! - Ну, тогда, возможно, вы ответите мне, какова программа моего пребывания на этом судне? - произнес я, аж лопаясь от дипломатичности. - И на какой срок она, простите, рассчитана? - Об этом вас проинформируют своевременно. Сейчас я должна вам сообщить, что вам следует надеть те вещи, которые находятся в гардеробе. Там есть комплект одежды, вполне достаточный для здешнего климата. Когда вы оденетесь, я принесу вам завтрак. - Скажите, мадемуазель, а я не могу увидеться с князем Куракиным? нахально спросил, но куда денешься. - Его сиятельства здесь нет, - с явным ехидством ответила Элен, - боюсь, что вам не стоит планировать эту встречу. Понять можно было как угодно, в том числе и так, что князь-батюшка вообще отсутствует на белом свете, возможно, с той самой славной ночки, когда на "Торро д'Антильяс" налетели "джикеи". Но ежели так, то кто ж тут главный, мать его растуды?! - Будьте добры одеваться побыстрее, - объявила Элен, - я вернусь без стука. Ах, ах, какие мы, блин, стеснительные! Тем не менее, я все-таки поспешил надеть то, что находилось в гардеробе. То есть плавки, шорты, майку и легкие сандалеты. Для тропиков сойдет, конечно. Элен появилась не больше чем через десять минут. Прикатила столик-каталку с завтраком. Свежевыжатый апельсиновый сок и бутерброд с котлетой и салатными листьями, что-то типа "биг-мака". Обожраться! - Простите, мадемуазель, - спросил я с вполне серьезной рожей, - вы тут прислугой работаете или вам специально поручили меня обслуживать? Она ответила не сразу, но не потому, что не нашлась, что сказать. Просто ей захотелось подарить мне взгляд, в котором стопроцентно отразилась снайперская сущность Танечки Кармелюк. - Знаешь, Барин, - отчеканила она басовитым Ленкиным голосом, а оттого заметно убедительнее, чем это получалось в те времена, когда пользовалась телом Вик Мэллори. - У меня ведь кое-что из Ленкиной памяти осталось. Она хорошая баба, но очень несчастная. Во-первых, потому, что у нее свекр чудовище, а во-вторых, потому, что муж паскудный. Я и раньше тебя не шибко жаловала, а теперь вообще много про тебя знаю. Кроме того, я тебе никогда Толяна не прощу. Поэтому постарайся шутить осторожнее, ладно? Не обманись, я не Хрюшка Чебакова и даже не Зинка. - Да что я такого сказал? - Не то чтоб я совсем перетрусил, но холодок по телу прошел. - Понимаешь, Димочка, - сказала Элен чуть более мягким голосом, - мне ведь важно не то, что ты вслух произнес. Я просто очень хорошо ощущаю, когда меня оскорбить хотят. А я тебя, в общем, неплохо изучила. И как Таня, и как Ленка. - Между прочим, мне там, в Москве, тоже приходится и с тобой, и с ней иметь дело. И еще с детьми, которых она ощущает родными, а те в ней чужую тетю видят. - Можно подумать, будто ты весь испереживался... - саркастически скривилась Элен. - Много ты за своими детьми смотрел? Да ты их месяцами и годами не видел. Ты им хоть одну книжку прочитал? Сказку рассказал хотя бы? - Будто ты не знаешь, кто в этом был виноват... - пробормотал я, хотя вообще-то сваливать с больной головы на здоровую не стоило. - Самому стыдно стало? - прищурилась Элен. - Это хорошо. Со временем, может, и перекуешься. Ладно, я пошла. Некогда лясы точить. Кушай, поправляйся! - ...К Рождеству мы тебя заколем! - продолжил я известную присказку. Она только хмыкнула и сказала с приятной улыбкой: - Не буду ни опровергать, ни подтверждать это предположение. Она вышла за дверь и заперла дверь на ключ. НОВЫЕ ЗНАКОМСТВА Завтрак я, конечно, съел. Потом опробовал сортир - приятное оказалось заведение японского производства, даже с пультом управления, при помощи которого можно было не только водичку пустить, но и сиденье подогреть и дезодорант после себя разбрызгать. Ну и народ эти самые самураи! Даже к сортирному делу электронику подключили. Потом, облегчив свою совесть, все-таки подошел к окошку. Нет, не на предмет вылезти, а на предмет поглядеть получше, на чем плывем. Высунул голову, покрутил вправо-влево, вверх и вниз. Затем всунулся обратно, уселся на кровать и оценил впечатления. Значит, так. Похоже, что это не Рыбинское море и даже не Черное. Потому что очень уж знакомый плавничок вертелся меж волнами метрах в пятидесяти от борта. Акула ходила поверху, наверно, принюхивалась: не прыгнет ли какой дурак с борта? Вот тут-то, дескать, я его и схаваю. Но дураков, конечно, не было. Даже у меня, хоть и была затаенная мыслишка насчет того, чтоб сигануть в открытое окошко, все-таки еще кое-какой рассудок остался. Даже если б этот плавник не появился, то я все равно прыгать за борт не стал бы. Во-первых, очень высоко и далеко лететь. Каюта находилась в надстройке высотой с московскую пятиэтажку, где-то на уровне четвертого этажа. При этом внизу находилась просторная палуба, над которой, для того, чтоб перелететь фальшборт, надо было каким-то образом пропорхать метров пять в воздухе и уж только потом, перейдя в пикирование, плюхаться в воду. До которой, если мерить от фальшборта, выходило по отвесной прямой еще метров двадцать. У меня явно не было ни чкаловского, ни икаровского настроения. Мне абсолютно не хотелось, чтоб после моего идиотского прыжка кто-то процитировал Алексея Максимовича Горького: "О, смелый Сокол!" На фиг, на фиг! В данном случае позиция Ужа из упомянутой поэмы была мне гораздо ближе. "Стремленьем гордым к свободе, к свету" я, извините, никогда не страдал. Во-вторых, даже если б мне и удалось долететь до воды живым, не расшибиться при падении и не быть затянутым под винты, то вряд ли я куда-нибудь сумел бы доплыть. Огромный корабль шел очень быстро, полным или даже самым полным ходом, а это значило, что тут на много миль вокруг и глубины приличные, и земель не наблюдается, и судовое движение не шибко интенсивное. Названия корабля я нигде не разглядел, водоизмещения, конечно, тоже не определил бы на глаз, но скорее всего эта чудовищных размеров стальная лохань - метров триста в длину по глазному прикиду - была супертанкером. Система спринклерного пожаротушения просматривалась. Шел он явно налегке сидел в воде высоко. Отсюда как-то непроизвольно напрашивался вывод, что он прет порожняком туда, где нефть разливают, то есть либо все в тот же Галф, сиречь Персидский залив, то ли в Нигерию, то ли в Венесуэлу, то ли вообще на Сахалин. Прикидывать можно было сколько угодно. Такие теплые края есть и в Тихом, и в Атлантическом, и в Индийском океанах. Единственно, какой можно с ходу исключить, так это Северный Ледовитый. Помечтать о том, что завтра или послезавтра по левому борту возникнет побережье Эмиратов, и старый друг, великий и мудрый шейх Абу Рустем, видя, как танкер подваливает к пирсу его персонального нефтяного терминала, побежит ко мне навстречу, подобрав полы бурнуса, было, конечно, приятно. Но если откровенно, то я с самого начала ни шиша в этот приятный вариант не верил. И в то, что танкер, войдя на рейд колумбийской ВМБ Барранкилья, будет встречен салютом наций, организованным генменеджером "Rodriguez AnSo incorporated" товарищем Даниэлем Перальтой, тоже. Даже на то, что к борту танкера подойдет яхта "Дороти" с Марселой Браун, я не рассчитывал. Зато очень хорошо представлялось, как войдет сюда, в эту каюту, поседевший в боях с мировым капиталом и его российскими прихлебателями полковник ГУ КГБ СССР Сергей Николаевич Сорокин, он же легендарный компаньеро Умберто Сарториус, и скажет... Что конкретно скажет, придумывалось плохо, но первая фраза однозначно представлялась одной и той же: "Именем Мировой Революции..." Или еще лучше, объявятся сюда корректные, деловитые "джикеи", которых будет представлять очередной Хорсфилд или Дэрк. Сделают инъекцию "Зомби-6", выкачают нужную информацию, а потом поступят так, как завещал Стенька Разин: "...И за борт ее бросает, в набежавшую волну!" Еще интереснее было бы встретиться с хайдийскими "морскими койотами". Добрый дон Доминго Ибаньес расплывется в улыбке, подмигнет последним глазом и скажет: "Анхелито, в прошлый раз я понес из-за тебя убытки. Опять же, вот этот малец, которого зовут Адриано Чинчилья, никак не может простить тебе гибель двух братьев. Поэтому я решил дать парнишке позабавиться, и для начала он снимет с тебя скальп, а потом ты сожрешь его под соусом из собственного дерьма..." Нет, конечно, пока еще в такой финал тоже не очень верилось. Но плохое все-таки легче утверждается в душе, чем хорошее. Поэтому, поглядев в окно еще разок, я подумал, что лучше морально подготовиться к каким-нибудь неприятностям. Час-другой меня никто не беспокоил. Я даже было вздремнуть собрался, завалился на кровать и уже глаза закрыл, когда опять щелкнул замок и появилась Элен в сопровождении некоего молодого, загорелого и фарфорово-белозубого мужика. Примерно той же весовой категории, что и я, ростом немного пониже. В шортах и майке, в сандалетах на босу ногу. Хрен поймешь, кто он такой по здешней службе: капитан этого танкера, судовладелец или вообще старший гальюнщик? - Будьте знакомы, господа, - представила нас друг другу мадемуазель Шевалье. - Это Дмитрий Баринов, а это Пьер Князефф. - Я на Петю тоже отзываюсь, - оскалился месье с французским именем и явно российской фамилией. После этой фразы, произнесенной почти без акцента (во всяком случае, без французского) мне стало ясно, что Петя Князев Пьером стал совсем недавно. - Я тоже не обижусь, если будете звать Димой. - Нормально, - кивнул Петя. Только тут я обратил внимание на татуировочки. Вообще-то они несколько лет назад вошли в моду и вроде бы еще не совсем вышли. Нынче даже восьмиклассницы расхаживают с наколочками, не говоря уже о шоуменах, диджеях и иной богемной публике. Но то, что рисуют в приличных тату-салонах Москвы, Питера и тех же парижей с копенгагенами, совсем не то, что изображают кольщики исправительно-трудовых учреждений Российской Федерации. Так вот, гражданин Князев (ежели настоящей фамилией представился) имел на шкуре как раз ту пиктографию, которую выполняют в системе ГУИН. И, судя по богатству изображений - я видел только то, что светилось с рук и из выреза майки, - он отдал этой системе немало лет. Там и сердце, пронзенное кинжалом было, и слово "клен", и восходящее солнце с надписью "север", и еще что-то. Да и морда, если приглядеться повнимательней, несмотря на относительно приличный вид - Жан-Поль Бельмондо намного страшнее выглядит, - негласно подтверждала, что месье Князефф вряд ли был потомком белоэмигрантов первой волны. Скорее всего данный гражданин махнул во Францию уже после победы демократии, и вовсе не потому, что ему угрожали политические репрессии. Успел ли он сотворить что-нибудь, подпадающее под действие нынешнего УК-97, неизвестно, но по статьям 102 и 146 старого УК-60 его вполне могли разыскивать. - Не удивляешься, что так далеко от столицы увезли? - спросил Петя. - Тому, что увезли, - не очень, а вот зачем - очень интересуюсь. - Правильно, и я бы поинтересовался, - улыбнулся Петя. Да, зубы, конечно, были вставные. Зоны - не лучшее место для лечения кариеса, кроме того, там зубы и по другим причинам теряются... - Не боишься? - Боюсь, конечно. И за себя боюсь, и за вас вообще-то. Тебе хоть толком объяснили, кого берете? - Я тоже решил говорить на "ты", так оно проще. - Объясняли, - кивнул Петя. - Хотя, скажем так, я тебя не брал, мне тебя только пристроить велели. Умные люди, грамотные. - А они тебе объясняли, что ты сейчас станешь, как магнит, притягивать всякую шушеру? Что этот корабль, возможно, уже на прицел взяли? - Не надо "ля-ля", - произнесла Элен, - и на понт брать не надо. Никто еще не знает, что ты здесь. Не работает твоя пищалка, заглушена. Уловил? - Кстати, - заметил я, - со мной еще шестеро были. Можно узнать, куда они делись? - Как-нибудь узнаешь... - произнес Петя. - Но вообще-то это не срочно. Есть дела поважнее. Поэтому надо быстренько сообщить тебе, что это за дела. Короче, у меня по жизни неприятности пошли. Стал я одному человеку очень не нужен. Просто настолько не нужен, что дальше некуда. Больше того, этому человеку прямо-таки хочется, чтоб меня ногами вперед вынесли. Но поскольку мне еще до старости жить, он этот процесс всеми силами стремится ускорить. А у меня жена есть, сын растет двухлетний. Я еще внуков хочу посмотреть от этого наследника, понимаешь? Я поприкинул на пальцах, с подозрением глянул на Элен... - Нет, - четко просек фишку Петя, - это не моя жена, а твоя. Мою Вера зовут. Она маленькая такая, хрупкая, мечтательная... Но и ее живой не оставят. Думаю, что и сынишке пощады не будет. - Жуть, - сказал я, между прочим, без иронии. - Система мне ясна, только я тут при чем? Вообще, если тебе кто-то жизнь портит, то обращаться надо не ко мне, а вот к ней. Эта мадемуазель, между прочим, с пятисот метров сверлит лбы. С гарантией. - Спасибо за совет, - осклабился Петя, - только это не так просто робится. Одному мы уже шкурку спортили, но жизнь сложнее. - Нет спору. Только я-то при чем? - Понимаешь, мне умные люди объяснили, что твой родной батя на этого человека зуб имеет. Большой и острый. А того не знает, что одна вещичка, из-за которой у него, то есть у бати твоего, все дело в одной горной стране на уши стало и неприятности пошли, спокойно лежит у меня в энском сейфе вот на этом пароходе. И если твой батя мне лично слегка поможет, то я ему эту вещичку отдам в собственные руки. - Хорошая мысль у тебя была, - задумчиво произнес я, - но только я не понял, зачем ты меня здесь прячешь? Если, конечно, ты хочешь с моим батей скорефаниться, а не еще одного врага заполучить. - Видишь ли, те же умные люди посоветовали именно так сделать. Потому что опасаются они, что если мы просто так, без никакой гарантии, предложим ему вещичку в обмен на помощь, то он эту вещичку просто заберет, а нас тихо попишет. Усек? - За ним такого не водится, - сказал я, правда, не слишком уверенно. - Много за кем чего не водится, но как-то нечаянно получается, ухмыльнулся Петя. - Когда большие ставки на кону, бывает, режут мать родну. - Сам сочинил? - спросил я. - Или на зоне услышал? - Не помню, может, и слышал где-то, а может, сам скундепал. Но это не по делу. А по делу вот что: скажешь перед камерой, что, мол, попал к хорошим людям, надо им помочь в таких-то вопросах, и дело в шляпе. - Тебе не кажется, Петя, что это все очень похоже на птичку, которая на ивах живет? - Наивняк, что ли? - хмыкнул тот. - Может быть. А как ты думаешь, если ему покажут, как тебя на веревке за яйца подвешивают, это убедительней получится? - Ну, если ты ему это покажешь, то дружбы у тебя с ним никогда не получится. Даже если в этот раз он тебе поможет, то потом просто убьет. А скорее всего и помогать не станет, а сразу грохнет. Даже если будет знать, что ты меня на ветер пустишь. - Стало быть, можно прямо с ходу тебя кидать акулам? - помрачнел Петя. Все равно один результат? - Нет, - сказал я, немного струхнув, хотя почему-то не очень верил всем этим страшилкам, которыми меня пытался припугнуть гражданин рецидивист, в принципе, если поступать действительно по-умному, а не так, как тебе твои "консультанты" подсказывают, то можно кое-чего добиться. - Ну, ну, - поощрительно кивнул Петя, - подскажи дураку, ради Христа. - Во-первых, ты должен показать ему на видео ту самую штуку, которую хочешь ему предложить. А заодно, если она не шибко большая, дать ее мне в руки, допустим. Показать в кадре Элен, а заодно и себя. Вот, мол, гражданин начальник, я от вас не скрываюсь. Я вам не враг, я хочу вам помочь, но только очень сильно вас боюсь. А мой лучший друг... - ...После Гитлера, - вставила вредина Элен. - Это не важно, важно, что лучший. - Я, как мог, постарался не стушеваться. - Так вот, надо сказать, что мой лучший друг Дима добровольно и без принуждения согласился гарантировать мою безопасность. А всякие там "за яйца" или "к акулам" - это не для Чуда-юда. Он не сентиментален. - У тебя все? - спросил Петя. - Нет, не все. В твои руки попали два чемоданчика из белого металла, верно? - Ну, допустим, попали... - Так вот, их тоже надо вернуть. Даже раньше, чем меня. И показать, что в одном лежит четыре миллиона баксов, а в другом - разные хитрые бумажки, которые нужны Сергею Сергеевичу гораздо больше, чем я. Вчера я из-за них рисковал маленько. Ну, и последнее, самое интересное. Для полноты картинки надо назвать тех самых разумных консультантов, которые тебе всю эту затею организовали. - А больше ничего не надо? - прищурился Петя. - Пока хватит. Если ты не совсем зациклился, то должен понять, что это минимум для начала приличного разговора. Не думай, что если эта ваша бандура такая большая, то и потонуть не может. Воды хватит. К тому же твой личный неприятель, который на тебя за что-то обиделся, наверно, тоже очень хочет тебя достать. И достанет, если Чудо-юдо его раньше не упредит. Вообще-то я рисковал, конечно, когда вел разговор с таким нахальством и понтом. Встречаются люди непонятливые, которые не любят слушать и понимать, а сразу рвутся врезать по морде, чисто из соображений личной гордости. Мне, дескать, престиж помяли, на хвост наступили, а вот тебе в пятак, фуфлыжник! Само собой, что один на один я бы его не сильно испугался. Но тут еще Элен с начинкой Танечки. Конечно, она, наверно, кое-что потеряла из своего арсенала, поскольку в росте и весе прилично прибавила. Но если попадет с тем же мышечным усилием, какое привыкла прежде прилагать, - результат будет покруче. Укантовать наповал может... Само собой, конечно, что тут другие люди поблизости есть, которые по случаю мордобоя будут очень рады вмешаться и намякать мне по первое число. Но гражданин с уголовным прошлым, должно быть, вовсе не страдал излишней нервозностью, умел, если надо, сдерживать эмоции, а самое главное - не принимать поспешных решений. - Надо подумать... - произнес он очень здравую фразу. - Ближе к вечеру еще раз встретимся, побеседуем. Отдыхай! ПОЯСНЕНИЯ ОТ ЭЛЕН Элен вышла следом за Петей-Пьером, но вернулась буквально через пару минут. - Мне велено дать тебе кое-какие разъяснения по делу, - сказала она, это, между прочим, большой шаг навстречу со стороны Петра Петровича. - По-моему, самый большой шаг навстречу он сделал тогда, когда согласился на то, чтоб меня упереть. Это не ты, случайно, ему насоветовала? - Нет, вовсе не я. - А почему он сам не стал давать разъяснения? - Потому что ему некогда. Нам предстоит пересадка. На менее крупное, но более безопасное судно. Ему надо связаться с этим судном. - Стало быть, ты тут его правая рука? Раз доверяет тебе давать разъяснения заложнику? - Он доверяет мне потому, что в данном деле я лучше его понимаю ситуацию. - Даже так? - Именно. Начну с того, что кое о чем тебя спрошу. Тебе такая фамилия, Рудольф фон Воронцофф, не знакома? Я поскреб в затылке. В общем-то фамилия была мне знакома, и слышал я ее относительно недавно. Притом слышал от Чуда-юда. Вот только в том или в этом потоке времени - позабыл. Где-то близко от этой фамилии в моей памяти дрыгалась и фамилия Куракин. Правда, я почему-то помнил, что между этими представителями аристократических эмигрантских фамилий пробежала черная кошка. А может, мне это само придумалось или было кем-то продиктовано забыл опять-таки. Но самое главное, я с пребольшим сомнением относился к тому, стоит ли информировать Элен хотя бы о том, что я помню. - Где-то слышал, - сознался я, давая понять, однако, что ни шиша мне эта фамилия не говорит. - Слышал, не сомневаюсь, - чекистские интонации Танечки, прозвучавшие в абсолютно Ленкином голосе, в другое время могли бы и позабавить, но только не сейчас. - А ты в курсе того, что Воронцов или Воронцофф, как его теперь произносят, главное препятствие на пути твоего доброго батюшки? - Нельзя сказать, чтобы совсем в курсе, но догадываюсь. Правда, пути у Чуда-юда шибко неисповедимые, и на каком именно залег Воронцов,- не знаю. - Скажем так - на главном. Твоему папочке нужны 37 миллиардов, которые, строго говоря, принадлежат мне. - Они принадлежат той девушке, у которой отпечатки пальцев совпадают с образцами, имеющимися в банке, - сказал я довольно безжалостно. - То есть моей жене Вике Бариновой. Ни один суд не примет от тебя иск, где ты будешь утверждать, что вам поменяли души. Реинкарнация - это понятие религиозное, а не юридическое. Фиг докажешь. - Реинкарнация действительно понятие религиозное. А вот реноминация личности - при определенных обстоятельствах, конечно, - вполне доказуема. И подтвердить это дело очень даже можно. Особенно если на процесс попадут кое-какие документы, которые собрал мистер Равалпинди. Из того чемодана, который ты притащил. - А ты, конечно, уже совала туда нос? - Вот именно, только совала нос, а не изучала досконально. Но почти тут же наткнулась на знакомую фамилию - Джаббар-сингх, профессор из Дели. - Понятия не имею, кто такой... Джавад-хана знаю - это сам Равалпинди, согласно пакистанской ксиве. А Джаббар-сингх... Ни фига не помню. - Зря. Я точно знаю, что один раз ты эту фамилию слышал. Помнишь, как почти сразу после твоей первой встречи с отцом, которая прошла на пляже одного подмосковного поселка, где сейчас живет твоя теща Валентина Павловна Чебакова, Чудо-юдо пригласил тебя попить чайку? Это четырнадцать лет назад было, летом 1983-го. Вспоминаешь? - Было такое, помню. Значит, у тебя и от Ленки база данных осталась? - Осталась, осталась! И даже больше, чем думает Чудо-юдо. Так вот, ты-то был всего первый раз в гостях у родителя и даже еще не знал, кем он тебе доводится, а Зинка с Ленкой уже больше года занимались английским языком по его методике. - Ну, знаю... - кивнул я. - Чудо-юдо, если помнишь, их погружал в гипнотический сон, где они видели себя разгуливающими по иностранным городам. В том числе и в Индии "побывали", где встречались с Джаббар-сингхом. - Да, - припомнил я этот эпизод из жуть какого давнего прошлого, - он тебе... то есть натуральной Ленке, порекомендовал заниматься йогой и передал список телефонных номеров. - У тебя, оказывается, склероз еще не на последней стадии, - съехидничала Элен. - Так вот, тогда милый "педагог" убеждал этих дурочек, будто все это происходит в программированных снах. Примерно таких, как те "Сны для Димы и Тани", которые нам Чудо-юдо транслировал через микросхемы во время наших подземных прогулок на Хайди. - А на самом деле? - На самом деле это были реальные контакты. Правда, в искусственной реальности. И методику этих контактов разрабатывал профессор Джаббар-сингх. Причем товарищ Баринов несколько месяцев пробыл в Индии и прекрасно поработал там в клинике Джаббара, где изучались многие психо-физиологические и нейролингвистические аспекты йоги. Потом Джаббар несколько раз был в СССР, и они работали в личной лаборатории Баринова там же, на даче. Так что, "хинди, руси - бхай, бхай!". - Понятно, - сказал я, несколько опережая рассказ, - и Сергей Сергеевич где-то гам, в Индии, наследил... А Равалпинди нашел этот след. - Да, только не в Индии, а в "родном" Пакистане, где ему помогли в этом тамошние спецслужбы. Дело в том, что в 1987 году Джаббар-сингх был убит какими-то странными грабителями, которые так усердно заметали следы, что сожгли весь дом. Считалось, что весь архив сгорел, ан нет... Кое-что осталось. И попало к Равалпинди. - Но покамест насчет доказательств твоей реноминации - туго, - заметил я, - все это интересно, но не более того. - В бумагах, которые находятся в чемодане Равалпинди, - жестко сказала Элен, - есть реально работавшая схема "прибора переселения душ" или, как называет его наш общий знакомый Сорокин, ППД, разработанного совместно Чудом-юдом и Джаббаром, причем на схеме есть рукописные пометки Баринова. Сохранилась также их рабочая тетрадь или журнал, где зафиксировано, что первую успешную реноминацию личности они осуществили еще в 1981 году. А Сарториус, тогда уже работавший за рубежом, получил информацию о том, что это достижимо, именно через Джаббара. По сути дела, до самой смерти Джаббар, как и ряд других людей, был связником между Чудом-юдом и Сарториусом. - Дурдом в натуре! - вздохнул я. - Только ты ведь начинала с Воронцова, вроде бы... При чем тут он? - Не все сразу. Наверно, тебе Чудо-юдо толком не объяснил, почему он зарядил меня в Ленкину шкуру и отправил во Францию? - Скажем так: объяснил, но не очень. Поначалу вообще не объяснял ничего, а просто сказал про Ленку, что она не просто дура, а дипломатический скандал. Мол, попросила политубежища у французов на Мартинике, вступила в сотрудничество с князем Куракиным, и теперь ее в любой момент могут затребовать через посольство. Но вообще-то я так понял, что ему надо было прежде всего приобрести в качестве невестки твою, извиняюсь, "шкурку". Ну, а чтобы избежать всякой непредсказуемости, зарядил туда Ленку. Получилась Вика. А Куракину он за ненадобностью отправил тебя, упаковав в Ленкину оболочку. Так получилась мамзель Элен. - В общих чертах, может быть, так оно и прикидывалось, - нахмурилась Шевалье. - Но всех подробностей тебе папочка не сказал. Потому что если б сказал, то поставил бы свою жизнь под очень серьезную угрозу. - Не понял... Ты что, намекаешь, что я мог на него руку поднять? - Ты ведь уже поднимал один раз, помнишь? Когда нажал кнопку в самолете у Перальты. Я ведь даже помню, как мы падали в море с парашютом. Ведь с тобой в тандеме было именно это тело. - Элен ласково похлопала себя по бедрам. - Ладно, что там было - дело прошлое. Ты лучше скажи, с чего это я должен был так обидеться на отца, чтоб до смертоубийства дойти? - Видишь ли, меня он отправлял практически на смерть. Как камикадзе. Потому что я должна была убрать сразу двух основных его противников. Воронцова и Куракина. - Но ведь у Ленки не было микросхемы, - припомнил я. - Она была у Танечки... - Точнее, у Вик Мэллори, - поправила Элен, - носитель-то ее, все-таки. От настоящей Танечки сейчас и порошинки не найдешь. Но, в общем, это не важно. Обмен доминантных "я", или "обмен душами", если по-простому, он провел почти сразу же, как только вы с Ленкой попали к Кубику, сразу после своего прибытия в Эмираты. Помнишь, шприц-тюбик в плечо - и капитальный сон. На неделю, между прочим. И микросхему он поставил мне еще до того, как ты отправился в Афганистан. Потом вы с Викой улетели в Москву, а через два дня меня послали в Париж... - Значит, ты еще была там, у Кубика? - заинтересованно спросил я. - А мне он сказал, будто отправил Ленку еще до того, как я к Ахмад-хану полетел... - Врал. Он всегда врет и особо не краснеет. Иногда признается, что брешет, иногда - нет. Когда не признается, то его фиг поймаешь, а когда признается, то может легко доказать, что это была "ложь во спасение" или с иными благородными целями. - Теперь понятно, почему он задержался в Эмиратах, а не полетел вместе со мной и Викой... - пробормотал я. - Он тебя переправлял? - Менял, если быть точнее. Он поставил Куракину условие, верну Елену, если обяжешься оказать помощь в возвращении "бриллиантовой Богородицы". Помнишь такую икону? - Только слышал, что она является паролем для фонда О'Брайена. - Правильно. Чудо-юдо и вы с Ленкой очень много накопали про этот фонд. И нахватали много такого, что было необходимо для владения и распоряжения им. Но не знали всей системы допуска к фонду. В 1994 году, когда ты лазил со мной в "Бронированный труп", мы все - и Чудо-юдо - знали только о компьютере дона Хименеса, из-за которого погибла моя биомама - Бетти Мэллори... - Теперь твоя биомать - Валентина Павловна Чебакова, - заметил я. - Не перебивай, - досадливо отмахнулась Элен, - тем более - не по делу. Про икону, про два ключа с надписями "Switzerland" и "Schweiz" тогда еще не знали. Поэтому, когда Чудо-юдо, вооружившись свидетельством о нашем с тобой браке, то есть, естественно, о браке между Вик Мэллори и Анхелем Родригесом, прибыл в Цюрих с доверенностью на ведение моих дел, которую я ему выдала вместе с образцами отпечатков пальцев, ему сказали: "Стоп! А икона твоя где?" Точнее, просто сообщили, что всего этого недостаточно для предоставления доступа к абонентскому сейфу. И разговаривать дальше не стали. Его вообще могли задержать за попытку мошенничества, но он, слава Богу, не стал упираться. - Он склизкий, его так просто не поймаешь! - Точно так же вслед за ним обломился и Сарториус. Но хуже всех влетел Воронцов. Ему какие-то молдаване пообещали раздобыть икону еще в 1992 году, но тогда все сорвалось из-за того, что вот этот самый Петя, с которым ты только что беседовал, совершенно случайно, можно сказать, по пьянке, украл эту икону из поезда у связника-курьера... - А я думал, что он налетчик... - Он и есть налетчик, самый типичный. У него старая 146-я, и старая 102-я со смертным приговором. Но тут он только что освободился, был в веселом настроении и немного пошутить захотел. Зашел в купе, увидел спящего мужика, у которого под головой лежал "дипломат", представился его коллегой по работе присутствовавшим при сем попутчикам спящего и забрал кейс, где лежала икона, за которую Воронцов обещал пять миллионов баксов молдаванам, а те сулили три бандитам, которые украли ее из монастыря. Молдаванам, между прочим, Воронцов уже хороший аванс выплатил, наличными. Триста тысяч баксов. А денежки эти пропали. - Постой-постой! - воскликнул я. - Ты ведь, по-моему, в 1992 году в Приднестровье обреталась... - Честь имела... - с некоторой двусмысленностью в интонациях и словах произнесла Танечка устами Элен. - Но быстро потеряла. Четырнадцать трупиков набомбила в боях за... забыла, за что. Между прочим, с бандеровским "трезубом" на кепи ходила поначалу. Классно вся эта война смотрелась! Иногда казалось, сон или киносъемка какая-то. Представляешь: в одной траншее иногда оказывались с казаками и гвардейцами Смирнова! Казаки с беляцкими шевронами, наши - один к одному УПА, а смирновцы - в советской форме, причем на треть - молдаване. А "румыны", между прочем, тоже, если на то пошло, на треть или больше - русские или украинцы... Ладно, это к слову пришлось. Надо про баксы сказать: это их Толян с Андреем-цыганом нашли. - А-а! - вспомнил я. - Про это я слышал. Три года назад мне Чудо-юдо давал послушать запись твоего допроса. Правда, ты тогда говорила, будто это сейф кооператива был... - Про то, что эти деньги были авансом, который Воронцов выплатил молдаванам, я совсем недавно узнала. Потом ты знаешь, что было: Толян деньги увез, Андрей-цыган меня шантажировать начал, пришлось заказы исполнять... Насчет Кости Разводного я подоплеки дела и сейчас не знаю, а вот Адлерберга - от Воронцова заказ пришел, это точно. Он Чуду-юду мог еще загодя про иконку рассказать подробно, но не успел. Я вспомнил, как три года назад увидел расколотую голову в густых, вишневого цвета потеках, а потом, пытаясь перехватить киллера на отходе, вбежал в скверик, где сидела рябенькая брюнеточка с томиком Тютчева в руках... А скрипичный футляр рядом с ней, как позже выяснилось, содержал в себе высокоточный стрелковый комплекс: 9-миллиметровую снайперскую винтовку с лазерным прицелом, известную в народе как "винторез". - Увел ты меня куда-то в сторону, - проворчала Элен должно быть, и ей чего-то лишнее припомнилось. - Мне ведь надо поторапливаться, между прочим. Итак, Воронцов выплатил в 1992 году аванс, но иконы не получил. Зато хорошо узнал кто нацелен на фонд в России. Деньги ему молдаване, конечно вернули. Однако больших шансов на то, что икона найдется, не видел. Я думаю, что он даже смирился с тем, что не доберется до фонда О'Брайенов. Но тут в 1995 году его уведомляют, что икона нашлась, а в распоряжении его доброго знакомого князя Куракина находится Елена Баринова, которая может расшифровать коды и пароли, спрятанные в башке у гражданина Баринова-Родригеса. Те самые, без которых, даже получив допуск с помощью иконы, ключей и отпечатков моих - то есть теперь уже Викиных пальцев, с фондом ничего поделать нельзя. - Ну, тут все ясно. - Мне припомнились прошлогодние события, правда, происходившие еще в прежнем потоке времени, а потому, возможно, чуть-чуть изменившиеся в нынешнем. - Не знаю, не знаю... - покачала головой Элен. - Во-первых, там, где нашлась эта икона, произошли разные неожиданные события. Она ведь нашлась только потому, что наш общий знакомый Петя, или Гладышев Петр Петрович, по кличке Клык, сидя в одной провинциальной тюрьме и дожидаясь расстрела за четыре убийства, решил сознаться в том, что сдуру похитил икону, и написал небольшую записку-малявочку в адрес уголовного авторитета Вовы Черного, который организовал кражу иконы из Ново-Никольского монастыря с целью загнать ее молдаванам за три миллиона баксов. Однако записочка была перехвачена и попала в лапы стража областной законности прокурора Иванцова. Личность омерзительная и насквозь коррумпированная. Более того, благодаря мощным связям в Москве и умению ловить на крючок местное чиновничество на какое-то время Иванцов ощутил себя первым лицом в губернии. Он попросту обложил данью криминальные группировки, умело стравливал их между собой, выступал в роли арбитра при распределении сфер влияния, даже заказывал убийства. - Прокурор - глава мафии? - удивился я. - В "Спруте" хоть адвокат был, а тут уж совсем лихо... - Нынче все бывает. Так вот, Иванцов переговорил с Черным и, узнав, каких денег стоит икона, решил ее прибрать. Дело в том, что Клык, когда сознавался, надеялся на то, что Черный каким-нибудь невероятным образом его вытащит из тюрьмы. Хотя бы для того, чтобы покарать за кражу. И Черный действительно собирался выкупить Клыка у Иванцова. Но тот не хотел делиться. Он подставил Черного под удар его главного конкурента - некоего Курбаши, и Вова со своей командой был расстрелян в упор. А Клыка Иванцов действительно вытащил из камеры смертников, спрятал у себя на даче, а кроме того, составил фиктивный акт о приведении приговора в исполнение. После этого он отправил Клыка под охраной трех вооруженных бойцов, служивших в охране фирмы "Русский вепрь", принадлежавшей жене прокурора, на так называемое Черное болото, где приговоренный закопал "дипломат" с иконой. Но Клык умудрился уложить этих трех бандитов и сбежать, захватив их оружие и свою, так сказать, "нычку". - Ловок, должно быть... - Так точно. В общем, Клыка долго ловили, но так и не поймали. К тому же Курбаши оказался его корешком по зоне, дал ему приют на пару недель. Потом Иванцов вычислил, где прячут Клыка, послал туда ОМОН. Курбаши в перестрелке погиб, но перед этим дал Клыку более-менее приличные документы и адресок некоего Цезаря, связанного, между прочим, с вашей чудо-юдовской конторой... - Что-то не припомню такого... - засомневался я. - А ты думаешь, что знал всех, с кем работал Чудо-юдо? - Всех не всех, но многих... Ну а что с Клыком дальше было? - Он сумел добраться до Москвы в обществе двух дам - Веры, своей нынешней жены, и ее приятельницы Нади. В столице они остановились у Вериной однокурсницы Инны. Но при этом по случайности встретили Гешу, еще одного бывшего студента, который в свое время отсидел срок за кражу икон, а на тот период возглавлял крупную банду, которая занималась и рэкетом, и грабежами, и подпольной торговлей антиквариатом. А тот как раз был предупрежден людьми Иванцова, что Клык с иконой может появиться в Москве. Когда Клык ушел по адресу, который ему дал Курбаши, на квартиру Инны произошел налет. Его совершили ребята Геши. Они задушили Надю и Инну, но Вера достала автомат Клыка и расстреляла всех, кто ворвался в квартиру. А потом собрала вещички и отправилась следом за Клыком. В общем, они встретились у Цезаря, и тот уже, зная, что за ними охотятся, в конце концов вывез их за границу. Во Францию. - Та-ак... Все ближе к Куракину. - Именно так. Куракин в то время очень сильно разбогател, и ему понадобилось немного сократить даже свои официальные доходы. Для этого ему потребовались подставные лица, к тому же слабо ориентирующиеся в бизнесе и плохо знающие (а лучше и вовсе не знающие) французский язык. Поэтому он с удовольствием принял нелегально въехавших во Францию Петю и Веру, оформил им французское гражданство в заморском департаменте Мартиника, где у него были отличные отношения с чиновниками. - Так же, как до этого тебе... - Не мне, а твоей любимой Хавронье, - уточнила Элен. - Куракин оформил им брак, как месье и мадам Князефф, а после чего попросту переписал на них "излишнюю" часть своей недвижимости в разных странах мира. Конечно, всем этим хозяйством продолжал распоряжаться он сам, а Клык только ставил подписи, где приказывали. - Зиц-председатель Фунт, - припомнил я известный мне аналогичный случай. "Я сидел при Александре Освободителе, я сидел при Александре Миротворце, я сидел при Николае Кровавом..." - Димочка, - строго произнесла Элен удивительно Хрюшкиным голосом, перестань отвлекаться и ерничать! И не надо пялиться на мои коленки! - А тебя это волнует? - Да, волнует. Потому что спинной мозг у меня Ленкин... В общем, гляди куда-нибудь в другое место, а то по шее получишь. - Мовчу, мовчу, мовчу! - с несколько утрированным испугом процитировал я деда Ничипора из самого любимого фильма моего детства - "Свадьбы в Малиновке". - Ой, - вздохнула Элен, - как же с тобой трудно разговаривать! Надо много сказать, а времени в обрез. Хорошо еще, что с пересадкой что-то замедлилось... - А может, как раз нехорошо? - спросил я, уже не хихикая. - Сплюнь, накаркаешь. В общем, продолжаю. Самое занятное обстоятельство в этом деле: Чудо-юдо был в хороших отношениях с Цезарем, но понятия не имел о его контакте с Куракиным. Хотя прекрасно знал о том, что "Принс адорабль" не столько торгует фруктами, сколько наркотиками, и о том, что Куракин финансирует секретные научные работы, аналогичные тем, что ведутся в ЦТМО. А Цезарь, оказывается, создал в целях отмывки денег, вырученных от транзита наркотиков через Север России, торгово-закупочную фирму "Polar oranges". Опять-таки на подставное лицо, конечно. В Париже его деньгам было не очень спокойно, и тогда Куракин, который не без помощи Воронцова узнал о том, что Цезарь в хороших отношениях с Чудом-юдом, решил прибрать его к рукам. Как именно налаживались эти контакты, теперь не спросишь, но так или иначе Куракин предоставил Цезарю возможность хорошо отмыть и вложить свои наркобабки. - Цезаря грохнули? - Да, и судя по всему - совершенно случайно. Девушка Люба - кстати, первая и самая целомудренная любовь Клыка - стала работать на заказы. Как я когда-то, только на другую контору. Однажды она увидела человека, который ей много лет назад поломал жизнь. Она захотела отомстить, пошла за ним по пятам, но выстрелила нечаянно, споткнувшись о корень. Пуля полетела неприцельно и угодила в чемоданчик, который нес ее обидчик, встречавшийся по делам с Цезарем. А в чемоданчике был пластит. Это произошло весной 1996 года. Кое-кто тогда понял эту историю, как целенаправленную акцию Чуда-юда. Потому что некий Антон Борисович Соловьев постарался создать именно такое впечатление. И у Чуда-юда пошла полоса неудач. Началось с того, что эта самая Люба-киллер, которая поехала в Европу с заказом на Воронцоффа, угодила к Куракину. Как именно - не знаю. Пока. Потому что это осталось в памяти Ленки, которая теперь Вика. Но, насколько мне представляется, она сама сдалась. На это Петя намекал как-то раз. Тут роковую ошибку совершил Куракин. Он решил приставить ее в качестве соглядатайши к супругам Князефф. - Надеялся, что она будет присматривать за ними? Чтоб не начали разбираться в своих правах на имущество? - Да. А твою Ленку пристроили обучать их французскому. Рассчитывали, что они выучат его в пределах начальной школы. Но они его выучили гораздо лучше. - Понятно... Ленка новую методику применила небось. - Естественно. Но тут Куракин узнал о том, что ты нашелся на Гран-Кальмаро. Кроме того, с ним наладил контакты Сережа Сорокин и рассказал много интересного насчет иконы и фонда О'Брайенов. Что и как было после того, как ты "вышел на бис", наверно, лучше меня знаешь. Ну а теперь заключительный этап. Чудо-юдо, вернув меня, уже знал, что икона лежит в сейфе у Куракина, и понимал, что тот водит его за нос, утверждая, будто ее ищет. Он просто хотел по ходу переговоров выманить у Чуда-юда побольше секретов. А заодно - заполучить в свои руки хотя бы дубликаты ключей, копию компьютерного досье с паролями и кодами банков и счетов фонда. И поэтому он решил не ждать милостей от природы. И пожертвовать такой пешкой, как я, ради мата Воронцову и Куракину, поскольку они должны были встретиться на вилле под Амьеном, формально принадлежавшей Пете и Вере. Дело в том, что Воронцов и Куракин уже столковались насчет совместного использования фонда. В общем, я должна была приехать туда и уничтожить обоих. Оружие и все прочее должен был передать оператор ГВЭПа, который, как я понимаю, получил приказ управлять мной на расстоянии и ставить имитации для охраны их сиятельств. Ему я должна была передать икону, после чего он парализовал бы мне дыхание или устроил инсульт. - Его, случайно, не Богдан звали? - спросил я. - Именно так. Я ничего не смогла бы сделать, если бы не случайность. Куракин решил, что пора убрать Князевых. И приказал это сделать Любе, которая числилась служанкой. А Люба его зарезала... Встреча сорвалась, Богдан с санкции Чуда-юда вернулся домой, а я, Клык, Вера с малышом и Люба вместе с иконой сели на личный самолет Куракина - он тоже числился принадлежащим Клыку - и улетели на Гваделупу. - Дружная у вас семья, - произнес я не без ехидства, но Элен на это не отреагировала. - На Гваделупе нам тоже стало неспокойно, - сказала она. - Уже через два дня появились какие-то подозрительные типы, которые стали отслеживать виллу, которая формально принадлежала Пьеру. А потом явился Сергей Николаевич и предложил нам срочно эвакуироваться на танкер. - Значит, все-таки он здесь главный? - Не совсем так. Он просто организовал нам поездку на этом корабле. То есть помог нам незаметно перебраться сюда под прикрытием имитационной картинки, обработал капитана и всех остальных таким образом, что они не обращают на нас внимания. Даже взятки платить не надо. Но главный на корабле, конечно, капитан. А самого Сорокина здесь нет. Есть несколько человек из его компании. Старший над ними - некто Фрол. - Фрол... - Я вспомнил, что на заимке у Лисова был такой сорокинец, бывший майор, ставший бандитом, а потом перебежавший к Сарториусу. Даже хотел сказать: "Знаю такого!", но вовремя сообразил, ведь на заимке Лисова мы встречались в другом времени. - Тебе что-то говорит это имя? - Элен четко засекла отражение этих размышлений на моем лице. - Не знаю, - произнес я уклончиво, - пока не увижу в лицо - не скажу, встречались где-то или нет. Фроловых в России и зарубежье полно, и каждому второму уголовнику с такой фамилией дают кличку "Фрол". Так что поспешных выводов делать не буду. - Ладно. Заканчивую информацию: Сарториус намерен перевести нас отсюда на свое судно. Оно где-то близко, вот-вот должно подойти. - Но почему-то задерживается... - задумчиво произнес я. - Понятно. Ну, ладно. Поговорим о неприятном. То, что меня похищал из-под Москвы Сарториус, - это однозначно. Для меня даже не тайна, как он сумел это сделать. Настроился на канал РНС, закамуфлировался, как всегда, и принялся управлять... - Этого я не знаю, - почти откровенно, как мне показалось, промолвила Элен. - Мне известно, что вас сюда выгрузили ночью с вертолета. А откуда он прилетел, не информировали. - А Клык в курсе дела? - Не думаю. Сарториус не любит, когда все нараспашку. - Но мне-то ясно, что он хочет либо выторговать процент от фонда О'Брайенов, либо, при удобном случае, вообще все прихватить. Я - заложник для подстраховки от силовых действий Чуда-юда, Ваня Соловьев - для гарантий со стороны его папы Антона Борисовича, который, как я понимаю, работает на "джикеев". А вот от вмешательства Воронцова такой гарантии нет. Хотя он, вроде бы, и контачил с Соловьевым-старшим, но Ванино здоровье ему по фигу. - Соловьев-старший, - сказала Элен, - это и есть гарантия против Воронцова. Потому что именно Антон Борисович очень осложнил финансовое положение Чуда-юда и ведет против него эдакую тихую и скромную войну. Почти везде, где только может. Но что еще более неприятно для твоего папаши, он очень активно "копает" под него по всему миру. Равалпинди только один из тех бывших деловых партнеров Чуда-юда, которого Соловьеву удалось перекупить. Есть еще десяток, не меньше, которые уже сейчас готовы предать, поскольку чуют, что доходы падают. Вполне возможно, что подберут ключики даже к Перальте, Кубику, Доминго Косому, Иванцову... Все это очень сильно помогает Воронцову, который, конечно, намного хуже разбирается в делах Баринова, чем Соловьев. И без совета с ним Рудольф Николаевич шагу не ступит. А потому не станет бросать боевиков на танкер, если появится угроза для Ваниной жизни. - Но он, как выражаются в приличном обществе, тоже не "верхний". "Джикеи" могут и сами поработать... - Куракин, между прочим, в свое время тоже их побаивался. И взялся изучать их делишки. И когда пытался подружиться с Сарториусом, то обменялся с ним информацией. Выяснилось, что у "G & К" тоже дела неважнецкие. По сути дела, они раздроблены на четыре враждующие группировки, каждая из которых постепенно уплывает в легальный бизнес. Со своими деньгами, естественно. Включение России в мировой рынок вызвало серьезный промышленный бум в Штатах, как и вообще на Западе. Есть возможность, не рискуя башкой и не конфликтуя с законом, наворачивать прибыли. Но при этом не хочется отстегивать денежки на общак, который они создали вместо фонда О'Брайенов. А именно оттуда финансировались работы по тем же препаратам серии "Зомби", по ГВЭПам и иной психотронной технике. То есть бывшая клиника Джона Брайта, на базе которой Малькольм Табберт создал нечто вроде нашего ЦТМО. И обозвал его так, чтоб все подумали, будто это сборище шарлатанов: "John Bright centre of occultism, parapsychology and scientology". - Малькольм Табберт... - Я наморщил лоб, вспоминая. - Фамилию вроде слышал. - Наверно, от Хрюшки, - хмыкнула Элен, - она, как мне помнится, когда-то учила русскому языку детей Джека Табберта, "голубого" миллионера... - Точно, точно! - припомнил я. - Ленка еще говорила, что он на лесбиянке женился, и они детей себе через пробирку заводили. И еще она говорила про его дядюшку, который взорвался на какой-то секретной научной установке... - Это Гордон Табберт. Кстати, вместе с ним когда-то работал Куракин. А Малькольм - его сын. Двоюродный братец Джека, получается. Примерно твой ровесник, но башкой Бог не обделил. В Принстоне преподавал. Занимался биофизикой, изучал влияние космических излучений на энергопотенциал клеток мозга, в Хьюстоне поработал, выполнил несколько совместных работ с Милтоном Роджерсом, царствие ему небесное, о котором ты тоже, поди-ка, слышал. - Тесен мир! - удивился я. - Этот самый Роджерс общался не со мной, а с Майком Атвудом, но память у меня осталась. Особенно построенная им компьютерная модель, объяснявшая причину исчезновения "Боинга" в Бермудском треугольнике. Электромагнитные вихри, следы какие-то в ионосфере остались. Он тогда, по сути дела, открыл принцип действия перстней Аль-Мохадов. - Ну, это сильно сказано, - скептически поджала губы Элен, - просто высказал предварительную гипотезу. Остальное не успел, потому что попал в автокатастрофу. Чудо-юдо, Зинка с Ленкой, а особенно Вася Лопухин гораздо серьезнее продвинулись. А мы, то есть, конечно, ты и Таня, - совсем далеко зашли. Помнишь? - Это ты про то, как мы сперва в плазменный "бублик", а потом в светящиеся "морковки" превращались, а Сарториус нас ГВЭПом перехватывал? Ты тоже об этом помнишь?! - Да. И не думай, что это был сон или имитационная картинка. Сарториус это сделал, хотя и сам не знает, как у него получилось. Потому что когда он стал все это обсчитывать, то выяснил: ГВЭП, которым он пользовался, не мог взять всю энергию. Он должен был взорваться. И самое главное, порядок действий, который он применил для того, чтобы поймать плазменный тороид, для него самого был непонятен. Ты улавливаешь суть? - Улавливаю. Им управлял кто-то, ты это хочешь сказать? - Да. И это был не Чудо-юдо. Тот тоже понятия не имел, как все получилось. Догадка у меня возникла внезапно, но высказать ее я не успел. Потому что в этот самый момент отворилась дверь, и вошел Клык. ПЕРЕСАДКА - Значит, так, - сказал Петя. - Просьба ни о чем не беспокоиться и топать за мной. Предстоит пересадка. Гражданин Баринов, надеюсь, что вы не будете дрыгаться и пойдете нормально, без пинков и наручников. - Само собой, культура прежде всего. Видимо, не очень надеясь на мою честность, Клык все же приставил ко мне двух молодцов, которых я мог видеть на "Торро д'Антильяс" в прошлом году. По крайней мере, они были очень похожи на тех, которые там были. Эдакие пираты конца XX столетия, с многоцветными татуировками, стриженные под ноль, в кожаных шортах и трепаных джинсовых безрукавках, с "хеклер-кохами" в руках и наручниками на поясах. Ну, само собой, в черных очках, закрывавших половину рожи. На мою морду очень быстро надели черный мешочек и довольно плотно взяли за локти. Потом быстрым шагом вывели из каюты и куда-то повели. Молча, без комментариев. Голосов Элен и Клыка, а также каких-то иных шагов, кроме своих собственных и сопровождающих, не слышалось. Должно быть, они остались в каюте или пошли оттуда другим маршрутом. Дышать в мешке было вполне возможно, но видеть через него - ни хрена. Конечно, понять, куда именно тащат, мне не удалось. Слишком много раз молодцы меняли направление движения. Правда, в основном, как мне кажется, мы спускались по каким-то трапам. Провожатые были ребята заботливые, все время поддерживали, чтоб я не сверзился, а ежели на пути попадался порог, то ловко подхватывали меня под руки и переносили на ровное место. Ни разу не дали запнуться. Минут через десять-пятнадцать бойцы, судя по свежему ветерку с легким нефтяным душком, вытащили меня на верхнюю палубу танкера. По ней мы прошли совсем недолго. Я услышал знакомое тарахтение вертолета, который находился где-то поблизости, судя по всему, уже зависал над танкером. Стало здорово обдувать сверху. Рев двигателя и свист лопастей нарастали с каждой секундой. Потом послышалось что-то вроде приглушенного "бумм!" - вертолет сел на палубу, точнее, на плетенный из канатов просторный мат круглой формы. Именно по этому мату меня подвели к вертолету - я его только ногами почувствовал, а затем подсадили в кабину. Там меня быстренько пристроили в какое-то кресло и пристегнули ремнем. Потом одного за другим стали сажать еще кого-то, судя по всему, тоже не добровольных пассажиров. Мои руки, правда, были свободны, но сдернуть мешок с головы я не решился - не стоит обострять. А то еще наденут наручники, по которым я вовсе не скучал. Рядом со мной, слева, видимо, находился борт вертолета с иллюминатором, а справа уселась Элен. Это я догадался по запаху духов. Кто сидел впереди, а кто сзади, мне было неизвестно. Потом лязгнуло - вертолетчики задвинули дверь, еще через несколько секунд двигатели вертолета прибавили оборотов, пол кабины дернулся - снялись. Машина, должно быть, была мощная, взлетела легко, даже не почуяла, что приняла на борт около двух десятков человек. Правда, сколько народу уселось, я точно не знал, но, судя по топоту при погрузке, в вертолет село никак не меньше двадцати персон. Я прикинул: нас, "гостей", так сказать, должно быть семеро. Элен, Клык с двумя бабами и ребенком - уже двенадцать. Экипаж - минимум двое - это 14. Ну и охранники Клыка - трое, вот и выходит 14 рыл. Полет сам по себе продолжался совсем недолго, едва ли больше пятнадцати минут. Но вот высадка заняла довольно много времени. Дело в том, что вертолет не приземлялся на палубу, а просто зависал над ней метрах в двух. Не знаю, как остальных, но меня лично заставили вылезать, пятясь и свесив ноги вниз. При этом поддерживали за плечи изнутри кабины, чтоб я не вывалился слишком быстро. Я понятия не имел, сколько метров до земли, воды или палубы, а потому немного волновался. В конце концов, мне ведь никто не давал гарантий, что этот полет не завершится на Акульей отмели, куда падать даже с двухметровой высоты очень опасно для здоровья. Но это были зряшные опасения, ибо стоявшие под брюхом вертолета граждане - отважные ребята, однако! - благополучно сцапали меня за ноги, подхватили на руки и, поставив на палубу, тут же повели (скорее поволокли все-таки) внутрь судна. Меня сгрузили с вертолета не то седьмым, не то восьмым, поэтому о том, что пересадка завершена, я узнал лишь после того, как судно, на которое нас перегрузили, перестало дрожать от работы машин на холостом ходу, завертело винтами и двинулось в абсолютно неизвестном для меня направлении. Мешок с меня сняли несколько раньше, еще тогда, когда я очутился в запертой каюте, намного менее удобной, чем та, куда меня поместили на танкере. К тому же тесной. На танкере был дворец со всеми удобствами, а тут - хрен знает что, какая-то душная клетушка, да еще и темная к тому же. Потому что иллюминатор был задраен снаружи штормовой крышкой. Правда, вентилятор работал и духоты не ощущалось, но все же кайфа от нового места пребывания я совсем не испытывал. Прямо скажем, очень мне не понравился этот, грубо говоря, "обмен жилплощади". Если так пойдет дальше, то можно и в подвале с крысами очутиться... Тем не менее, надо было сидеть и ждать, чем меня еще порадуют хозяева. Часа два или три, точно не замерял, мной никто не интересовался. Я прилег на жесткую коечку - шконка, да и только! - после чего попытался расслабиться и вздремнуть, чтоб время шло не так медленно и чтоб не впадать в излишне тревожные размышления. Но дремота не шла. Мозги переваривали полученную перед этим информацию, пытались вычислить, правдивая она или нет, что затевает Сарториус, какую роль играет в этом Элен, что за парень Клык и вообще чем все может для меня кончиться. Мысли очень туго ворочались. Пожалуй, что весь ворох этих пояснений, которыми меня завалила мамзель Шевалье, отнюдь не улучшил мое восприятие ситуации. Напротив, я многое перестал понимать. И самое главное, что прочно поселилось у меня в душе, - это впечатление невозможности распутать все клубки человеческими средствами. Похоже, что в ситуации присутствовало нечто непредсказуемое и даже... сверхъестественное. Конечно, если принять то, что происходило со мной в параллельном потоке времени, за реальные события, то многое станет понятным и объяснимым. Ведь там даже Чудо-юдо и Сарториус сумели прийти к выводу, что "Black Box" это не просто коробка или ящик, содержащий в себе некий инопланетный прибор или компьютер, а разумное существо. А я по простоте душевной даже решил, что это, извините за мракобесие, черт. Ну, не такой, конечно, как у Н. В. Гоголя, традиционный, с рогами, хвостом, копытами и свинячьим рылом, и даже не такой, как у М. А. Булгакова, с аристократической внешностью и полным человекоподобием, а, скажем, так: некое материально-овеществленное Зло. Потом, правда, когда я уже достаточно долго прожил в нынешнем потоке времени, а Чудо-юдо разубедил меня в реальности того, что со мной происходило, произошло определенное изменение позиции. Тем более что долгое время практически никаких реальных подтверждений моего возвращения в прошлое не было. Также, как их не было у Майка Атвуда, который дважды перескакивал по времени назад. И бедного парнишку долго считали фантазером и придурком. Сейчас я с удовольствием встретился бы с ним и побеседовал о тех впечатлениях, которые он пережил. Потому что если двое разных людей ощущали одно и то же, это уже заслуживает внимания. Но его нет. Его убил Сарториус. Зачем и почему, кстати, я толком не знаю. И этот же Сарториус загрузил в мою память то, что хранилось в мозгах Атвуда. Знал ли он, что именно помнил Атвуд, или списал все по принципу: "Вали кулем, потом разберем!"? Если Сарториус списывал все подряд, то, пожалуй, мог и не просматривать запись памяти Майка. В пользу этого, например, говорит то, что у него было слишком мало времени на все про все. Но, с другой стороны, он должен был загодя знать, что там содержится, иначе на фига ему вообще переписывать что-либо? Очень это непросто - пытаться все осмыслить, когда в башке каша и не знаешь, что в грядущие полчаса может произойти. Конечно, я так ничего и не сообразил, даже не смог по-настоящему ухватиться за какой-нибудь "хвост", выводящий от одного факта к другому. Для начала стих шум машин судна, довольно близко от моей каюты загрохотала якорная цепь, и послышался громкий бултых якоря. Встали. Прибыли на место или ждем кого-то? Щелкнул замок, дверь отворилась, в комнату вошли знакомые молодцы в черных очках, а с ними Клык. - Ну вот, - сказал он с веселой улыбкой, будто мы были с ним закадычными друзьями, и он меня не взаперти держал три часа. - Приехали! Сейчас в последний раз мешочек наденут... Странно, но на этот раз я почему-то не стал пугаться. Хотя то, что прозвучало вслух, нормальный человек мог понять как прелюдию к отправке за борт. Мешок мне надели, но наручники и на этот раз не употребили. Повели тем же порядком, под руки, но в более спокойном темпе. Правда, и на сей раз молча. Никаких разговоров не было слышно даже тогда, когда меня вывели на подвесной трап и сгрузили на небольшое суденышко - катерок или моторку. Тотчас после того, как меня на него погрузили, суденышко врубило движок и, подпрыгивая на небольших волнах, понеслось куда-то. Минут через двадцать оно причалило не то к пирсу, не то к стенке - я это и сейчас не очень различаю, а меня вытащили наверх и повели уже по твердой земле. Не очень долго вели. До моих ушей долетело фырчание автомобиля, лязг открываемой дверцы, а в следующую минуту конвоиры резким движением затолкнули меня на заднее сиденье. Все, как и прежде, делалось молчком, никто даже команд никаких не отдавал. Должно быть, все было уже давно отработано. Трасса, по которой гнали машину эти господа, должно быть, позволяла им ехать с очень приличной скоростью. Вместе с тем регулярные рывки то вправо, то влево заставляли думать, что дорога эта горная и где-нибудь справа от автомобиля довольно приличная пропасть. Вообще-то я думаю, что это даже неплохо - ехать с завязанными глазами, когда водила себя не жалеет. По крайней мере, меньше пугаешься. Через ткань мешка мне не было видно ничего, кроме чередования света и тени, которое показывало, что мы периодически не то въезжаем под сень деревьев, не то даже в какие-то туннели. Последнее можно было определить и по звуку, мотор урчал более гулко. Несколько раз мимо проносились встречные машины, а вот чтоб кто-то нас обогнал - не припомню. Полчаса так ехали, пока не остановились. Мотор не глушили, но через его холостое фырканье донеслось гудение какого-то механизма, не то поднимавшего шлагбаум, не то открывавшего ворота. Потом что-то лязгнуло, автомобиль вновь тронулся с места, но на сей раз и пяти минут не проехал. Въехали под какой-то свод, навес или фиг знает что - потемнело. Дверца машины открылась, меня из нее выдернули и опять повели пешком. Сперва по гулкому коридору или туннелю. Потом по небольшой лестнице, где света стало побольше. Наконец я услышал тихий щелчок нажатой кнопки и слабое гудение с шорохом - раздвигались двери лифта. Меня втянули на слегка пружинящий пол, отодвинули от дверей в глубь кабины. Поднимались меньше минуты. Кабина остановилась, и меня повели по коридору. Почему по коридору? Потому что долго вели, и лампы над головой периодически ощущались - по увеличению освещенности, видимой через мешок. Пахло не подвалом и не тюрьмой - во всяком случае, не российской. Наоборот, ощущался дух какого-то более-менее приличного жилья. Скорее всего, такого, где по крайней мере, ежедневно убирают комнаты, проветривают помещение и протирают пыль, а также, возможно, освежают воздух какими-нибудь патентованными дезодорантами. После нескольких поворотов конвоиры открыли передо мной какую-то дверь, несильно подтолкнули вперед, а затем заперли дверь за моей спиной. Сообразив, что теперь можно снять мешок с головы, я осмотрелся. В общем, это оказалось гораздо лучше, чем подвал с крысами, но немного похуже, чем каюта на том судне, куда меня пересадили с танкера. Так, нечто среднее. Нечто вроде большой кладовки с кондиционером. Правда, койка была застелена бельем, но зато вообще никаких окон не имелось. Свет горел слабенький, где-то на 25 ватт, не больше. Не жарко, не холодно, но скучно. Опять улегся и стал думать. Но думалось плохо, мозги не ворочались. Так и заснул помаленьку. Несмотря на то, что свет в этой самой камере не гасили. Сколько проспал - не понял. Проснулся от большой жажды наоборот. В смысле, от желания исполнить малое, но гнусное дело. Удобств здесь, как и на втором корабле, не имелось, а почки у меня, в общем и целом работали нормально. Постучал в дверь - ноль эмоций. То ли никакой охраны в коридоре не было, то ли ей было по фигу, что я в дверь барабаню. Минут пять долбил кулаками по двери, а потом стал прикидывать, что мне будет, если побрызгаю прямо на пол где-нибудь в углу. Дух, конечно, не лучший будет, но ведь пузырь, извините, не резиновый... Неужели, ежели лень выводить, нельзя было человека парашей обеспечить? Я уже пришел к выводу, что надо поливать угол, когда дверь открылась и появилась Элен. - Чего молотишь? - сказала она строго. - До витру трэба? - А ты как думала? - проворчал я. - Горшка тут нет, забыли установить... - Перепутали, козлы, - хмыкнула она. - Пошли, устрою поприличнее... - Что значит "перепутали"? - удивился я. - Не туда заперли, что ли? - Именно так. Это ж балбесы куракинские. У нас любой вышибала на два порядка интеллектуальнее. Им объяснишь, как надо, а они все поймут не тем местом. Вышли в коридор. Нет, это была, конечно, не тюрьма, но и не вилла типа такой, какой обладала на Гран-Кальмаро Марсела Браун. Больше всего заведение напоминало небольшой отель для среднего класса. Что-то типа "Каса бланки де Лос-Панчос", только намного меньше по площади Коридор был вовсе не длинный, метров на полста от угла до угла, не больше. Правда, потом он уходил за угол и вообще, как мне кажется, тянулся по периметру всего здания, имевшего в плане квадратную форму. Заведение, возможно, когда-то знавало лучшие времена и даже, быть может, ломилось от постояльцев - в последнем, конечно, сильно сомневаюсь. Но в настоящее время, как мне казалось, тут было полное запустение. В коридоре не было никого, и ни за одной из дверей жизни не ощущалось. А на дверях той комнатушки, куда меня запихнули, поначалу была надпись "Cloak-room", не то гардероб, не то камера хранения. На остальных были номера. - Точно, - сказала Элен, когда мы прошли весь коридор до угла. - Болваны есть болваны. Правда, я не лучше. Велела им тебя отвести в конец коридора, а он замкнутый. Ладно, хорошо, что вовремя поправились. Вот эта комната. Тут все не хуже, чем на танкере. Все удобства имеются. Правда, комната с видом на внутренний двор, а не на море. Да оно и не нужно. Отсюда до моря двадцать миль, только раздражать будет. - Ладно, - сказал я, торопясь отыскать заведение, - запирай. - Зачем? - произнесла Элен. - Отсюда не сбежишь. Даже не пробуй, ладно? Напортишь все и себе, и отцу, и Сарториусу. Я это принял к сведению, уже заскочив за заветную дверь. Выйдя с чувством глубокого удовлетворения, я обнаружил, что Элен не ушла. - Проголодался? - спросила она. Конечно, не так, как Хрюшка, хотя и ее голосом. - В принципе, пожевал бы чего-нибудь... - Сейчас сделаем, - пообещала Элен и вышла. Пока она ходила, я убедился, что окошко действительно выходит во внутренний двор, а общий уровень комфорта действительно соответствует тому, который был на танкере. Даже телевизор имелся, который я на всякий случай включил. Хотя бы для того, чтоб узнать, в какое такое царство-государство меня завезли. Однако все каналы были заполнены спутниковыми передачами, за исключением одного кабельного, где в режиме нон-стоп крутилась порнуха, должно быть, немецкого производства, потому что все более-менее связные реплики произносились на языке Гёте, Шиллера и Шикельгрубера. В принципе, картинки можно было и без перевода глядеть, но недолго. Ежели, допустим, вы лет двадцать просидели в большеземельской тундре, куда клубнику со сливками чаще всего забывают доставить, то, дорвавшись до нее, возможно, сможете сожрать килограмм или полтора в один присест. Но ежели вас этой самой клубникой покормить с утра до вечера хотя бы неделю подряд, то вы попросту начнете блевать, едва увидите это блюдо. В общем, когда вернулась Элен, то я уже выключил телевизор. Теперь все мои думы были направлены на подготовку организма к приему пищи. А Элен пришла не одна, с ней вместе была еще одна блондинка, не старше ее. Они катили столик со всякой снедью, негромко болтали и подхихикивали. - Знакомься, Любаша. Это мой бывший муж, Дима, - несколько рекламным образом представила меня Элен. Примерно так дамы показывают друг другу ношеные платья: "Представляешь, я так похудела, что оно висит, как на вешалке... А тебе, Любочка, по-моему, оно будет в самый раз!" - Очень приятно, - сказала Люба, и я вспомнил, что так звали какую-то даму, которая, не выполнив задания по Воронцову, вдобавок сдалась Куракину, а теперь, зарезав князя, пасется около Клыка. Похоже, что с Элен они закадычные подружки. Если учитывать Танечкину начинку, содержащуюся в белокурой Хрюшкиной голове, то Элен с Любашей - коллеги по профессии. Киллер киллеру - друг, товарищ и брат. В данном конкретном случае подруга, товарка и сестра. По полноте, надо заметить, Любаша заметно уступала Элен, поэтому аналогия с платьем была не совсем правомерна. - Взаимно, - ответил я, хотя значительно больше, чем присутствию Любы, возрадовался отбивным с картошкой. Ну а про всякие там бутерброды-салаты и прочие дополнения - клубника со сливками тоже была, легка на помине! - и говорить нечего. Но поскольку дамы собрались разделить со мной трапезу обед или ужин, я определить затруднялся, то я как-то подсознательно испытал сожаление. Вполне мог бы и один все сожрать, в принципе. Некоторое время я помалкивал и только поглощал пищу. Мне было не до рассматривания красавиц. Тем более что одну из них - если брать внешность, конечно, я знал 14 лет и во всех видах повидал. Вторая, наверно, могла бы вызвать интерес, если б я о ней не знал того, что знаю. Валерий Васильевич Куракин не производил впечатление слабака, но эта гражданочка его зарезала. Сколько еще народу, и какими способами было отправлено на тот свет этой милой беляночкой, я не знаю, но можно догадаться, что немало, раз девушке поручили работу за границей. Правда, тут она по каким-то соображениям сплоховала, но вряд ли по гуманитарным. - Хорошо лопает, верно? - сказала Элен, мотнув головой в мою сторону. Сердце радуется. - Сама готовила? - поинтересовался я. - Ну да, жди-ка... - хмыкнула Элен. - Здесь повара есть, между прочим. Здесь ведь готель, как-никак. - А раньше умела вообще-то, - припомнил я, имея в виду не Хрюшку, а Танечку. - Раньше некоторые тоже кое-что умели, а теперь разучились, - очень туманно произнесла Элен. Любаша посмотрела на нее каким-то необычным, но немного обеспокоенным взглядом. Чужая душа, конечно, потемки, однако мне показалось, будто она без слов спрашивает у Элен: "Ты его просто так, от скуки доводишь, или в натуре поиграть охота? А мне тут чего делать?" Элен этот взгляд перехватила, успокоительно и ласково навела глазки на Любу. Что-то знакомое промелькнуло, очень знакомое в выражении ее лица. Ленкино все-таки. Очень быстро припомнилось, когда я такую рожицу впервые наблюдал... Точно! В гидроплане "Каталина эйрлайнз", во время перелета между маленькими необитаемыми Карибскими островками Сан-Мигель и Роса-Негро. На первом из них мы познакомились с Линдой Атвуд и снялись у нее в порнушном фильме, а на втором Ленка с Линдой внезапно воспылали нетрадиционной страстью и занялись любовью в то время, как я охранял их покой от "джикеев". Может, и у этих чего-нибудь такое? Тут мне вспомнился один пример из животноводческой практики. Когда-то давно - мне тогда лет тринадцать было - наш детдом отправили в колхоз, на прополку. Конечно, мы не только работали, но и носились по деревням, потому что в конце концов, лето оно и для отдыха тоже. Не обходилось, само собой, без мелких налетов на сады и огороды, откуда мы восполняли недостаток витаминов. Воспитатели, может, и пытались с этим справиться, но только хрен у них это получалось. Тырили мы молодую морковку, зеленый лук, горох, ранние яблоки и вишню - по мере созревания, так сказать. В большинстве случаев все сходило с рук, потому что засечь нас на деле было очень туго, атасно-стремная служба была поставлена отлично, а ноги мы делали всегда резко, быстро и в разные стороны. Но однажды какая-то бабка, у которой мы скоммуниздили морковку, не поленилась дойти до школы, где мы квартировали, и настучала нашей Лидии Сергеевне, что мол, "белые пришли грабят, красные пришли - грабят, и куды хрестьянину податься?". Лидия без долгих размышлений застроила всю нашу систему и провела бабку мимо рядов на предмет опознания грабителей. Меня, кстати сказать, бабка видеть не могла. Она только Сашку Половинко запеленговала, Андрюшку Васина и Наташку Иванову. Я и еще пятеро погнали совсем в другом направлении, а эти маленько замешкались у забора, потому что Наташка зацепилась юбкой. Пацаны ее отцепили буквально перед носом у бабки, и она их успела хорошо разглядеть. Сначала Наташку вытащила из строя - юбку вспомнила, а потом и Сашку с Андрюшкой. Лидия Сергеевна сразу сообразила, что в этой группе кого-то не хватает, и сама меня выдернула, хотя ребята молчали как партизаны. Бабка и то засомневалась, но мне было неудобно отнекиваться, и я добровольно сознался, чтоб не отрываться от коллектива. Прочих мы не выдали - это западло. Лидия Сергеевна долго вкручивала нам насчет того, что мы совершили преступление, предусмотренное статьей 144-й УК РСФСР, и про гуманность советского закона, согласно которому уголовная ответственность за это правонарушение на нас, 13-летних, пока не распространяется. По-моему, она очень жалела, что мы не совершили преступления в 14-летнем возрасте, потому что тогда нас можно было посадить. Но все же меру наказания она нам придумала и отправила нас работать в свинарник, где, один раз вдохнув тамошнее "амбре", можно было откинуть копыта. Но это все, так сказать, преамбула. Именно в этом свинарнике нам довелось полюбоваться на занимательную картинку, связанную с процессом искусственного осеменения свиноматок. По проходу между загончиками, где содержалось многосисечное свинство, дюжие свинари волокли одного-единственного хряка, у которого небось глаза разбегались от обилия свинячьего женского пола, хотя он и понимал, что всего этого ему не перетрахать до скончания века. Вместе с тем хрюшки визжали от восторга, почти как те дуры, которые балдеют от Майкла Джексона, или их бабки, которые сдергивали с себя блузки при виде Элвиса Пресли. Само собой они приходили в то состояние, которое зоотехники называют "охотой", и теперь им можно было впрыскивать шприцем их будущее потомство. Но поскольку шприц осеменатора был все же не совсем удачной заменой кабану, хрюшки некоторое время не успокаивались. Должно быть, они жаждали не только оплодотворения, но и кое-каких свинско-сексуальных удовольствий, а потому начинали лезть друг на друга, чесаться и кусаться самым противоестественным образом. Может, эти дамы тоже пришли посмотреть, так сказать, на самца, чтоб маленько разогреться, а потом предаться своим личным проблемам? Я вспомнил, как Ленка с Линдой возились на песочке, потом припомнил, что Ленка работала домашней учительницей у детей "голубого" Джека Табберта... А у того, как сама Хрюшка рассказывала, была "розовая" супруга, находившая в Хавронье "мужское начало". Правда, Ленка клялась и божилась, что у миссис Табберт с ней вышел облом, из-за которого тогдашнюю госпожу Баринову вроде бы и уволили, но поди, проверь это! Может, еще тогда чего-то в ней раскрутилось, а потом на Линде продолжилось. И теперь, вполне возможно, не отпускает смешанное "я". - О чем задумался? - прервал мои размышления голос Элен. Оказалось, что я сижу с наколотым на вилку куском отбивной и смотрю куда-то в мировое пространство. - Да так, о жизни... - пробормотал я, поскольку пересказывать свои животноводческие наблюдения не собирался. - Небось Вику вспомнил? - вкрадчиво поинтересовалась Элен. - Тоскуешь? Теперь мне показалось, будто ей очень хочется, чтоб я сказал: "Да, очень тоскую!" Потому что Танечке Кармелюк, сидевшей в Ленкиной упаковке, должно быть, было приятно услышать, что я привязался к ее телу, пусть даже с доминирующим Ленкиным "я". Когда-то Чудо-юдо вычислил, что в Вике осталось 36 процентов Танечки, то есть больше трети, почти 2/5. Да еще 4 процента осталось от Кармелы О'Брайен и Вик Мэллори. Интересно, а сколько в Элен от Хрюшки? - Как тебе сказать... - неопределенно произнес я, отвечая на вопрос, и наконец-то скусил с вилки мясо. Это позволило мне выдержать паузу, необходимую на тщательное пережевывание пищи. Потому что отвечать прямо мне не хотелось. Если как на духу, то я точно не знал, тоскую я или нет. И по чему именно тоскую, тоже не знал. Может, по Ленкиному телу, которое вот тут, рядышком сидело и ухмылялось, а может, по ее доброй и нежной душе, которая вынуждена была страдать от разных нюансов, связанных с перегрузкой на носитель, который она терпеть не могла... - Не то чтобы очень, - решился сказать после того, как прожевал, понимаешь, к новой жене надо привыкнуть. - Вы уж скоро год, как живете, - хмыкнула Элен, - пора бы притереться. - Не так-то это просто, - неожиданно высказалась Люба и помрачнела. Всегда будешь что-то вспоминать и маяться. - Любашка, не надо... - Эти слова, как мне показалось, не могла произнести ни Таня, ни Лена. Потому что они сопровождались каким-то особо нежным поглаживанием Любы по локотку. Но та уже встала и сказала: - Спасибо за хлеб-соль. Пойду отдохну... - Ну чего ты? Останься... - почти умоляющим тоном попросила Элен, и мне стало на сто процентов ясно, что, определяя их отношения, я ни шиша не ошибся. - Нет, пойду, - упрямо произнесла Люба, - вам есть о чем потолковать, а я... Она недоговорила и быстрым шагом вышла в коридор. Элен осталась, но настроение у нее явно испортилось. Она потупилась, нервно побарабанила пальцами по столу. - Иди, - посоветовал я, поскольку мне сейчас не хватало только влипнуть в какую-нибудь межбабскую разборку и заполучить в лице Любы врага. Если она Куракина прирезала, то и меня не пожалеет. Фиг его знает, может, и там она не Клыка пожалела, а Ленку приревновала? То есть Элен, конечно... - Гонишь? - неожиданно сердито сверкнула глазами мамзель Шевалье, - Ты меня гонишь? Вот это была, несомненно, Хрюшка. Только она могла так взъяриться из-за единственного коротенького слова. - Нет, не гоню, - произнес я с легким испугом, - но эта твоя Люба, по-моему, на что-то обиделась... Вам, как бабам, легче свои проблемы уладить. А то перессоритесь из-за ерунды. - Это для тебя ерунда! - сердито буркнула Элен. - Знаешь, сколько тут всего на этой Любе завязано? - Нет, только догадываюсь. - Хочешь, я тебе расскажу о ней, чтоб ты был в курсе? - Ежели это не будет лишним, то пожалуйста. - Во-первых, чтоб тебе было известно: Люба и Клык - земляки, из одной деревни. В детстве дружили, потом это перешло в первую любовь. Чистую такую, не плотскую. Но так получилось, что они разлучились: Клык остался десятилетку кончать в селе, а Люба в город уехала, в техникум. И там с ней произошло несчастье. Какие-то гады ее, девчушку совсем, изнасиловали вшестером. К тому же она от кого-то из них забеременела. Родня ей какого-то жениха срочно подыскала, чтоб "грех прикрыть", выдали замуж. А муж оказался то ли дурак, то ли подлец, чего больше, не скажешь. Люба к тому же вообще после того, что с ней произошло, мужчин не переносила. Ложилась с ним, как на плаху. Ему, конечно, какие-то добрые люди "глаза открыли", он ее бить стал, пил, как свинья. А потом, не знаю, правда ли, нет, но Люба так считает - ребенка уморил. А Люба его убила и в тюрьму села. Там познакомилась с одной крутой девушкой, Соней ее звали... И пошла у них любовь. - Понятно... - Да что ты вообще понимаешь? Они не просто лизались, а по-настоящему любили. - Давай этот вопрос в стороне оставим? - предложил я примирительно. - Я действительно в такой лирике мало что соображаю. - Ладно... В общем, когда они из тюрьмы вышли, то стали жить вместе. Покрутились-повертелись и, в конце концов, приплыли в киллерши. Не знаю, сколько заказов выполнили, но прокололись только тогда, когда их послали на Клыка и Веру. - Ни фига себе... - вырвалось у меня. - Да. И Люба говорит, что вообще-то могла его тогда убить. Потому что не могла Верку видеть. Но Клык ее сумел разоружить, а Соню застрелил. Наверно, мог бы и Любу, но пожалел и отпустил. Потом она уже одна, без Сони работала. Дальше - за кордон отправили, на Воронцова. Он должен был на Лазурном берегу отдыхать. А она случайно увидела Клыка с Верой, которая последний месяц дохаживала. Потом увидела их с Куракиным, а позже Куракина с Воронцовым. Не знаю толком, что в ней надломилось, но она пошла к Куракину и встретилась с твоей Ленкой. Она-то и помогла ей остаться у Валерия Васильевича. Куракин берег ее на всякий случай, как свидетельницу против Чуда-юда. Ведь он параллельно пытался навести мосты и к Сарториусу, и к Баринову, и к Воронцову. Стало быть, надо было подстраховываться со всех сторон. - Резонно. - А поскольку держать Любу во Франции было опасно, он припрятал ее на Антильских островах. Вместе с Клыком, Верой и их новорожденным Юриком. В качестве служанки. Остальное, по-моему, я тебе рассказывала... - Да, только, правда, ты почему-то утверждала, что память о том, как Люба перешла к Куракину, осталась у Ленки, - припомнил я. - Не может быть, - решительно сказала Элен, - я это всегда помнила. - Знаешь, у меня бывают заскоки, но на танкере, несколько часов назад, ты говорила именно так. Может, тебе кто-нибудь эту информацию загрузил позже? - Не пудри мне мозги, а? Какая, в конце концов, разница?! - Ты знаешь, мадемуазель Шевалье, я лично очень волнуюсь, когда у меня в голове или в чьей-либо еще появляется информация, которой раньше не было. Я, например, несколько раз едва концы не отдавал, когда у меня в башке архивированные файлы памяти разворачивались. А Вася Лопухин, между прочим, которого ты, наверно, знала, умер оттого, что у него в голову проник информационный вирус. Это не шутки! - Ладно, подумаю, может, и припомню, откуда все взялось... - наморщила лоб Элен. - Но сейчас о другом. У нас с Любой завязались очень тонкие отношения. С одной стороны, она продолжает нежно и платонически обожать Клыка, но физически... - В общем, можешь не объяснять, - отмахнулся я. - Мне уже ясно. Поскольку девушку в юности слишком интенсивно поимели, она терпеть не может мужиков иначе, как в платоническом виде. А в физическом виде ей нужна твоя мужественная женственность. По этому случаю ты хочешь меня предупредить, чтоб я не проявлял интереса к телу бывшей законной супруги, в котором ты нынче проживаешь, а то Любочка невзначай отрежет мне голову большим кинжалом. - Вовсе нет... - здесь Элен понизила голос. - Понимаешь, она хоть и привыкла общаться только с бабами - причем фактически до меня у нее была только Соня, - вовсе не законченная лесбиянка. У нее по-прежнему живы совершенно традиционные влечения, только они находятся в подавленном состоянии. - А у тебя? - спросил я без улыбки. Элен говорила так, как могла бы сказать кандидат наук Хавронья Премудрая, а не снайпер-диверсантка Танечка Кармелюк. - У меня - это особый вопрос. Сначала дослушай про нее. Сам понимаешь, что степень откровенности у нас с ней очень высокая - на почве интима, конечно. В общем, она призналась мне, что хотела бы узнать мужчину. Но она закомплексована, потому что все ее попытки найти хотя бы партнера, не говоря уже о настоящем возлюбленном, оканчивались неудачей. Мужики - это и к тебе относится, конечно! - жуткие эгоисты. Большинство из них, почуяв, что дама проявляет к ним интерес, стараются действовать побыстрее и понахальнее. А для Любы все это - лишнее напоминание о своей трагедии. Одна неосторожная, слишком грубая или жадная ласка, сопровождаемая ощущением пьяного или выпившего мужчины, его запаха, например, может привести ее в ярость. При этом она запросто может избить или даже убить мужчину. Ну минимум прогнать. С другой стороны, она ведь по-прежнему любит Петечку-Петюнчика, то есть Клыка, и тихо страдает, видя, что он очень счастлив с Верой. - А они действительно счастливы? - поинтересовался я. - По-моему, абсолютно. После того, как Вера родила, - особенно. Клык, хоть и сидел по солидным статьям, по-настоящему блатным так и не стал. Все понятия он назубок знает, но все равно - "мужик" и никогда не будет вором в законе. Вдобавок он очень рад, что свалил из России, оторвался от тамошнего преступного мира. Конечно, положение "подставного босса" - не самое прочное, он это понимал. Он прекрасно сознавал, что Куракин в любое время может его убрать. И убрал бы, если б не подошел к делу с примитивной логикой. Куракин думал, что Люба ревнует Клыка и ненавидит Веру, поэтому и поручил ей исполнение своего приговора. А все оказалось совсем не так, как он думал. - Это понятно. Клыка она любит платонически. А Веру? - Веру она вначале действительно недолюбливала. Вера в прошлом провинциальная журналистка, неудачно была замужем за пьяницей и лохом, которого убили по пьянке не то компаньоны, не то контрагенты по бизнесу. Когда овдовела, ударилась в работу, пыталась разоблачать коррупцию в родной области, но все ее материалы летели в корзину. А потом, будучи в отпуске, отправилась в деревню, где оставался дом, принадлежавший ее покойной бабушке, а до этого - родителям Клыка. Именно туда приполз Клык после того, как отделался от людей Иванцова. Раненный в ногу, потерявший много крови, уставший до ужаса. И Верочка выходила его, спасла от сепсиса каким-то чудесным бабкиным снадобьем. Потом следовала за ним, помогала ему, как могла... В общем, они уже сильно любили друг друга, когда Цезарь вывез их во Францию. То, что их брак оформлен липовыми документами, они предпочитают не вспоминать и эти два года считают себя мужем и женой. - Это ты про Клыка и Веру рассказываешь, а я спрашивал, как Люба к Вере относится. - Понимаешь, она ее любит. Не так, как Соню, конечно, но любит, прежде всего за то, что Вера спасла Клыку жизнь. Мне Люба говорила, что если бы Клыка убили, то она не смогла бы жить дальше... Она считает себя недостойной его, грязной, что ли, какой-то - представляешь? И когда увидела вблизи, как они с Верой живут, какие у них трепетные отношения, то поняла, что может только все испортить, если попытается перетянуть Клыка к себе. - Ну а сам-то Клык как на нее смотрит? - К Любе он относится, конечно, не как к служанке, а как к родной сестре. Потому что она из его родных мест, деревенская, у них много общих воспоминаний, она в тюрьме сидела, как и он. Родство душ, понимаешь ли. Но Клык очень четко держит дистанцию. Он внимательно следит за тем, чтобы Вера не начинала чувствовать отчужденность, чтоб все эти воспоминания не приводили к тому, чтобы Любе напрасных ожиданий не внушать. Клык хоть и без образования, но психолог хороший. - Ну и совет им всем да любовь... - сказал я, которого все эти беседы на темы "между нами, девочками" немного разочаровали. Мне, конечно, показалось полезным узнать кое-что дополнительно о тех, у кого нахожусь, так сказать, "в гостях", но уж больно много было со стороны Элен всякой лирики. Не верилось мне что-то, будто эта троица - между прочим, на всех мокрухи висят, даже на молодой мамочке Вере! - пребывает в таком христианском благолепии и всепрощении. Если Любаша действительно любила Соню - хотя насчет гомосексуализма во всех вариантах, хоть мужских, хоть женских у меня было традиционно-неоригинальное мнение, - то почему простила Клыка, который ее возлюбленную пристукнул? С другой стороны, отчего Клык, если он такой умный и тонкий психолог, предпочитает жить в таком неустойчивом равновесии, а не сосредоточиться на Верочке, которая наверняка рано или поздно, с поводом или без повода все-таки приревнует его "к первой любви". Тем более, что если Клык эту самую Любу все-таки трахает, то вряд ли будет широко оповещать об этом мировую общественность, а сама Люба не будет докладывать об этом своей любовнице Элен. Но самое главное, мне было не очень ясно, за каким лешим Элен начала всю эту мелодраматическую беседу. По-моему, к вопросу о перспективах очередной торговли за мою шкуру все это имело самое отдаленное отношение. - Ладно, - сказал я. - Все это очень запутанно. В общем, я всю информацию к сведению принял, хотя не знаю, на хрена мне быть таким просвещенным. Шла бы ты к Любаше, утешила ее, сказала, что между мной и тобой больше ничего и никогда не будет, а ваше, блин, "любимое времяпрепровождение" будет длиться вечно. - Балбес ты... - прошипела Элен. - Что я полчаса тебе объясняю, а? В одно ухо влетает, а в другое вылетает. - Мозги перегружаются, - вполне серьезным тоном сказал я, - вот и приходится через уши лишнюю информацию стравливать. - Ты слышал от меня сегодня такую фразу: "У Любы есть нормальные влечения"? Слышал или нет? - По-моему, где-то такая проскакивала. И слышал насчет того, что она закомплексована, лупит мужиков вместо того, чтобы с ними спать. - Правильно, - сказала Элен и неожиданно взяла меня за ладонь обеими руками. Это были Хрюшкины, Ленкины ладошки, все те же в общем-то... От них мне как-то теплее стало. Хотя я по-прежнему ощущал большую разницу между знакомой формой и изменившимся содержанием. Посмотрел в глаза, Элен немного смутилась, но руки не убрала. - Слушай, - произнес я не очень уверенным голосом, - я, в общем, мужик самый обыкновенный и, в принципе, без комплексов. Поэтому если ты будешь как-нибудь неаккуратно себя вести, то могу не так понять. И мне очень не хотелось бы, чтобы Люба, эта твоя коллега по профессии, тоже нас не поняла. Потому что мне лично лишний шанс получить дырку во лбу или в затылке совершенно не нужен. Если ты, то есть Таня, до сих пор не можешь мне Толяна простить, которого я завалил только потому, что вы меня в угол загнали, то ты, не знаю уж по какой причине, пошмаляла Джека с Котом и еще человек восемь из тех, кто тебя пальцем не тронул. - На фига ты все это вспоминаешь? - Мягкие подушечки ласковых пальчиков приятно почесали мне тыльную сторону ладони. - Это ты первая вспоминать начала. Там, на танкере. Сразу предупредила: "Помни, мол, я не Хрюшка Чебакова, и я ничего тебе не простила!" Во все это охотно верю. И на место в твоей постели не претендую. Просто страшно. Ты и когда просто Таней была, казалась непредсказуемой. А сейчас - вдвойне. - Может быть. Мне и тогда было многое непонятно в себе самой. Потому что я уже тогда была составной. Понимаешь? Там, на полянке, Кармела прорвалась, а потом, когда она успокоилась, Таня на себя поглядела своими глазами... И за все похабство своей составляющей рассчитываться взялась. - А сейчас кто у вас главный? - Таня. Но она уже другая. - Не знаю, не знаю... - Я положил ладонь поверх рук Элен и почувствовал, что мне все больше хочется забыть о том, из каких составляющих состоит ее "программное обеспечение". Мне захотелось увидеть в ней старопрежнюю Хрюшку, ту, которую даже с Зинкой нельзя перепутать, потому что знаешь все ее родинки и царапинки... Но хотеть не вредно, а разум подсказывал осторожность. Мне вовсе не было нужды ошибиться. Сесть в лужу легко, труднее ходить с мокрыми штанами. - Не бойся... - подбодрила меня Элен. - Пусть я буду для тебя Хрюшкой... Голос у нее был мягкий, впору поверить, что с настоящей Ленкой общаешься. Но все же страшок какой-то оставался, уходить не хотел. - Ты серьезно хочешь со мной переспать? - Голос у меня прозвучал до отвратности по-деловому, будто я шлюху снимал. - Тебе надо, чтоб я это на весь дом проорала? - Нет, конечно, - засмущался я, подумав, что она вообще-то на все способна. - Только мне чего-то кажется, будто ты в этом деле какую-то сверхзадачу ставишь... - Ставлю. Начни со мной, а кончи с Любой. Я, в принципе, и с тремя сразу барахтался, было такое по жизни. Но там были раскомплектованные, а тут... Фиг поймешь. - Ты что, советовалась с ней? - Ну, это не твоя забота. - Очень даже моя. Пнет меня по агрегату сдуру - и все в прошлом. - Не пнет. Гарантию даю. В общем, я сейчас ее приведу, а ты зашторь окна, погаси свет. Потом как следует ополоснись в душе, чтоб от тебя козлом не воняло, и ложись в постель понял? Мыла, шампуня не жалей, мне нужно, чтоб у нее от мужицкого духа тормоза не включились... - Может, мне вообще кастрироваться для страховки? - проворчал я. - Нет... - усмехнулась Элен и провела ладошкой по моей щеке. - А вот побриться надо обязательно. И дезодорантом попрыскаться. На вот еще, "тик-так" пожуй, чтоб не дышать на нее вчерашним перегаром. Даже лучше просто зубы почисть. Я только вздохнул. Хорошо, хоть губы красить не заставили или морду кремом мазать, а то бы совсем хана. Элен удалилась, а я, точно выполнив инструкцию, залез под одеяло. Прямо скажем, у меня не было особых восторгов по поводу того, что предстояло, зато сомнений в благополучном исходе предприятия было больше, чем достаточно. ПА-ДЕ-ТРУА То ли Элен специально не торопилась, чтобы дать мне возможность провести подготовительную работу, то ли на то, чтобы уговорить Любу, ей потребовалось гораздо больше времени, чем она предполагала. Я-то еще боялся не успеть, поторапливался, дурак! Однако мне еще полчаса пришлось провести на расстеленной кровати, дожидаясь, пока бабоньки соизволят явиться. Если б я прямо-таки жаждал ихнего появления и горел огнем страсти, то она бы у меня давно погасла. Но я не жаждал. Сказать по совести, мне было однохренственно, придут они вдвоем, явится ли одна Элен или вообще мне придется тут, как дураку, валяться в одиночестве, задыхаясь от собственного благоухания. Любого мужика, от которого разило бы таким букетом, я лично принял бы за "голубого". Конечно, мне по жизни доводилось и в канализации купаться, и не мыться помногу недель подряд, но натуральный вонизм меня так не убивал, как это приторно-парфюмерное амбре. Во всяком случае, в приличном обществе я с таким запахом появиться не хотел бы. Когда я уже начал думать, что в планах Элен случился довольно закономерный облом, а потому мне дадут спокойно доспать до утра, они все-таки явились... В здании этого самого, как выразилась Элен, "готеля" было довольно тихо и среди дня. Во всяком случае, на нашем этаже признаков особо бурной деятельности не слышалось. Откуда-то снизу, правда, какие-то отзвуки разговоров и хождений долетали, но очень слабо. Ясно было, что кое-какой народ есть, уж охрана-то несомненно, поэтому мысли о том, чтобы удрать, воспользовавшись ситуацией, меня не посещали. Надо было сперва элементарно осмотреться, понять хотя бы, в какой части света нахожусь, а уж потом размышлять, стоит ли отсюда смываться вообще. Поскольку пока условия содержания были более чем сносные, попытка к бегству могла привести к их быстрому и нежелательному изменению. Так что не стоило дразнить гусей. К тому моменту, когда я выполнил все пункты инструкции и уже находился под простынкой голый, как младенчик, в гостинице установилась почти полная тишина. Самое оно поспать под неназойливый, умиротворяющий шумок кондиционера. Но... Сначала послышались мягкие шажки, приближающиеся к незапертой двери, а потом она осторожно открылась. На дворе, похоже, еще не совсем стемнело, а может, освещение включили - я так и не понял. Факт тот, что кое-какой свет пробивался в комнату из-за штор, и в этой полутьме я увидел, как Элен в халате до пят осторожно входит в комнату и плавно тянет за собой нерешительную Любу. Вряд ли Любаша кокетничала или кривлялась. Во всяком случае, мне казалось, будто она просто уступила уговорам своей отвязной подружки, которой пришла в голову идея внести некое разнообразие в их нетрадиционный секс. Элен мягко подтолкнула Любу вперед, но та дальше стола не пошла, остановилась. Дожидалась, пока подруга запрет дверь изнутри. Когда замок два раза щелкнул, Элен подошла к Любе и вновь потянула ее к постели. - Не надо... - прошептала Люба. - Стыдно... - Иди и не вякай, - прошипела мамзель Шевалье, - еще спасибо мне скажешь. Не захочешь - твоя личная проблема, насиловать не будем. Кровать, стоящая головами к стене, вполне могла бы принять и четверых постояльцев. Элен, попросту скинув халатик, под которым оказалось какое-то черное бельишко, составленное из ремешков и треугольничков, деловито залезла на постель и отодвинула меня к противоположному от Любы краю. Люба потопталась у кровати, присела, потом вновь встала, даже, кажется, собиралась сделать шаг вспять, но Элен вовремя поймала ее за запястье: - Ложись, дурочка... Хватит сомнений, не канителься. - Боюсь... Я вам мешать буду. И вообще - не могу. Пусти, я пойду, ладно? - Останешься. Просто полежи рядом. Иди сюда, детка. Иди к мамочке... В тот момент я абсолютно не представлял себе, что я буду делать с этими бабами. Конечно, в глубокой древности мне доводилось иметь дело с лесбийскими парами. Впрочем, они, конечно, были не до конца втянувшимися, а что называется, бисексуальными. То есть могли и с мужиками трахаться. Мэри и Синди, например. Но тех я поимел не враз, а поочередно, да и то они едва не подрались, помнится. Тандемы Марсела - Соледад и прошлогодний Марсела - Сильвия вообще к лесбиянкам не относились. Просто дружно работали вместе, помогали, так сказать, чем могли. Ленка и Линда на Сан-Мигеле тоже едва не подрались, а на Роса-Негро как-то обошлись без меня. А тут... Чего ждать, блин? Две профессиональные киллерши как-никак. Причем у Элен вообще боевая подготовка (правда, в другой "упаковке") - как у майора спецназа. Да и Любаша, хрен ее знает, не лыком шита. Сейчас стесняется и скромничает, а потом как заедет вожжа под хвост! Я ж не "Терминатор-2" из жидкого металла. Во мне всего одну дырку лишнюю проверни - и я труп. Даже дырку, в принципе, вертеть не надо, зажми горло согнутым коленом - и полный абзац получится. Само собой, что такие размышления не на сладострастные утехи настраивают, а на попытку к бегству или на моральную подготовку к самозащите. То есть мой организм совершенно игнорировал Главную толкушку, и она, в свою очередь, тоже не проявляла интереса к внешнему миру. - Ну, присядь, кроха... - проворковала Элен. - Успокойся, не трясись, ты ж смелая баба. Не думай о том, что фиг знает когда было. Все у тебя будет, все... Вот, присела к мамочке, очень хорошо, умничка! Элен уже второй раз именовала себя "мамочкой". И Танечка, и Ленка были примерно того же возраста, что и Люба, даже моложе. А вот старая шлюха Кармела О'Брайен, которую я, слава Аллаху, никогда не видел воочию, была намного старше Вик Мэллори, в которую ее "прописали" Сарториус с Брайтом, и вполне могла ощущать себя "мамочкой" по отношению к Любе. Ну, контора! - Ты можешь пока не раздеваться, - шептала Элен, поглаживая Любу по плечам. - Просто приляг, расслабься. Не думай о грустном... Ну вот и хорошо. Послушная девочка... В полутьме можно было разглядеть, как Люба, свернувшись калачиком, прилегла на бочок, повернувшись спиной к Элен и ко мне. - Укрыть тебя простынкой? - Не дожидаясь утвердительного ответа, "мамочка" стянула простыню с меня и набросила на Любу. Замерзнуть я, конечно, не боялся, кондиционер держал вполне приемлемую температуру. Да и наверняка за окошком было гораздо теплее, чем в комнате, несмотря на вечернее время. - Кайф, - вытягиваясь рядом со мной на постели и закидывая руки за голову, промурлыкала Элен. - Такой чистенький, хорошенький, душистенький! Не мальчик, а подарок девочкам. Все это сюсюканье ужас как напоминало бесплатную рекламу. "Батарейки GP ("джи-пи"), увидел - купи!" Или: "Теперь я чувствую себя спокойно в мои критические дни!" (Забыл только, чем эти дуры такого спокойствия добиваются, то ли "тампаксами", то ли "памперсами".) Хрюшке - настоящей Ленке, разумеется, - навряд ли пришло бы в голову рекламировать меня перед какой-либо дамой. Во всяком случае, в таком тоне. Не знаю, достигла ли реклама своей цели в отношении Любаши, для ушей которой она, собственно, и предназначалась, но мне она явно не придала сил. Наоборот, и без того едва-едва теплившийся интерес к намеченному Элен мероприятию почти совсем угас. Я был готов сказать нечто вроде: "Валите вы отсюда, на хрен вы мне нужны!" Правда, это заявление, пожалуй, могло бы привести к неприятностям, даже, возможно, к мордобитию, а потому осталось невысказанным. Впрочем, как оказалось, замечание насчет "чистенького, хорошенького, душистенького" было последней тактической ошибкой, допущенной мамзель Шевалье. Дальше она действовала вполне безукоризненно. - Успокойся, Волчарочка... - Это произнесла, безусловно, та часть души Элен, которая осталась от Хрюшки на родном носителе. Она повернулась на бок, лицом ко мне, и положила мне на грудь растопыренную ладошку. Плавно подогнула пальчики и чуть-чуть пощекотала кончиками острых ноготочков. А потом осторожно привалилась ко мне сбоку, уложив поперек моих колен большую, нежную и теплую ляжку. Она, эта ляжка, медленно, как бы нехотя, проехалась по моей ноге вверх, и та часть ее, что примыкала к согнутому колену, тихонечко дотронулась до того самого органа, который, мягко говоря, вовсе не жаждал пробуждаться и выполнять служебные обязанности. Это прикосновение разбудило гнусного саботажника. А когда ляжка Элен еще пару раз бережно погладила его своей горяченькой, гладкой кожей, ленивый зверек наконец-то узнал свою прежнюю хозяйку, поднял головку и встал столбиком, как сторожевой суслик перед родной норкой. В общем, он стал помаленьку возбухать, а я нагреб в пятерню золотистые пряди знакомо пахнущих волос из пышной гривы Элен, поднес их к губам и провел ими по собственной физиономии. - Нравится? - спросил я. Ленке это нравилось, а как Элен? - Ага-а... - прошептала в ухо Хрюшка. Нет сомнения, ее вполне можно было так назвать. Потому что тело, хоть и управлялось новым доминантным "я" Танечки Кармелюк, оставалось Хавроньиным. Гладким, мягким, упругим и очень ласковым на ощупь. Именно таким ощутила его моя левая ладонь, когда, дотянувшись до талии Элен, сперва съехала чуть вниз, погладив пышную попу, после чего не спеша покатила вверх, по нежной пухлой спинке, к лопаткам, а затем снова вниз... По пути моя рука, конечно, натыкалась на разные искусственные сооружения, то бишь полоски и треугольнички из черной ткани, составлявшие нижнее белье мамзель Шевалье. Само собой, никакое белье не могло сравниться по нежности и возбуждающему действию с натуральной женской кожей. Поэтому я, как бы невзначай, расстегивал все попадавшиеся под руку застежечки, крючочки и кнопочки. В результате все эти тряпочки постепенно сползли и освободили натуру от ненужного украшательства. - Та-ак, - пропела Элен, подав вперед грудки, и плавно выгнула шею. Я коснулся губами небольшой впадинки у ее правой ключицы, потом, подхватив Элен ладонями под лопатки, плавно повернул ее на спину и кончиком языка дотронулся до подбородка. - Леночка... - шепнул я, все больше хмелея от близости этого, казалось бы, насквозь знакомого тела. Потому что почти треть моей непутевой жизни была связана с ним. Именно из его недр появились Колька и Катька, которые понесут куда-то в XXI век и далее гены, доставшиеся мне от Майкла О'Брайена и докатившиеся до меня при посредстве Чуда-юда. Да, там была другая душа, сущность, доминантное "я" или как его там... Но Ленка, помещенная в тело Вик Мэллори, перестала быть собой. Потому что душу я при всем желании видеть не мог. Прикидывать мог, что в Вике от Ленки, а что от Танечки. Но видел только то, что привык называть Кармелой из "Чавэлы". А тут я, прекрасно понимая, что начинка другая, видел знакомые формы и... узнавал Ленку. И хотя я много раз оказывался в объятиях еще каких-то баб, с Ленкой мне было лучше всего. А раз так, то и с Элен, в которой всем заправляла Таня, но тело было Хрюшкино, мне стало хорошо... Веки ее медленно опустились. Руки расслабленно, с кажущейся вялостью, обвили меня с боков, а потом внезапно с силой стиснули. Губы слились, кончики языков столкнулись, зубы скрежетнули по зубам. Захватило дух, будто мы целовались первый раз в жизни. Оторвались друг от друга лишь тогда, когда стали задыхаться. Сердца колотились, тела горели, хотелось чего-то бешеного, сумасшедшего, отчаянного, но не какой-то мгновенной вспышки, а долгого, затяжного пожара. После затяжного, длинного поцелуя мы обсыпали лица друг друга целыми сериями из нескольких несчитанных дюжин быстрых, словно бы жалящих, но на самом деле сладких и волнующих поцелуйчиков. Губы лишь на мгновение прикасались к щекам, носам, векам, ушам, подбородкам и тут же перескакивали на другое место, потом на третье, четвертое и так далее. Она успела лизнуть меня в нос, я ущипнул ее ртом за верхнюю губу, ее зубки небольно тяпнули меня за мочку левого уха... - Пси-ихи... - прогибая спину и вновь выпячивая груди, простонала с нескрываемым восхищением Элен, имея в виду нас обоих. Обхватив меня за шею, она пригнула мою голову к зыбким и нежным молочно-теплым выпуклостям, эдаким крупным "антоновкам" по калибру, но, конечно, вовсе не таким твердым. Пальцы ее игриво шевелили мне волосы, почесывали шею со стороны затылка, а ладони с настойчивой силой вдавливали мой длинномерный нос (наследство от кавказской прапрабабушки Асият, должно быть) в глубокую щелку между грудями. Я еще и языком туда всунулся, лизнув одновременно обе податливые "булочки". Потом чуточку ущипнул краешком губ солоноватую кожу поблизости от обоих сосочков. Щеки, хоть и были очень чисто выбриты, все же сохранили какое-то мизерное число колючих щетинок. Когда я потерся этими щеками об ароматные, тонко надушенные грудки, Элен истомно мурлыкнула и плавно повела плечиками от этой приятной для нее щекоточки. Я все еще лежал сбоку от нее, поглаживая левой ладонью влажную, горячую кожу на боках, животе и напряженно-сомкнутых бедрах, но не прикасаясь к пышным кудряшкам, разросшимся пониже пупка. Самое приятное надо было оставить на потом. Приподнявшись немного, я перебросил через нее ногу, немного отодвинулся, чтоб не усаживаться ей на живот, и оседлал бедра. При этом естественная сумочка с весьма драгоценными лично для меня шариками точно улеглась в треугольную ямку поверх уже помянутых кудряшек, а ствол с набалдашником улегся ей на живот, дотянувшись аж до пупка и выше... Элен вытянула руки вдоль тела и уцепилась за грозную фигулину двумя пальчиками левой пятерни. Так змееловы берут за шею ядовитую змеюку, правда, по-моему, правой рукой. Элен, конечно, знала, что ее никто не укусит, и указательным пальцем правой прикоснулась к гладкой и совершенно безмозглой головенке, пощекотала ее ноготком, потом погладила подушечкой пальца и промурлыкала: - Пыжичек... - Это было из репертуара Танечки. По ходу дела я как-то подзабыл, что, кроме нас, в постели находится еще и Люба, которая с головой закуклилась в простыню и почти не подавала признаков жизни. Она лежала почти в полуметре от нас, и, даже ворочаясь, мы ее не задевали. Поскольку я полностью сосредоточил внимание на Хрюшке-Элен, то даже не заметил, когда Люба изменила позу. Теперь она лежала уже не на боку, а на спине, и к тому же вытянув ноги. Правда, она по-прежнему лежала под простыней, закрыв лицо. Она вполне походила бы на труп в морге, если б не грудь, которая вздымалась и опускалась в ритме участившегося дыхания. Впрочем, пока я лишь бросил на нее мимолетный взгляд. Мне было вполне достаточно того, что могла предложить Элен. А она как раз в этот момент отпустила мой инструмент и, крутнувшись веретеном у меня между колен, ловко перевернулась на живот, уткнув мордочку в подушку. Таким образом, вместо мохнатенького передочка на меня уставилась большущая и гладкая попа, а Главная толкушка улеглась аккурат вдоль глубокого промежутка между половинками. Попа повиляла вправо-влево, чуть-чуть потершисъ о толкушку, потом слегка подалась на меня, уперлась мне в живот, мягко, но пружинисто толкнулась, опять игриво повертелась... А толкушка, поболтавшись немного между растопырившимися половинками, съехала вниз, оказалась в объятиях горячих ляжек. Элен чуточку раздвинула их, пропустив толкушкину головку к себе под животик, и, прогнув талию, пощекотала толкушку волосиками. Уже заметно мокренькими. - Не колется? - хихикнула она. - Нет... - успокаивающе ответил я, по-деловому опуская руки на бедра партнерши. Но Элен, видно, еще не набаловалась. Выскользнула у меня из рук, перевернулась сперва на спину, а потом села на постели, подтянула сомкнутые колени к животу, да еще и обхватила их руками. Положила подбородок на коленки, скорчила мне какую-то гнусную рожицу и высунула язык. - А ну-ка, скажи, гнусный зверь, какой сегодня вечер? - спросила она. - Нормальный, теплый, тропический, - ответил я. - Не помнишь, сукин сын! - Она произнесла это с легкой, но, похоже, непритворной обидой. Впрочем, мне это было по фигу. Я двинулся к ней, не вставая с колен, и приблизился почти вплотную. Коленки ее мгновенно разомкнулись, она молниеносно нагнулась и кончиком языка лизнула направленную вперед толкушку. В следующее мгновение Элен опять протянула лапки к прибору, положила головку на левую ладонь, а правой стала его поглаживать, будто птенчика, выпавшего из гнезда. Правда, этот "птенчик" еще и не забирался ни в какое "гнездышко". Но вообще-то и просто на ладони ему было неплохо. А та, что гладила, была такая ласковая и трепетная, что каждое ее прикосновение сладким звоном отдавалось в каждой клетке моего нетерпеливого организма. Наверняка и у Элен что-то такое позванивало, потому что она все учащеннее дышала, как-то незаметно приближаясь ко мне. Ротик раскрылся, на секунду в отблесках света, просачивавшегося со двора через щели в шторах, сверкнули ровные белые зубки... А еще через секунду губы Элен колечком охватили толкушку. Язычок у нее оказался жутко проворный, лизучий и распорядительный: то сам ползал по головке, то прижимал ее к нёбу, то уводил за щеку. Баддеж! Элен, подогнув коленки и, полулежа животом на собственных бедрах, бессовестно громко причмокивала. Носик ее жадно посапывал, волосы сползли с плеч на лицо. Все ее тело била азартная напряженная дрожь. А я, в свою очередь, подхватив на ладони липкие, взмокшие титьки, потихоньку мял их пальцами, жадно потирал нежные сосочки, мечтая лишь об одном - чтоб пересидеть ее, заразу эту, не дать ей опростать мою толкушку раньше времени. Удалось! Элен весьма ощутимо тяпнула инструмент зубками не отгрызла - и то спасибо. Выпустила толкушку из пасти ослюнявленной, но в основном целой. Застонала в голос, будто ей нож всадили. Хотя стонать надо было мне, ибо эта оторва психованная, когда ее прохватило, цапнула меня за ляжки обеими руками, да еще и когти в меня вонзила. Но я ограничился тем, что звонко шлепнул ее по попке и тихо, шепотом, помянул не то Бетти Мэллори, не то Валентину Чебакову. Короче, ту самую биомать, которая произвела это чудовище на мою голову. В тот момент, когда Элен от меня временно отпала, я вновь скосил глаза на Любу и увидел, что она больше не напоминает труп с прикрытым простынкой лицом. Простынка съехала вниз аж до груди, и хотя глаза вроде бы оставались закрытыми, я не сомневался, что кое-какие щелочки между веками имеются. Руки девицы Потаповой уже не лежали бессильно вдоль тела. Одна из них просматривалась сквозь простыню на груди, а вторая полеживала на животе своей хозяйки и отнюдь не в статичном положении: то ли что-то поглаживала, то ли почесывала... Из халата Люба, правда, еще не вылезла, но его ворот был распахнут, как мне показалось, намного шире. Элен перестала корчиться и вздрагивать, лежа на боку, плавно приподнялась. Затем она запрокинула голову и, раскинув руки, повалилась на спину, расслабленно, как ватная кукла. - Ка-а-айф! - простонала Элен, поглаживая себя по груди. - Мир прекрасен, только нужно раздеться. Слышь, Любаня? - Нет. Я сплю и ничего не вижу, - пробормотала лимитная киллерша. - И ничего я не хочу. Тем более - раздеваться. - Ну сними, сними халатик, дурочка... - бесовски-соблазнительно пропела Элен, скользя руками по собственным бедрам и почти откровенно почесывая писюшку. - Отвернуться? - спросил я невинно, жутко удивляясь тому, что вполне могу удерживать себя в относительном разуме и не только не прыгаю на Элен, как тигр, а еще и дурацкие вопросы задаю. - Может, теперь вы сами, без меня, а? Если вы думаете, что этот вопрос я задавал с прибором, поназывающим "полшестого", то фиг угадали. Прибор торчал на "пять минут второго", ни меньше и ни больше. - Что-о? - почти непритворно разъярилась Элен. - Саботажничать? Накажу! Марш на место! И раздвинула ноги так, чтоб у меня не появилось ни малейшего сомнения, о каком месте идет речь. При этом ее колено улеглось на Любино бедро. Правда, прикрытое простынкой и, может быть, халатом, но все-таки... Люба, однако, не пошевелилась, будто и не заметила. - Мы тебе не будем мешать? - спросил я у Любы, все еще старательно делавшей вид, будто не подсматривает. Спросил перед тем, как улечься на мягкие телеса блаженно раскинувшейся Элен. - Не знаю... - ответила Люба, отвернув голову вбок, но спиной к нам не повернулась. Чуть-чуть смущаясь ее присутствия (в том, что Люба будет на нас смотреть, сомнений не было), я прилег на живот Элен, которая, не дожидаясь каких-либо преамбул, подцепила двумя пальчиками прибор и, посапывая, направила его по известному адресу, в теплынь-мокрень, скользкую и ласковую. - Крепенький... - прокомментировала мамзель Шевалье, обвивая меня мягкими руками и заодно чуточку сжав ляжками. - Тогда, в первый раз, какой-то испуганный был... Надо думать, это она вспоминала полянку у "лежки Джека", где я имел дело совсем с другой дамой. У той дамы со мной "было" уже много-много раз. Впрочем, у этой, душа которой воспринимала нашу стыковку как всего-навсего вторую, тело имело со мной куда больше интимных контактов. Смех, да и только! Особо я никуда не спешил. Раскачивался неторопливо, так сказать, с чувством, с толком, с расстановкой. Вкушал, биомать, то, чем когда-то был сыт по горло! Потом разыгрался, распалился, включил машинку на полную катушку. В общем, подложив ладони под гладенькие лопатки расслабившейся и сладко постанывающей Элен, я с доподлинным энтузиазмом и превеликим усердием принялся исполнять плавные возвратно-поступательные движения, толочь лягушек и воду в ступе, прочищать оружие шомполом. Опять же пришлось себя попридержать, чтоб не расплескаться слишком рано. А вообще, что сказать, занятно. За многие годы жизни с Хрюшкой Чебаковой, начиная с той самой памятной новогодней ночи, когда Ленка с Зинкой потеряли кое-что из "оборудования", а мы с Мишкой приобрели, в принципе, неплохих супруг, я, наверно, должен был утратить какое-либо благоговейное отношение к ее причинному месту. Как-никак иногда посещал его ежедневно и столько раз, сколько хотел. Тем не менее казалось, будто я имею дело с чем-то совсем новым и неопробованным. А ведь никаких различий в формах между Ленкой и Элен не было - тело-то оставалось тем же самым. Конечно, может быть, в выражении лица что-то поменялось, но это я попросту не мог рассмотреть в темноте. А из того, что помнилось со света, ничего особенного не приметил: разве что глаза у Элен были пожестче. Нечего и говорить, что Люба все выше поднимала с глаз веки и смотрела на наше секс-шоу все менее равнодушно. Постепенно она уже вовсе не прятала свой интерес и не закрывала глаз даже тогда, когда я откровенно поворачивал голову в ее сторону. Теперь мне было нетрудно совмещать совокупление с Элен и наблюдение за Любой, так как я лежал, прильнув щекой к щеке первой, и мог сколько угодно разглядывать вторую. А было что разглядывать. Люба по пояс спихнула с себя простыню, порывисто распахнула халатик. Положив ладони на собственные груди, она принялась их тихо поглаживать, покручивать, пощипывать. Потом перевернулась на живот, обхватила подушку и несколько раз ритмично потерлась об нее бюстом. Жадно, с тихим стоном. Потом она тихо проворчала, обращаясь к Элен: - Поверни ты его! Смотрит он на меня... - И сама не поверну... и ему отворачиваться... запрещаю! - выстанывала Элен, не переставая колыхаться - Поскольку он... не знает... с кем будет... пусть смотрит на обеих... и любуется! ...И вообще... В наказание за беспамятство... ты должен быть... неистощим и дерзок... иначе будешь подвергнут... жестокой порке!.. Всегда мечтала... поиграть в садистку! Я особо не пытался уловить смысл в этой ахинее, потому что Элен, испустив сдавленный стон, стиснула меня всеми конечностями так, что кости хрустнули. Потом расслабилась, уронила руки вдоль тела. Только после этого решил поинтересоваться, в каком беспамятстве меня обвиняют. Даже ради такого случая перестал ее толкать. - Ты что-то про беспамятство говорила? Она сама начала дергаться и забормотала: - Говорила... Ты должен был сказать одну фразу... Но не сказал... Помнишь, какую? ...Ы-ых... Ну-у... Ты помнишь? - "Дети в подвале играли в гестапо. Зверски замучен сантехник Потапов", продекламировал я. - Эту, что ли? Меня что, ждет та же судьба? - Не надо, - проворчала Люба, неожиданно встрепенувшись. - Потапова - это моя девичья фамилия. А мужа-гада я уже забыла. - Вообще если кто и не имеет памяти, так это вы, милые дамы. А на меня валите... - Ты помнишь, что сказал, когда в первый раз посадил меня в машину? - В смысле, Таню? Помню. - Так какой сегодня вечер? - Должно быть, как раз тот самый, когда я насилую случайных попутчиц... - Оценка "отлично"... Продолжай! Можно подумать, что если б я не вспомнил, то она выставила меня из своих объятий. Да еще и тон эдакий командный... Впрочем, если все то, что я знаю о ныне покойной Танечке Кармелюк, славной бойцице невидимого фронта, то она ведь заканчивала какое-то заведение, стало быть, скорее всего была офицером КГБ. И поди-ка, могла дослужиться даже до капитана или майора. А я, между прочим, хотя и получил после окончания института звание лейтенанта запаса, офицером себя считать не мог. - Любашку не забудь... - шепнула Элен мне прямо в ухо. - Опять, - вздохнул я. - Ты, кажется, решила, будто я постоянно настроен на секс-рекорды. - Так приятно вспоминать о невозвратном прошлом! - саркастически вздохнула Элен. - А вот мы привыкли думать о настоящем и мечтать о будущем. Верно, кошка? Это относилось к Любе. - Сама ты кошка! - обиделась та. - Я сюда не напрашивалась... Элен сделала знакомый финт: вертанула меня на спину. Точно так же некогда, на все той же достопамятной полянке, Танечка перевернула Кота и оседлала его. Однако продолжения я не предугадал. Ленка натуральная до такого бы в жизни не додумалась. Мамзель Шевалье сперва сомкнула и вытянула ноги, а потом довольно быстро, будто стрелка компаса на иголке, повернулась и улеглась поперек меня. Что я разумею под "иголкой", народ понял. Оказавшись в этакой позиции, она дотянулась руками до Любы, сдернула простыню и настежь распахнула на подруге халат. Та порывисто привскочила, уже мало чего стесняясь, и Любины ляжки оказались на плечах у Элен, а физиономия мамзель Шевалье уткнулась между ними, зашуршала, заворочалась, зачмокала... Мне осталось вытянуть руки и сперва осторожно, а потом поактивнее - благо не было возражений! - поглаживать Любе грудь. Как выглядела вся эта фигура со стороны - фиг поймешь, я лично затрудняюсь представить. Дальнейшая возня (в балете оно называется, кажись, по-французски, па-де-труа) представляла собой сложную последовательность переползаний, скруток, объятий, а также всяких, скромно выражаясь, изъятий и засовываний. Запомнить ее во всех подробностях я ни в жисть не сумел бы. Что в этот период произносилось - лучше не вспоминать. С одной стороны сплошной мат на три голоса, с другой - абсолютная бестолковщина, которую несли три совершенно неразумных языка. Более-менее четко я запомнил лишь пару ситуаций, причем вырванных из общей череды событий. То есть сказать с полной достоверностью, что было до и после того, не сумею при всем желании. Первая ситуация была где-то в начале всей кутерьмы втроем, когда Элен, облапив Любашу со спины, повалила ее на себя, а я полез следом и угодил сразу между двух пар ног. При этом толкушка вкатилась уже не к Элен, а к Любаше, которая, впрочем, возмущаться не стала и под радостное сопение Элен, тискавшей подругу за сиськи, минуты через две кончила. Как позже но все еще в процессе траха! - мне объяснили, с мужиком это у нее вышло в первый раз. Кроме того, в памяти отложился финал, относящийся уже не к балету, а скорее к цирковой акробатике. Может быть, он запомнился лучше всего потому, что к этому моменту в комнате уже горел красноватый ночничок (когда мы зажгли его и каким образом сделали это, не слезая с постели и не отлипая друг от друга, - не помню). Так или иначе, но в момент финиша Люба лежала спиной на спине у Элен, стоявшей, как выражаются греко-римские борцы, "в партере". Ноги Любаши были сплетены где-то за моей спиной, руками она держалась за живот Элен, а толкушка вовсю орудовала, как отбойный молоток. При этом я одной рукой держался за бедро Элен, а другой массировал ей мокренькое место. Кто из троих загорелся первым, понять сложно. Но ясно одно: все свое содержимое я отправил Любе, которая, видимо, настолько забалдела, что совершенно не беспокоилась насчет всяких там последствий. Впрочем, в ванну мы все-таки попали, смыли с себя все, что можно. Простыню, которая после нашей возни стала совершенно сырой, заменили сухой и развесили на веревке в ванной. Я с удовольствием вытирал смуглые тела блондинок огромным махровым полотенцем. Ухаживать за каждой было приятно по-своему. Например, рассматривая при свете Элен, я радовался тому, что Хрюшкино тело, видимо, не шибко изменилось, умилялся наличию знакомых царапинок, ямочек, пятнышек. Все, как у Ленки, ничего лишнего не выросло. Даже отпечатки купальников совершенно идентичны. - Интересно, - спросил я, - а чайку тут попить можно? - Чай? - в один голос спросили обе. - Замерз, что ли? Может, чего-нибудь со льдом лучше? - Нет, со льдом не надо. А то глотку простужу и буду разговаривать, как боцман Сиплый. Опять же еще ночь впереди... - Чего-чего? - поинтересовалась Элен с удивлением. - Ишь, разошелся, старый хрыч. Впрочем, надо бы попить, ты прав. - У меня есть заварка, - созналась Люба, и я вспомнил, что она ведь и в зоне побывать успела. Нашелся чай, кипятильник и большая кружка. Заварили что-то вроде чифира, добавили сахара и пустили чару по кругу. - Я балдею... - сказала Элен. - В голову ударило. Но учти: за этот чай надо платить. И дорого! Если после него ты не будешь соответствовать своему высшему предназначению, мы примем крутые меры. - Штаны я уже снял, - покорно доложил я. - Точнее, надевать не стал. Мы сидели на кровати, прикрыв ноги простынями и опершись спинами на подушки. Я - в середине, Люба и Элен - по краям. Их мягкие бока грели и возбуждали. "Батюшки-светы! - внутренне удивлялся я. - Ведь вроде бы ничто таких событий не предвещало. Пожалуй, наоборот, Элен все время предупреждала, что она вовсе не Хрюшка Чебакова. Даже требовала, чтоб я на нее не пялился. Явная чертовщина! Опять, что ли, "дурацкий сон"? Ни фига, не похоже на это. Что-то много "снов" у меня на этой неделе, которые от яви не могу отличить. Но до чего же эти заразы приятны. Особенно на ощупь!" - Дух пробуждается... - хихикнула Элен, показывая пальчиком на бугор, неожиданно образовавшийся на простыне у моих ног. - Пик Коммунизма, - определила Люба, - заснеженная вершина, покорявшаяся немногим. Но мы, истинные восходители, не боимся трудностей! - И тут привлекли политику! - проворчал я с досадой. - Если начнете рассуждать о комсомоле, КПСС и прочем - провалится ваш пик. Две озорные руки - левая, принадлежавшая Элен, и правая - Любе, нырнули в подпростынный мир... - Сенсационное научное открытие! - объявила Люба. - Пик Коммунизма скрывает в себе гигантский этот... Ну, который в пещерах растет... Во, сталактит! - Сталагмит, - поправила Элен. - Сталактиты растут сверху вниз, а это чудовище - снизу вверх. - Я тоже сейчас займусь спелеологией, - предупредил я угрожающе. - Две группы исследователей отправляются на поиски таинственных пещер в джунглях. Одну нашел, вторую - тоже... - А эти исследователи ничего... - промурлыкала Элен. - Осторожненькие. Все вокруг, по джунглям гуляют. О, двое кажется, в пещеру пролезают? - По-моему, - опуская веки, сказала Люба, - они там тоже сталактит нашли. Маленький, но хорошенький. Изучают... м-м-м! Я повернул голову налево, и нежно коснулся губами губ Любы, испустившей легкий вздох, а затем, повернув голову направо, точно так же поцеловал Элен. Потом скользнул своей еще мокрой шевелюрой по груди Любы, а затем, точно так же, - по груди Элен. Это было как бы сигналом. Бесовочки, как по команде, обрушились на меня с обеих сторон, затопив водопадами золотистых волос. - Жадина! - обжигающе прошептала Элен. - Ну почему ты один, а нас - двое? Почему не наоборот? Все! Провожу государственную границу! Любанька, надо провести демаркацию. Значит, так. Мне принадлежит вся левая половина, а тебе правая. Они отбросили одеяло и стали делить меня. - Граница начинается от макушки, проходит вот через эту морщинку над переносицей, - разглагольствовала Элен, - а далее вдет через кончик носа, пересекает губы, вот эту ямку на подбородке, этот дурацкий кадык, опять ямку у основания шеи... - А потом между сосками на равном расстоянии, - вступила Люба. - Кстати, зачем они мужикам? - В крайнем случае, возьмем на запчасти... - деловито решила Элен, пригодятся. Вот тут начинается пузо, точнее, брюшной пресс, это нечто деревянное или бетонное. Пуп оставим на нейтральной полосе. - Согласна, - кивнула Люба, - идем дальше. - Дальше - самое существенное! - объявила Элен. - Все остальное только приложение к этому чертову сталагмиту. Закон подлости: ушей - два, глаз тоже, ноздрей пара, бровей пара, ноги-руки - по две штуки, а эта штуковина - одна. - К ней, правда, еще кое-что приложено, - заметила Люба, - тоже в двойном размере. - Тем сыт не будешь, - проворчала Элен. - Дурацкая вещь - природа. Неужели трудно было еще один прицепить? - Он бы только мешался, - захихикал я. - Резонно, - сказала Люба, - а можно это лизнуть? - Вот здесь, - объявила неугомонная Элен, - проходит естественная граница, ложбинка, как на сливе. Справа - мое! А слева - лижи, не протестую. - Бардак! - восхищенно взвыл я безо всякой дипломатии, ощутив некое бессовестно-хулиганское поведение двух проворных язычков. Как будто специально тренировались! - Не бардак, а бордель, месье Димуля, - наставительным тоном произнесла Элен, просовывая колено под ляжку г-на Баринова и обхватывая другой ногой сверху. Люба тут же продублировала ее действия. Шумно дыша и хихикая, они потянули каждая в свою сторону, немного поелозили животиками по крепким бедренным мышцам и, сталкиваясь лбами, еще раз набросились ртами на сталагмит. - Бандитки... - пробормотал я. - Какая была когда-то тихая, добрая, милая Танечка, сама невинность, сущий цветочек... - Ты бы еще сказал: "божий одуванчик", - проворчала Элен, - и вообще, мистер Баринов, делаю вам две тыщи второе серьезное предупреждение. Если вы не прекратите делать дамам похабные комплименты, то будете жестоко наказаны. - Давай, и правда, его выпорем? - Алчно блеснули глазки Любы. - А то задается очень! - Ну нет! - взревел я. - Мужское достоинство забижать?! Да я вас сам выдеру! Точнее, отдеру! - Ой! - с жутким испугом пискнула Люба. - Нас будут пороть! Или даже трахать... - Это прекрасно, дочь моя, - тоном старой аббатисы произнесла Элен. - Нет ничего великолепнее в этом мире... - Но ведь эта штука всего одна, - посетовала Люба. - Умелый человек решит все проблемы! - продекларировал я. - Гомо эдукатус! (Откуда вспомнил - сам не пойму!) - Хорошо, что не гомосексуалист, - заметила Элен. - Не надо путать латынь и греческий, - сказал я, обращаясь к ней, но при этом подхватывая Любу под ягодицы и притягивая к себе. - Говорят, что сталагмиты растут в пещерах? - Ну почему именно я? - поскромничала Люба. - Может быть, разыграем на спичках? - Потому что перед этим Элен была первой, - доверительно сообщил я, поздно, милая! - Да, действительно, - как ни в чем не бывало произнесла Люба, - не вытаскивать же... Но чем будет занята вторая? - Я могу подождать, - великодушно сообщила Элен. - Как раз совсем необязательно, - укладываясь вместе с Любой набок, заметил я и, дотянувшись до Элен, поволок ее ноги к себе. - О, какие ненасытные эти мужчины! - со сладким вздохом пробормотала та, должно быть, ощущая, как мои не слишком бритые щеки покалывают внутреннюю поверхность ее ляжек. Г-н Баринов жадно уткнул лицо в нечто мокрое и мохнатое, словно голодный кот в свежего пескарика. Нижняя половина моего тела занималась более традиционной работой, под сладкие вздохи Любаши. - Остается только замкнуть наш любовный треугольник, - жмурясь и корчась от удовольствия, прошептала Элен. Она обнялась с Любой, нежно поцеловалась с ней взасос, а потом они стали тереться грудками, но и обо мне изредка вспоминали. - Мистер Барин... - проворковал хмельной голос Элен. - Ты красивая, злая и неистощимая горилла! - Нет, он - шимпанзе! - возразил точно такой же, только еще больше опьяневший от собственного бесстыдства голос Любы. Мы, все жарче распаляясь, увлеклись игрой... ...К концу мероприятия стало жарко и влажно, даже душно, как будто кондиционер отключился. Отдуваясь, я распростерся на кровати, а растрепанные бабы прикорнули с двух сторон к моим плечам. Они лениво поглаживали меня с боков, пошлепывали и пощипывали. - Теперь вы не будете выяснять, где чья территория? - не открывая глаз, спросил я. - Нет, - мурлыкнула Элен, - это уже несущественно. Важно, что теперь мы точно знаем: были с тобой обе, и каждая по два раза кончила. - Это я не считал, может, и больше. - Скажи, а я похожа на твою Ленку? В постельном смысле? - Похожа, конечно. И все-таки, - посерьезнел я, - какая-то разница между вами есть. Внутренняя, где-то в душе. Очень хочу понять, какая, но пока не могу сказать точно. - Интересно, - нахмурилась Элен, - значит, ты все-таки чувствуешь разницу? - Само собой. Ведь Чудо-юдо вас не дублировал. Он, по идее, хотел, чтоб получилась Таня с душой Ленки, и наоборот. А вышло совсем не так. Вы получились какие-то другие... Но очень похожие внутренне. - То есть вышло, будто он продублировал наши души, но дал нам разные тела? - заинтересовалась Элен. - Именно это и непонятно, - кивнул я, - если все, как говорится, по Марксу, и материя первична, а дух вторичен, то у вас не должно быть похожего сознания. Абсолютно. А у вас оно почти идентичное, как это ни смешно. Вы, понимаешь ли, смахиваете на две разные оболочки, начиненные одинаковым содержанием. И я, хотя вы очень не похожи внешне, только постепенно начинаю вас различать по словам и по манере говорить. И в памяти вашей, по сути дела, одно и то же, вот какой фокус получается! Вот ты, например, иногда кажешься несколько вульгарней и грубее, но зато намного сексуальнее и пикантнее. А она - чуточку скромнее и застенчивее, но заметно интеллигентнее, хотя ты явно в чем-то подражаешь ей. Но это, повторю, все очень слабо заметно, как говорят инженеры, микронные зазоры. - У тебя глаз-алмаз, конечно, - согласилась Элен, - ты помнишь нашу первую встречу, когда ты подвозил меня до дому? - Да, - подтвердил г-н Баринов, - помню. А ты что имеешь в виду? - Я бы хотела знать, на кого по манерам походила та девушка, на меня или на нее? - Сказать по правде, ни на кого. Там была совсем другая девушка. Со скрипкой, с поэтическим беспорядком в душе. Отрешенная от жуткого, грязного и кровавого мира. Вот такое было у меня впечатление. Просто я еще не знал, что у этой девушки в футляре "винторез", что за несколько дней до этого она достала с пятисот метров Костю Разводного, а еще через несколько дней вышибет мозги из герра Адлерберга... - Но там ты видел ту внешность, которую теперь имеет Вика. Значит, она тебе тогда понравилась? - Понравилась. Только не внешность, а душа. По крайней мере, та душа, которую я себе вообразил. А тело - это вовсе не дежурный комплимент! - мне всегда нравилось только это, - я погладил Элен по плечику. - А Зинуля? - Вопрос воспринимался как провокационный. - Что Зинуля? - Ну, она ведь то же, что и я, в смысле телесном. Полная, почти стопроцентная копия. Я знаю, что ты с ней тоже спал. Раньше они были вдвоем и утешали себя тем, что ты любишь одно и то же. Теперь Зинуля там одна, а ты спал весь этот год с Викой, которая совсем другая... Как она это терпит? - Это не ко мне вопрос. У нее надо справляться. Чужая душа - потемки. - Даже своя - потемки. Моя, во всяком случае. Понимаешь, я перестала понимать, откуда что взялось. Например, мне кажется, что я любила тебя еще задолго до того, как кто-то из нас попал на остров Хайди. Я имею в виду 1994 год. Ведь там были и Ленка, и Таня. - С Таней у меня там ничего не было, кроме пробежек со стрельбой и какой-то чертовщины в "Бронированном трупе". А до этого была только легкая групповушка на солнечной поляночке. - А на кого походила та? - На кого походила та... Пожалуй, больше на тебя, - я постарался произнести это поироничнее и даже игриво ущипнул Элен, - немного вызывающая нудистка или эксгибиционистка (я едва выговорил последнее слово). Такой концерт показала, что Джековым путанкам стыдно стало. Впрочем... Может, я и не прав. Ты тогда притворялась, какие-то цели перед собой ставила - Там была та, - нахмурилась Элен, - которая сейчас Вика. - Правильно. Но то, что мы сегодня чудим, - очень на то похоже. - Но ведь тебе не это нравилось? Правда? - Нет. Мне нравилась та, что читала Тютчева, сидя в скверике проходного двора. Я тогда даже представить себе не мог, что ты только что Адлерберга грохнула. - Что делать? Я тогда просчитала, что вы можете меня достать на отходе, и решила повести себя интеллигентно. Побрызгалась дезодорантом, чтоб пороховой душок не унюхали, и уселась на лавочку. Правда, "дрель" была наготове. Тебе очень повезло, что ты не догадался. - Здорово получилось, куда там! Особенно со стихами и с легким смущением. Ты всем видом показывала мне, что тут нечего ловить... - Вот видишь, - Элен приподнялась на локте, - я как-то странно себя чувствую. Мне иногда даже неприятно то, что я говорю, но почему-то хочется сказать. Как будто кто-то за язык тянет. Полное ощущение двойственности... Вот видишь, у меня сейчас и язык иной, и, пожалуй, не хуже, чем у нее. Но мне не хочется быть проще! - Да со мной то же самое, - неожиданно вступила в разговор Люба, которую мы считали уже заснувшей, - только у меня наоборот. Я хочу быть проще, даже побесстыднее, а не всегда получается. - Давайте все-таки будем проще? - предложил я. - Не будем ломать голову над психологией, иначе она перейдет в психопатию. - Идет! - согласилась Элен. - А что ты нам предложишь? - Нежное ракодрючие... - заговорщицким тоном прошептал я. И все еще раз завертелось по новой... ...Наконец я ничком упал в промежуток между липкими телами разметавшихся Тань, вяло обхватив обеих руками. Пошевелил их слипшиеся, сбившиеся в клубочки волосы и пробормотал в подушку: - Лохматки вы мои... - Гнусный котище... Жеребец... Павианчик... - шептали мне в уши справа и слева припухшие губки, легонько почмокивая меня в щеки. Остывая, я постепенно ощутил легкое отвращение, которое все больше нарастало по мере того, как проходил угар. Меня явно перекормили за прошедший день и уходящую ночь: две бабы с таким темпераментом - это шутка! Как всякий строгий рационалист, я знал: этого не может быть, но ведь было! За окном что-то сверкнуло, потом грохнуло. Гроза, вроде бы. И дождь, судя по всему, уже давно барабанит по стеклам. А мы и не слышали, когда это все началось. Балдежники! Я поднял голову, поглядел на бесстыдно развалившихся баб. Поблекшие, одутловатые, помятые, с размазанными глазами. Запах от них шел тугой, грубый, неаппетитный. И неужели в этих шлюхах, ничем не отличавшихся от Соледад и Марселы, я увидел что-то особенное? - Помыться еще разок нужно, - предложил я . - Потом, - неопределенно махнула рукой Элен, явно засыпая, а Люба вообще промычала нечто нечленораздельное. Гражданину Баринову спать еще не хотелось. Он очень желал смыть грязь и, попав наконец в просторную, отделанную лучшими итальянскими плитками ванную, с наслаждением встал под душ... Без особой щепетильности я воспользовался и шампунем и мылом, завернулся в огромное махровое полотенце. Освеженный, розово-матовый, я всунул ноги в пару резиновых шлепанцев и вернулся к бабам. Думал, что они уже дрыхнут, но фиг угадал. - С легким паром! - поздравила Элен. - Теперь мы пойдем. Они не стали одеваться и голышом, шушукаясь, зашлепали босыми пятками в ванную. А я надолго остался один. Плавки надел, уселся в кресло перед журнальным столиком. За окном уже не гремело, только тихонько брякал дождь. В принципе, не мешало бы поспать, но ложиться чистым в эту греховную, пропитанную потом, смятую и расхристанную постель не хотелось. Стало тоскливо, пасмурно, показалось, что все мерзко и тошнотворно. Прогуляться, что ли, по коридору? Посмотреть, куда завезли? Но майка и шорты куда-то завалились, а искать их было лень. "А выпить у них ничего нет? - подумал я. - В конце концов, могли бы за мои труды бутылку поставить..." Но бабы все мылись, а лезть туда к ним и чего-то спрашивать желания не было. Решил все же глянуть обстановку. Тропики, можно и в плавках пройтись, тем более что далеко все равно не пустят. Я слез с кровати, отпер дверь, осторожно глянул в коридор. Было тихо и пусто, только в холле на первом этаже звонко тикали большие настенные часы. Охрана, по идее, должна была находиться где-то в том же районе. Прошел по коридору мимо безмолвных дверей - даже храпа нигде не слышалось. Потом оказался у лестницы, ведущей в холл первого этажа. Точно, я не ошибся. Часы действительно были и показывали второй час ночи, а охранники - здоровенные мулаты в желтых форменных рубахах и серых брюках, с нашивками и при пистолетах, прохаживались по холлу. Меня, конечно, заметили тут же. - Вам что-нибудь надо, сэр? - спросил один из них по-английски. Конечно, не слишком прилично ходить по чужому отелю в одних плавках, но просить выдать мне какие-нибудь штаны я постеснялся. - Я бы хотел чего-нибудь прохладительного. - О'кей, сейчас будет. - Охранник постучал в какую-то дверь, и появился некий заспанный гражданин, который достал запотелую банку "джин энд тоник" и вручил мне, предупредительно заявив: - Бесплатно, это входит в счет. Наверно, догадался, что в плавках у меня кошелька не имеется и за наличные я се не куплю. Впрочем, я об этом особо не задумывался. Кто меня притащил сюда, тот пусть и оплачивает. Вскрыв баночку, я с удовольствием сделал первый глоточек и двинулся обратно в номер. Уже поднявшись на второй этаж, я услышал снизу шум автомобильных моторов. Захлопали дверцы машин, донеслись шаги и голоса. Конечно, интересно было узнать, что это за поздние гости, но я на всякий случай решил спрятаться в номере. Без порток как-то неудобно. И потом, хрен его знает, вдруг стрельба начнется? Стрельба не началась, должно быть, гости приехали званые и долгожданные. Шум нескольких десятков голосов разом создал обстановку людного места. Правда, слышался он где-то в отдалении. Видимо, новых постояльцев поселяли где-то подальше от моего номера. Дверь я за собой запер, допил банку с прохладительным и залез в постель, благо Люба с Элен оставили достаточно места. Они уже храпели вовсю, и я скромненько прикорнул с краешку. "Баю-бай, должны все люди ночью спать..." - никогда не возражал против такой постановки вопроса. НОКДАУН САРТОРИУСУ Ночью я спал нормально, ни "дурацкие", ни обычные сны меня не потревожили, но, самое главное, проснулся я на том же самом месте, где заснул, что само по себе было отрадно. Это означало, что ночные гости прибыли в гостиницу вовсе не за тем, чтобы утащить меня еще за несколько тысяч километров. Правда, проснулся я поздно. Во всяком случае, ни Элен, ни Любы рядом не было. Испарились как дым, оставив только какой-то общий запах, на сей раз не слишком неприятный. Еще более приятным оказалось то, что я обнаружил при свете дня свое верхнее обмундирование, то есть майку и шорты. Неприятным был только один момент: дверь в номер оказалась заперта снаружи, а ключа мне не оставили. Раздвинув шторы, я еще раз поглядел на внутренний двор, куда выходило окно, и убедился, что туда вряд ли есть смысл вылезать. Тем более что окно, как выяснилось, не открывалось и было сделано из пуленепробиваемого стекла. Возможно, его сподручно было бы вышибить из гранатомета, но его я, как на грех, при себе не имел. Кроме того, во дворе прохаживались мальчики в желтых рубахах и серых брюках. Думается, что они вряд ли стали бы равнодушно смотреть на мою попытку к бегству. Да и куда бежать, я по-прежнему не знал. Не говоря уже о том, стоит ли это делать вообще. Пока не так уж все плохо складывалось. При дневном свете я заметил, что за мной вообще-то приглядывают. По крайней мере, в двух углах комнаты просматривались телекамеры. Наверняка где-нибудь и микрофоны стояли. Если на камерах имелись инфракрасные насадки, то кому-то из наблюдателей пришлось поглядеть - а возможно, и записать - целый порнофильм. Впрочем, наверняка всех больше интересовали не подробности половой жизни, а то, что при этом рассказывалось. То есть народ надеялся, что я чего-нибудь интересненькое сообщу. Поприкинув, могли я выболтать что-то, наносящее ущерб интересам Чуда-юда, с удовлетворением отметил: нет, ничего особо не трепанул, окромя того, что подтвердил давно известный Сарториусу факт, что в шкуре Ленки сидит Таня Кармелюк с Вик Мэллори и Кармелой О'Брайен. Впрочем, даже если тут под маркой телекамер были ГВЭПы установлены, то ничего путевого из моей башки вытащить не удалось бы. Все, что можно было из меня вытащить, так это полумифические сведения о моем пребывании в другом потоке времени, где мы с Сарториусом и Чудом-юдом не слишком удачно исследовали объект "Котловина". Правда, в распоряжении Сарториуса находился тот самый чемодан-вьюк, который пришел в мои руки вторично. Но там, может быть, все изложено совсем по-иному. Я ведь "пихтовские" документы в этом потоке времени еще не видел. Впрочем, установленный за мной присмотр имел и положительное следствие. Граждане засекли мое пробуждение и порешили, что меня пора кормить. Ровно через десять минут после того, как я встал и оделся, явилась Элен. Причесанная, подкрашенная и без каких-либо отпечатков бурно проведенной ночи. - Привет! - сказала она, перегружая со столика-каталки на большой стол очередные сандвичи и кофе. - Отоспался? - Вроде бы. А что, тут, в гостинице, кажись, народу прибыло? - Не то слово, - усмехнулась Элен. - По-моему, небольшой международный конгресс собирается. Или симпозиум. - На предмет? - После узнаешь. Пока - кушай, что дают. И сиди спокойно, не рыпайся. Чтоб не было недоразумений. Понял? - Чего не понять, я себе не враг. - Это ты бабушке своей рассказывай. Уж кто-кто, а я-то знаю, что у тебя вожжа может под хвост заехать. - Как и у тебя, кстати. Элен улыбнулась совсем по-Хрюшкиному, то есть тепло и без подвоха, а затем вышла, оставив меня наедине с завтраком. Я не возражал. Впечатлений от вчерашнего общения с дамами мне вполне на неделю хватило бы, а голод - не тетка, неделю так просто не выдержишь, можно и сдохнуть. Я лопал и размышлял, что ж это за "симпозиум" намечается? Неужто лидеры ультракоммунистических группировок всего мира собираются под руководством Сарториуса, чтоб обсудить, как им Мировую Революцию организовать? Нет, что-то сомнительно. Во-первых, всех леваков собирать вместе стремно передраться могут, а во-вторых, Сарториус, по-моему, слишком богатый человек, чтоб всерьез думать насчет освобождения пролетариата. У него и в Оклахоме недвижимость есть, и в Испании, и в Италии... Нет, если б фонд О'Брайенов прибрать, то пожалуй, можно и попробовать. Но все-таки дороговато. И как это чертовы германцы в 1917 году у нас такое дело провернули всего за три миллиона марок? Что-то больно дешево. Пожалуй, куда более вероятным делом была некая многосторонняя встреча. К примеру, по проблеме мирного дележа фонда О'Брайенов. Но ее тоже было бы трудно организовать. Приехать на слет в отель, где все конкуренты будут под контролем дона Умберто? Нет, таких дуралеев я не мог себе представить. Ни "джикеи", ни "чудоюдовцы" на это дело не пойдут. А "куракинцы", если еще толком не забыли своего князя-батюшку, могут преподнести Сорокину какой-нибудь очередной, выражаясь по-французски, "реприманд неожиданный". Нет, если переговоры и пойдут, то только на каком-нибудь нейтральном поле, где ни у кого преимуществ не будет. А такое место в нашем крепко взаимосвязанном мире найти трудно. У каждой из группировок есть друзья и соперники по всему миру. К тому же это солидное сборище не может пройти без участия казенных спецслужб, которые наверняка захотят побольше узнать о том, по какой причине собирается сходняк из ребят, которые, очень может быть, держат под контролем процентов десять всего мирового криминального бизнеса. А может, и все 20 процентов, кто их считал? В общем, конечно, можно допустить и что-нибудь вроде двусторонних переговоров между Чудом-юдом и Сарториусом. Хотя при их возможностях, наверно, гораздо дешевле было бы провести переговоры где-нибудь в виртуальном мире, например, у меня в башке, если, конечно, с моей микросхемой все в порядке. Трудно сидеть просто так, когда что-то затевается, а ты ни черта не знаешь. Появляется нервозность и заодно обреченность. Вроде того, как у того несчастного, которого некий феодальный государь загнал в клетку и пообещал, что называется, "решить вопрос". Ни срока не указал, ни определился толком, где будет стоять запятая в известной фразе: "Казнить нельзя помиловать". После сожратия завтрака - именно так следует именовать мою трапезу, ибо, несмотря на все свои размышления, аппетит я не утратил - мне стало совершенно нечего делать. Осталось только ждать и на что-то надеяться. Например, на то, что через час, полтора или через пятнадцать суток сюда явится Чудо-юдо и скажет: "Пошли, разгильдяй! Ты мне обошелся в 19 миллиардов долларов, но я тебя выкупил. Специально для того, чтоб лично по стенке размазать!" Почему именно в 19 миллиардов? Потому что 37 миллиардов из фонда О'Брайенов пополам не делятся. Через несколько минут после того, как я доел завтрак, появились Элен и Люба. - Мы у тебя приберемся помаленьку, - объявила лже-Хрюшка. Работали они так прытко и сосредоточенно, что ни задавать им вопросы, ни просто о чем-то болтать не хотелось. Поскольку, я думаю, насчет телекамер и микрофонов они были в курсе дела, то ничего более-менее интересного не сообщили бы. Да и судя по их серьезным мордочкам, им вовсе не хотелось проводить какой-либо разбор наших совместных ночных "полетов". В течение пятнадцати-двадцати минут приборка была произведена, на кровати еще раз заменили белье, столик с грязной посудой куда-то укатили, в воздух напрыскали освежитель и кондиционер врубили на полную мощность. После этого, даже не посмотрев на мою скромную персону, не говоря уже о том, чтоб улыбнуться на прощание, дамы отвалили, заперев за собой дверь. Телевизор по-прежнему не показывал ничего, кроме немецкой порнухи, и понять хотя бы то, в какую страну меня доставили, на каком материке или острове она находится, я не мог. Ясно только, что в тропики завезли, кажется. Если, конечно, это не Абхазия или Аджария. Правда, сторожили отель какие-то мулаты в несоветском обмундировании, а кроме того, обращались ко мне по-английски. Надписи на служебных помещениях тоже были сделаны по-английски. Но это ровным счетом ничего не говорило. Чернокожих и в Абхазии целый колхоз, а по-английски теперь говорят во всех гостиницах мира - язык, как говорится, межнационального общения. Архитектура отеля тоже ни фига подсказать не могла. На советский, правда, не очень похож больно приличный, но фиг его знает, что у нас прежде для парткоменклатуры строили... Прошел час, когда дверь отворилась, и на пороге появился в сопровождении двух молодцов, очень похожих на Теофила Стивенсона, некий поджарый барбудо, напоминавший повзрослевшего, но еще не состарившегося Фиделя. Правда, не в оливковой или камуфляжной форме, а в кремовых брюках и белой рубашке с короткими рукавами. Знакомые черты лица просматривались, несмотря на бородищу. Я встал, поприветствовал: - Буэнос диас, дон Умберто! - Точно, несмотря на революционную бородищу, Сергей Николаевич больше походил на "дона", чем на "компаньеро". К тому же поручиться за то, что "главный камуфляжник" не является по совместительству руководителем какой-либо семьи, входящей в "Коза Ностру" или неаполитанскую каморру, я не мог. И насчет того, что он не приобретает для нужд Мировой Революции наркоту, у меня тоже были сильные сомнения. В конце концов, еще Павка Корчагин, помнится, обещал буржуям, что они и без красноармейских сабель сдохнут - от кокаина. - Привет, привет... Садись, не напрягайся, - отозвался Сорокин, указывая мне на стул и сам присаживаясь. Я уселся. Сарториус, судя по всему, явился для длинного разговора, и в ногах правды не было. - Спрашивать я у тебя ничего не буду. Все, что можно, с твоей памяти уже скопировано, - произнес Сорокин. - Чемодан с компроматом на Сергея Сергеевича у меня в сейфе, документы группы "Пихта" я тоже просмотрел. С господином Бариновым мы уже установили контакт, возможно, скоро увидитесь. Часть серьезных трудностей мы благополучно преодолели. Однако есть и другие сложности, которые могут серьезно изменить ситуацию. Понимаешь? - Очень приблизительно, Сергей Николаевич. - Изложи это свое "приблизительное понимание". - Пожалуйста. У моего отца имеется большая часть предметов, обеспечивающих допуск к фонду О'Брайенов. То есть Вика с ее отпечатками пальцев, ключики с надписями "Switzerland" и "Schweiz", а также компьютерный сборник паролей, кодов и всяких иных прибамбасов, которые обеспечивают управление фондом. У вас такой тоже есть, но нет ни Вики, ни ключиков. Зато у вас есть икона-пароль, без которой все остальное не имеет юридической силы. И еще у вас в руках есть я и чемодан компромата на Сергея Сергеевича, за которые вы намерены выменять и Вику, и ключики. Вот это и должно быть, как я понял, предметом торговли. Но поскольку есть еще несколько контор, которые за всем этим денежным богатством охотятся, то сложности у вас, несомненно, будут. - Молодец, - похвалил Сорокин, - понимание ситуации у тебя есть. И как ты думаешь, почему я решил побеседовать с тобой, а не сосредоточил все внимание на переговорах с твоим отцом? - Понятия не имею. Возможно, для того, чтоб я их как-то ускорил. - В общем, верно. Но речь не идет о том, чтоб ты наговорил перед видеокамерой слезное прошение к отцу родному: мол, спасай, батюшка, загибаюсь. - А что же тогда? - Сейчас объясню. Для того, чтобы у нас не возникло лишних сложностей, надо для некоторых господ создать впечатление, будто переговоры уже прошли, и мы с Сергеем Сергеевичем достигли абсолютного взаимопонимания. - Это для каких же господ, если не секрет? - Во-первых, для конторы покойного Куракина. В данный момент мы находимся на их территории, где наша спокойная жизнь обеспечивается исключительно благодаря трудам и заботам месье Роже Тимбукту. Ему подчинены не только все ребята в желтых рубашках и серых брюках, но и еще сотня бойцов, которые по первому свистку могут собраться сюда и доставить массу неприятностей. Роже в курсе дела насчет смерти Куракина. В принципе этому орлу не очень жалко бывшего патрона, и он с удовольствием сменит крышу, признав в качестве шефа хотя бы нашего друга Клыка. Потому что главный интерес в дружбе с Куракиным у Роже был один: тот ему помогал мыть деньги. И поэтому, если кто-то даст ему свой канал для этого дела, будет вполне доволен. Конечно, Клык - просто подставная фигура, но на его имя формально записано очень много. В том числе и те липовые фирмы, через которые шла отмывка денег для Тимбукту. Следишь за моей мыслью? - Обязательно. Только не пойму, при чем здесь я. - При том, что тебя знает Доминго Ибаньес, он же Косой. - Ну и что? В прошлом году "куракинцы" утащили меня из его конторы, да еще и завалили двоих "койотов" наповал. А потом, когда мы с Ленкой удирали с Гран-Кальмаро, там тоже были неприятности. - Это было в прошлом году, а конъюнктура, как известно, меняется. Особенно в связи с тем, что Куракин отбыл в мир иной. К тому же ты будешь представлять не Куракина, а великого и мудрого шейха Абу Рустема, который является формальным владельцем 7/8 хайдийской недвижимости. - Очень интересно... Только как это возможно, если без Чуда-юда? Кубик-Рубика без батиного дозволения никогда и ничего не делал. А если вы решили сблефовать, то навряд ли что-то выйдет. Тогда, я думаю, Косой все это расколет в два счета. - Ты не торопись, ладно? Детали мы будем позже обсуждать. Пока я тебе просто указал одно из направлений нашего возможного сотрудничества. Косой из тех людей, которым глубоко плевать, откуда и как идут деньги, лишь бы он мог отстегивать в свою пользу приемлемый процент. Точно так же, как Тимбукту - начхать на то, кто именно отмыл для него купюры, лишь бы процент отстежки не превышал определенного максимума. - Но я так полагаю, что у Куракина в конторе не один Тимбукту. Наверно, есть еще люди, которым это не понравится. И уж конечно, все это не понравится Воронцоффу. - Да, Рудольф Николаевич - это не подарок. И что особенно неприятно - в тандеме с ним сейчас "джикеи" и Соловьев Антон Борисович изволят сердиться за то, что его сын по-прежнему находится в лапах твоего родителя, который сделал из него экспериментального биоробота. Для них, скажем так, сведения о том, будто мы уже нашли общий язык, будут вообще большим ударом. - Это я понимаю. Но по этому случаю, как мне кажется, они будут настолько расстроены, что начнут всякие резкие движения делать. Не опасаетесь, что нам немножко горло резать будут? - Такую опасность надо всегда иметь в виду. Воронцов после того, как твой отец два раза на него покушался, тоже не собирается оставаться в долгу. Поэтому очень большие надежды возлагает на Соловьева. Сам Соловьев сейчас из России смылся, но друзей у него еще много. Соответственно могут найтись отчаянные ребята, которые попробуют достать Сергея Сергеевича. Нашлись же болваны, которые налетели на офис одного из твоих дружков... - От них и пыли уже не осталось... - Однако среди твоих людей оказался предатель. - Доллары глаза позастили. - Тем не менее, его поведение - очень большая загадка. Богдан - не автоматчик какой-нибудь. Он оператор ГВЭПа и проходил тщательную проверку, у него стояла микросхема, которая должна была вовремя доложить о любом его опасном шаге. - Чудо-юдо сам убрал связь по каналам РНС. Кто-то на ней висел якобы. Уж не вы ли? - Я? - Сарториус удивился. - Нет, ты знаешь, я тут ни при чем. Скажу вполне откровенно, что я, конечно, пытался пробиться через вашу кодировку, но мне это в последние полтора месяца не удавалось. - Но ведь вы все-таки прошли в нее, - усмехнулся я, - как бы я иначе к вам попал... Неужели это называется не "удалось", если вы настраиваетесь на волну, которой пользуется Чудо-юдо, имитируете его, превращаете меня в управляемый механизм и сажаете в самолет? Да и не одного, а с целой командой? - Погоди, погоди! - Сарториус удивленно поднял брови. - Так ты что - разве не добровольно перелетел?! Сказать, что я офигел от такого вопроса, будет очень мягко. Даже слово "охренел" будет не совсем точно отражать суть моего состояния. - Я? Добровольно?! Ну, вы даете, Сергей Николаевич! Сарториус посмотрел на меня так, будто к нему на улице подошел самец шимпанзе и спросил: "Братан, огонька не найдется?" - Интересное кино! - пробормотал он озадаченно. Пожалуй, такого недоумения на лице Сорокина я еще ни разу не видал в обоих потоках времени, где он присутствовал... - Так. - Лицо Сергея Николаевича приобрело строгое выражение. - Сейчас придется кое-что уточнить. Он повернулся к своим "теофилам" и гаркнул по-испански: - Алехо, через десять минут здесь должна быть кассета 832. Пошел! Алехо исчез за дверью и, топоча, как слон, бегом понесся куда-то по коридору. - Дима, ты случайно не шутишь? - спросил Сарториус, вперив в меня свои жутковатые глаза психотерапевта. - Сергей Николаевич, какие могут быть шутки? - Я испугался самым натуральным образом. Уж с кем с кем, а с компаньеро Умберто я ни на какие шутки никогда не настраивался. - Но ведь я же твою память смотрел... - Растерянность, которую он и не пытался скрыть, была самая натуральная. Точно такую же я видел в том потоке времени, где мы с ним очутились в районе объекта "Котловина". Тогда я экспромтом придумал версию, будто вся эта экспедиция в Сибирь была организована Чудом-юдом для того, чтоб отвлечь Сорокина от швейцарских дел Сергея Сергеевича. Именно тогда я впервые увидел Сарториуса в смятении. Но тогда я просто блефовал, а поскольку блеф вышел удачным, даже испытывал определенную гордость от того, что сумел запудрить мозги всевидящему и всезнающему чекисту. Сейчас у меня ни гордости, ни удовлетворения не было. Был настоящий страх. Если не Чудо-юдо и не Сарториус, то кто же мной управлял? Я только поставил этот вопрос, но еще не успел придумать ни одного более-менее вразумительного ответа, когда вбежал телохранитель Алехо, которого Сарториус отправлял за кассетой 832. - Молодец, - похвалил его Сергей Николаевич. - А теперь выйдите за дверь и никого не подпускайте ближе, чем на десять метров. "Теофилы" скрылись, а я сказал: - Здесь, между прочим, телекамеры установлены, компаньеро. Вы в курсе? - Сами и ставили, - отмахнулся Сарториус, лихорадочно включая видак и запихивая в приемник кассету. - Там сидят наши ребята, но я приказал им отключить наблюдение. Видак закрутился, на телеэкране заметались полосы. - Это видеозапись, подученная путем оцифровки того, что мы считали с твоего мозга. Сейчас пойдет картинка, - прокомментировал Сергей Николаевич. - Четкость, конечно, не шибко, но что поделаешь... Все, что появлялось в дальнейшем на экране, напоминало те самые заезженные пиратские видеофильмы, которыми одно время были заполнены московские развалы. То есть размытое, нечеткое изображение, иногда в красных, иногда в синих тонах, иногда забеленное до полной потери контрастности, а иной раз вообще полустертое. Тем не менее, в этом следовало винить не аппаратуру, воспроизводившую этот "фильм", и даже не ту компьютерную программу, которая считывала и оцифровывала импульсы из моего мозга, превращая их в видеозапись, а мою личную память, которая по своей прихоти одно запомнила ярче и полнее, а другое очень блекло и нечетко. Ибо в данном случае роль объективов видеокамеры исполняли мои глаза, и все, что появлялось на экране, было лишь тем, что попало в их поле зрения. Запись на кассете 832 началась с момента, когда мы с Богданом, Валетом и Ваней подбирались к даче Кири. Сарториус включил перемотку вперед и, пока на экране в торопливом ритме менялись кадры, спросил: - С какого момента ты почувствовал, что тобой управляют? - Вообще-то, - сказал я, наморщив лоб, - по-настоящему я почувствовал команду по РНС, только когда за столом сидел у Агафона и компании. Но теперь думаю, что это могло быть раньше... - Когда? - кося глазом на мельтешащий экран, спросил Сарториус хрипло. - Например, тогда, когда мы переехали с дачи Кири на дачу дяди Сани... Сарториус остановил перемотку, и запись начала крутиться в нормальном темпе. На экране появилось то, что мне из всей "дачной" эпопеи запомнилось крепче всего: то, как я едва не задохся в трубе, застряв с чемоданом-вьюком. А вот потом пошло то, что было связано с переездом... На экране возникло довольно мутное видение двора, где стояла синяя "шестерка". Четко запечатлелись мои взгляды на багажник и на стекла автомобиля - я тогда удивился, что Ваня с Валетом не взломали замки и не разбили стекла. "- Как вы открыли машину?" - спросил я там, на экране, хотя меня в основном видно не было. Я спросил это, бросая вьюк в левую заднюю дверцу и усаживаясь на сиденье. В ногах у меня стояли чемоданы с компроматом и миллионами. Точно, все так и было, хорошо запомнилось. "- Ключом, - ответил Ваня. - Ключ находился у Богдана в кармане". Тут на основное изображение наложилось полупрозрачное дополнительное. В этот момент я вспомнил лежащего и стонущего Богдана, в которого Ваня засветил две пули. "- Вперед!" - скомандовал я, и машина тронулась с места. После этого в моей памяти должен был наступить пробел. Именно тогда наступила полная расслабуха, я заснул и не просыпался до самого приезда на дачу дяди Сани. Я мог бы дать Сарториусу и честное пионерское под салютом, и честное комсомольское, и даже честное большевистское (хотя и не имел на это формального права!), что ни фига ни о чем не помню. Однако никакого пробела не было. После команды "вперед!", когда Ваня вывел машину за ворота, я сказал: "Направо!", и Ваня послушно повернул баранку. "Шестерка" поехала по дороге через дачный поселок, прокатилась по лесной грунтовке, потом выехала на асфальтированное шоссе - совершенно мне незнакомое по виду! - и, повернув по моей команде налево, понеслась дальше. Если б я не слышал своих команд, то, наверно, подумал, будто Ваня, сидевший за баранкой, отлично знает дорогу, потому что ни разу на протяжении всей поездки никто из нас не поглядывал ни на карту, ни даже на дорожные указатели. Но дороги не знали ни он, ни я, который уверенно и четко отдавал команды, куда и где поворачивать. Ваня, еще раз напомню, вообще никогда не ездил к Агафону, а я ни разу не пользовался тем маршрутом, по которому направлял Ваню. Чудеса! Но самым неожиданным в этом отрезке записи были переговоры, которые я, оказывается, вел по рации. Это в то самое время, когда, как мне казалось, я мирно спал и даже снов не видел! Мои глаза там, на экране, положили взгляд на шкалу настройки и установили риску на какую-то неизвестную мне волну, во всяком случае, держать с кем-либо связь на этой волне мне не доводилось. "- Девять семь ноль, ответьте два три семь. Прием", - пробубнил я, нажав большим пальцем на кнопку передачи, скрытую под резиновым колпачком. Отозвались почти сразу, едва я отпустил кнопку, и рация встала на прием: "- Два три семь, я - девять семь ноль, вас слышу". "- Девять семь ноль, глина семь шесть, фишка семь плюс три, нитка полста восемь, минутка плюс четыре. Как поняли, прием?" "- Два три семь, вас понял: грязь семь шесть, фигня семь плюс три, натяг полста восемь, миг плюс четыре. Работаем". "-До связи", - сказал я. Всякий посторонний человек подумал бы, что я прекрасно понял все, что прозвучало в эфире. Но я, несмотря на то что был одним из двух собеседников, которые вели радиопереговоры, ни хрена не понимал: ни того, что мне отвечал неизвестный с позывным 970, ни того, что сам ему говорил. - Ты действительно этого не помнишь? - спросил Сарториус, остановив запись. - Вам лучше знать, - проворчал я, - вы мысли умеете читать. Я лично из всего, что было сказано по радио, ни хрена не понял. - Ну, теперь-то мне смысл вашего диалога понятен, - усмехнулся Сарториус. - Это ты себе "борт" заказывал. "Глина семь шесть" означает "Ил-76", "фишка семь плюс три" - "семь человек плюс три места багажа", "нитка полста восемь" - "маршрут 58", видимо, условное обозначение того спецрейса, который доставил вас в Лагос... - Куда-куда? - переспросил я в полном изумлении. - В Лагос, в Нигерию... - как ни в чем не бывало пояснил Сорокин. - Однако... - протянул я. - В жизни не мечтал слетать именно в Нигерию. - Ничего не попишешь, - хмыкнул Сергей Николаевич, - куда заказывал, туда и прилетел. Ну а "минутка плюс четыре" означала время вылета, к текущему времени прибавить четыре часа. Соответственно, когда тебе твой собеседник отвечал, то оставил все цифры, а условные слова называл на ту же букву, но другие. Скрытый пароль-отзыв, так сказать. Сарториус вновь пустил запись. Некоторое время на экране все еще показывали нашу поездку на синей "шестерке". Потом пошли картинки, которые я действительно помнил. То есть встреча с Агафоном и компанией, ужин с легкой выпивкой, а затем моя неожиданная речь насчет необходимости куда-то ехать. Никаких признаков того, что я не сам произносил слова, а лишь озвучивал чей-то подброшенный мне в голову текст, не просматривалось и не прослушивалось. Будучи сейчас как бы "сторонним наблюдателем", я вполне понимал, почему моя речь ни у кого из ребят Агафона не вызвала сомнений. Если б я был на их месте, то наверняка подумал бы, что человек, отдающий распоряжения, руководствуется исключительно собственными мыслями и вдобавок давно уже хорошо знает, куда именно предстоит ехать и чем заниматься. Я еще раз обратил внимание на то, что Ваня и Валет встали из-за стола после весьма общей и неконкретной команды: "На сборы - десять минут". Как правило, биороботы такой команды не понимали и не исполняли. Им нужно было либо задавать определенную программу действий, то есть объяснить, какой участок местности надо взять под охрану, когда и против кого применять оружие, либо поставить конкретную задачу: применить такой-то вид оружия, занять позицию гам-то и там-то. В данном случае я должен был приказать им встать из-за стола и взять чемодан-вьюк, чемодан с компроматом и чемодан с долларами Они же повели себя так, будто я уже отдал такую команду. Из этого следовало, что они получили эту команду не от меня, а непосредственно через свои собственные микросхемы. Если бы эту команду неведомый оператор пропустил через мою голову, используя мою микросхему как ретранслятор, то она неизбежно записалась бы в памяти и прозвучала бы сейчас с экрана. Но мы ее не услышали. Дальше пошли "кадры", отображающие переезд на аэродром. И пересадку в микроавтобус, и вкатывание его в грузовой отсек "Ила", даже мой, вроде бы вполне осмысленный и иронический ответ на вопрос Гребешка: "Куда летим, командир?" - "В Малаховку". Наконец запись добралась до того момента, когда мы заняли места в пассажирском салоне транспортного самолета, и стюардесса принесла нам на подносе баночки с "джин энд тоник". Последним, что я запомнил в натуре, был глоток этого прохладного и не слишком крепкого пойла. После этого я пришел в чувство только на танкере и не имел ни малейшего представления о том, как туда угодил. Самая простая логика подводила меня к мысли о том, что в "джин энд тоник" ввели какую-нибудь снотворную дрянь и все мы, так сказать, "семеро смелых", легли в отключку. Однако если верить той записи, которую Сарториус считал с моих мозгов, на стюардессу я зря грешил. Согласно картинкам, которые продолжали крутиться на экране, я вовсе не вырубался, да и все остальные тоже. Оказывается, мы сидели себе в креслах, попивали "джин энд тоник" и рассказывали анекдотики. Потом пришел командир самолета, и я вспомнил, что когда-то он возил меня с четырьмя, ныне покойными, бойцами в Нижнелыжье, где на нас налетел со своими ребятками товарищ Сорокин, ныне мирно сидящий рядышком со мной. Оказывается, тогда летчиков не постреляли, а повязали и уложили на травку. Когда с "бандитами" (то есть с нами) было покончено, их развязали и вежливо извинились за доставленные неудобства. Все это летчик очень весело и с юморком мне пересказал. Выяснилось, что сейчас он уволился из армии и работает в частной компании, а данный самолет зафрахтован какой-то фирмой под названием "Polar oranges", которая доставляет всяческие фрукты из теплых краев в нашу небогатую витаминами державу. Потом снова появился человек в штатской куртке, который опять-таки показался мне знакомым. Чуть позднее я и вовсе узнал его, это был некто Леха Романов, который работал в СБ ЦТМО по разным заграничным делам, и я его пару раз видел в конторе Чуда-юда. Из разговора стало ясно, что именно он имел позывной 970 и спецрейс на Лагос я заказывал ему. Меня, сидящего перед экраном, очень удивило то, что тезка невинно убиенного наследника престола даже не поинтересовался, дал ли Чудо-юдо какую-либо санкцию на вывоз за кордон такой кодлы с весьма не безобидными для Сергея Сергеевича бумажками. Полное отсутствие пограничного и таможенного контроля не удивило - Чудо-юдо мог и не такое проворачивать, а вот то, что его подчиненный не запросил подтверждения моих полномочий, просто изумило. Даже если допустить, что моя осведомленность о волне, позывном и условном коде переговоров (кроме того, связь наверняка кодировалась при помощи модуляции) уже сама по себе подтверждала эти полномочия, все равно, по идее, Романов должен был для контроля связаться с Чудом-юдом или кем-то имеющим на него прямой выход. Вряд ли этот парень был самоубийцей... Нет, определенно он не походил на такого лоха. И спустя несколько минут я получил тому подтверждение. Запись докрутилась почти до конца, когда там, на экране, Романов подозвал меня, и мы пошли в радиорубку, где меня, оказывается, связали непосредственно с Чудом-юдом. "Нормально работаешь, Димуля! - похвалил он меня из эфира. - Все отлично, все по плану..." Вот тут как раз запись кончилась. - На 833-й кассете есть продолжение, но там уже не так интересно, - сказал Сорокин. - А мне как раз ужасно интересно, что было дальше, - заметил я. Тут у меня проскочила такая нехорошая идейка. А что, если вся эта оцифрованная запись мыслей есть не что иное, как стопроцентная липа, сварганенная Сарториусом? Что ему, "Главному Камуфляжнику", стоит зарядить мне башку этой искусственно смонтированной лже-памятью? Ни хрена не стоит, они с Чудом-юдом и не такие имитации придумывали. Другой вопрос, конечно, за каким чертом это делается, но никаких технических препятствий для подобного заполаскивания мозгов я не видел. - Нет, - возразил Сарториус, хотя я рта не раскрыл. - Kак на духу - это не моя работа. - Вы ж неверующий, Сергей Николаевич, коммунист убежденный, - произнес я с небольшой издевочкой. - В ваших устах это самое "как на духу" не очень убедительно... Мысли вы читаете без приборов, имитации ставите такие, что у людей крыша едет. Почему я должен вам верить? - Хотя бы потому, что если б я тебе суррогатную память загрузил, то сделал бы это намного проще. Ты бы ни чуточки не сомневался в ее реальности. И на какого лешего мне тебе провалы в памяти оставлять? Я бы мог тебе такой дезы напихать, что господин Чудо-юдо три года в ней не разобрался бы. - Чужая душа потемки, - произнес я, - вы мою светите как рентгеном, а свою не открываете. Откуда я знаю, что у вас лично на уме, и какие вы пакости собираетесь подстроить? - Согласись, что если б у меня была реальная возможность тобой управлять, то я бы не стал делать столько промежуточных ходов. - Но никому другому, кроме вас, вся эта затея не принесла пользы. Вы получили то оружие против Чуда-юда, которое мечтали иметь Воронцов и Соловьев. Этот компромат я, конечно, не видел, но догадываюсь, что это не хухры-мухры, если ради него пришлось уничтожить столько народу. - Да, это не хухры-мухры, - кивнул Сарториус. - Это сильная штука. Если раскрутить, то любой самый гуманный суд в мире обеспечит твоему папочке пожизненное заключение. А нормальный - вышак. Самое ценное в этих документах - их подлинность. То есть на них есть подлинные автографы - в данном случае, не только подписи, но и всякого рода правки и собственноручные пометы Сергея Сергеевича. Но один листочек вообще убийственный для Чуда-юда. Тот, который Киря с друганами раздобыли в офисе Варана. Одного только не пойму: отчего этот листок, который стоит всего остального содержимого чемодана, попал в почти не охраняемый "бригадный" офис? Такие бумажки должны иметь гриф: "Перед прочтением - сжечь!" Они просто-напросто не должны храниться ни одного дня. Больше того, их ни в коем случае не следует писать. То, что там написано, можно держать только в голове, да и там, при нынешней технике, эта информация будет представлять серьезную опасность. - Ни фига себе! - вырвалось у меня. - Что же это за бумажка такая? - Об этом, если можно, чуть позже. Пока достаточно того, что я сказал. Можешь ли ты поверить в то, что твой отец, который без малого тридцать лет проработал в КГБ и поныне ведет достаточно конспиративный образ жизни, мог забыть в офисе Варана сверхсекретный документ? Я уж не говорю о том, что он не должен был вообще приносить его туда, а еще лучше - вообще не составлять. - Вы считаете, что этот документ - липа? - Нет, это подлинник. Причем не просто отпечатанный на компьютере и подписанный авторучкой. Это рукописный текст. То есть, с точки зрения права, такой документ, где за каждую запятую несет ответственность не машинистка или оператор ЭВМ, а непосредственно тот, кто его писал. Чудо-юдо никогда не сможет сказать: "Знаете ли, господа судьи, мне в день приходится подписывать тысячи бумажек. Подмахнул не читая, промашка вышла..." Нет, батенька, от своей руки не отречешься. Я почесал лоб. Мне, правда, не довелось прочитать документ и понять его смысл, потому что листок с текстом лежал в папке из-под бумаг группы "Пихта", сильно меня взбудоражившей. Но внешний вид листка мне неплохо запомнился. Документ, который я показывал Равалпинди, был вовсе не рукописным. Мне как сейчас виделись два десятка принтерных строчек, отпечатанных на фирменном бланке ЦТМО. - Да ты что, только лицевую сторону смотрел? - Сарториус в два счета снял картинку с моих мозгов. По-моему, он был готов всплеснуть руками и заржать от души: "Ну и лопух же ты, оказывается, Дмитрий Сергеевич!" Впрочем, он не позволил себе этого сделать. Потому что, будучи великим специалистом по созданию имитационных видеообразов, вполне мог допустить, что некто, управлявший моим сознанием и деятельностью, мог показать мне вместо рукописи печатный текст или вообще девственно чистую, абсолютно белую бумагу... - Не знаю, - пробормотал я, - по-моему, видел только печатный текст. На бланке. А потом сразу после этого все так быстро закрутилось, что я ни хрена не помню в подробностях. - Я знаю, - произнес Сарториус задумчиво. - Но тот текст, который вмертвую топит Чудо-юдо, был на обороте. Отпечатанное на принтере ценности не представляет. - Может, все-таки поясните, что там было. Сорокин нахмурился. Мне было ясно: он не решается даже пересказать мне содержание документа. - На бланке отпечатан обычный рабочий документ. Всего лишь деловое письмо на какой-то завод по поводу оплаты заказа на поставку низковольтных проводов, по-моему. К тому же, как видно, испорченное, текст был перечеркнут крест-накрест. А вот на обороте от руки был подписан приговор... - Воронцову, что ли? - спросил я. - Нет, - медленно ответил Сорокин. - Всему человечеству. "Сбрендил!" - это я подумал отнюдь не об отце, а о Сергее Николаевиче. В принципе, ничего удивительного. Работа у него нервная, ритм жизни бешеный. Надо успевать и сражаться за Мировую Революцию (это само по себе уже близко к паранойе), и руководить психиатрической клиникой в Оклахоме, и вести какие-то околомафиозные делишки, дабы иметь возможность финансировать научные работы в области ГВЭП, психотропных препаратов и нейролингвистического программирования. Я бы лично, если б на меня взвалили хотя бы один из этих видов деятельности, свихнулся уже на первой, в крайнем случае, на пятой минуте. Ну а если учитывать, что Сорокин с младых лет вкалывал в очень серьезном учреждении, двадцать с лишним лет пропахал за кордоном на нелегалке, пережил крах государства, за которое был готов жизнь отдать, то можно согласиться: причин для схода с ума предостаточно. То, как Сарториус произнес слова "всему человечеству", особенно выражение его лица, вполне подтверждало мой не шибко профессиональный диагноз. Наверно, крутые спецы по психиатрии нашли бы кучу внешних признаков съезжания крыши, отразившихся на физиономии Сергея Николаевича. Мне лично очень не понравился его взгляд. Такого я у Сарториуса не видел никогда. Фанатичный блеск в глазах у него до сей поры не показывался. - Вы это серьезно? - спросил я, постаравшись сделать свой голос максимально спокойным, но это, конечно, удалось всего наполовину. - Не думай, что я свихнулся, - произнес Сарториус тем же тоном и выложил передо мной ксероксную копию того самого оборота листка, который я так и не удосужился посмотреть на подлиннике. Почерк отца родного я узнал бы даже по двум-трем словам. Нет, сомнений никаких не оставалось - это писал Чудо-юдо. Подделать его писанину было очень трудно, и я думаю, любая графологическая экспертиза однозначно установила бы его авторство. Хотя, как я знал, существуют компьютерные программы, которые могут копировать индивидуальные особенности почерка человека, но вовсе не на сто процентов. Нет, это писала не машина. Машина, в которую заложили бы основные элементы отцовского почерка, воспроизводила бы их с механическим постоянством. А Чудо-юдо мог одну и ту же букву написать чуть ли не в пяти разных начертаниях. В общем, это был его доподлинный, своеручный текст. Истинно! Заголовка "Приговор человечеству" там, конечно, не имелось, но после прочтения документа складывалось впечатление, что Чудо-юдо просто забыл его поставить над верхней строчкой: "1) Мих. может тянуть до ноября. Арест 10-го (?) 2) Форсировать работы по ГВЭП-154с. Электроника - 2,7 млн$, Яп. Транзит через Перу - Колум. Перальте. Рабочие узлы - 3,3 (n/я "А.", Кор.", 45-й), доставка на точку - 10 авг. 1997 г., сборка 1-й экз. - 12 авг., готовность всех - 1 сент., наземн. исп. - 1 окт., запуски с 1 по 4 - 5-9 акт. Тестирование, орб. настройка - до 23 окт. Общий расход - 25,7 лимона. Займ? 3) ВВ - не yсn. Переправить из ЦТМО на X. Вика, Эух., Лус. - к 9 авг. 4) 8-й сектор - то же. 5) Z-7, Z-8 (сырье 590 кг, гот. - 145 600 ед. 6) Работа 4x154 в 01 "К" 23 окт. -23 нояб. Продлить? 7) Инъекц. Z-7 u 8. По схеме 1+5. Вполне можно до 31.12.98 - всех!!! Z-7 от 40 и ст., детор. возр. - Z-8. При нежелательно-экстренном разв.: а) Исп. опытный 154-й с борта 76-го. Демонстр. реж. "О" и "Д" по реал. ц. б) Работа 154-м по руководству и страт. силам реж. "У" и "В" (вплоть до WWIII, если не поймут!!!.)". Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять все, что придумал Чудо-юдо согласно этому плану. Надо было только чуточку знать моего отца хотя бы так, как знал его я. Приговор не приговор, а план захвата власти над миром был налицо. Причем, видимо, форсированный в связи с грядущими неприятностями. То, что Чуду-юду грозит арест, который можно оттянуть всего лишь до ноября, меня, в общем, не удивило. То, чем он занимался в последние годы, даже нашу весьма снисходительную демократическую власть могло довести до белого каления. Правда, тот, кто собирался поднять карающий меч против Чуда-юда, не мог не сознавать, что, свалив его, можно вызвать огромную лавину отставок, уголовных дел, заказных убийств, инфарктов, инсультов, побегов за кордон, прыжков из окон, автокатастроф и других несчастных случаев. То, что грохнется не один десяток банков и компаний, причем не только в России, но и в зарубежьях, тоже сомнению не подлежало. Даже само правительство не было гарантировано от каких-либо опасных неурядиц, ибо не было такого министерства или ведомства, где у Сергея Сергеевича не было своих людей. Из их числа одни были просто куплены, другие шантажированы, третьи по-настоящему запуганы. Так или иначе, но каждый из них в рамках своего положения связывал свое материальное и житейское благополучие с работой на Баринова. Для того, чтобы эти люди могли изменить свое отношение к Сергею Сергеевичу, нужно было их сперва вычислить, а потом перевербовать, причем так, чтоб отныне они ощущали себя полностью защищенными от возможной мести Чуда-юда и не чувствовали себя материально обделенными. Работа очень сложная, отнюдь не безопасная, но самое главное - дорогостоящая. Ибо если каким-то клеркам можно было по два-три "лимона" "деревом" подкидывать, то тузам надо было обеспечивать куши в десятки тысяч гринов. Я почти не сомневался, что и в руководящих кругах министерств у Чуда-юда были "лапы", на покупку которых требовалось еще больше расходов. Соответственно, перекупить эту систему мог только человек очень богатый. Вряд ли таким человеком мог быть Соловьев. Во всяком случае - единолично. Однако он вполне мог пользоваться "кредитной линией", тянущейся от Воронцова, "Джемини-Брендан" и "G & К". Кроме того, я догадывался, что он мог как-то скоординировать между собой действия тех мало что могущих людей внутри России, которые готовы маму родную зарезать, лишь бы увидеть Чудо-юдо в гробу и в белых тапочках. - Интересно, - спросил я у Сарториуса, - кто такой "Мих.", который может "протянуть до ноября"? - Михалыч, - уверенно произнес тот. - Пенсионер, влияние которого на правоохранительные структуры очень велико. Чудо-юдо всегда обращался к нему в острокритических ситуациях. Но если уж Михалыч не может откручивать Баринова дольше чем до 10 ноября, то за твоего папашу действительно решили всерьез взяться. Правда, мне лично кажется, будто сажать и осуждать его они не собираются. Просто припугнуть решили, чтоб Сергей Сергеевич не забывал, что надо делиться. Осенью, тем более перед 80-летием Великого Октября, на правительство будет сильное давление. Конечно, вряд ли наши "легальные коммунисты" способны раздуть что-нибудь серьезное, но нервы правителям пощекочут. Чтобы унять бузу, понадобятся деньги. И немало. Если у твоего бати хоть один миллиард лишних долларов наберется, начальники за его счет кое-кому глотки замажут. Раскошелится - отпустят. Конечно, и поторговаться, возможно, разрешат. Но они забыли, что Чудо-юдо - это не божий одуванчик. Вот он и разработал план контрмер, которые сразу показывают, кто в доме хозяин... - Неужели он действительно собрался запускать спутники с ГВЭПами? - Конечно. Согласно документам из чемодана Равалпинди это уже осуществляется. ЦТМО через какой-то астрофизический институт - точное название забыл - закупил четыре коммерческих запуска. С разных космодромов и ракетных баз. Формально - не придерешься. То есть если не было бы вот этого листка, то никто не смог бы доказать, что в космос отправляются не астрофизические спутники, а ГВЭП-154с - "с", кстати, и значит "спутниковый". - Этот 154-й, наверно, мощная машина? - Ну, я о ней ничего толком не знаю, - сказал Сарториус. - Но догадываюсь, что если он четырьмя установками собрался всю Землю держать в режиме "К", то силенок ей не занимать. Могу себе представить и то, что они могут наделать в режимах "Д" и "О". - Он его собрался в случае чего применять и для управления, и для видеоимитации против руководства и стратегических сил... Чьих? - Очевидно, и русских, и американских, и всех прочих. Он собирается доказать всем, что более силен, чем все страны мира, вместе взятые. Синдром инженера Гарина, ежели вспомнить товарища Алексея Толстого. Супероружие дает власть над миром... Но почему он оставил этот листок с заметками? Вот в чем вопрос! Да, это было совершенно непонятно. Ладно, допустим, что он его написал для того, чтобы привести в систему свой перегруженный мозг. Но выходит, что потом он забыл сжечь листок или припрятать в сейф? Прав, конечно, товарищ Сорокин - ни хрена в это не поверю. Даже если Чудо-юдо был вусмерть пьян чего за ним никогда не водилось! - он и то не смог бы позабыть о таком документе. Больше того, невозможно было поверить в то, что он такие мысли рискнул доверить бумаге. С его-то опытом всяческой конспирации?! - Может быть, это все-таки деза? - предположил я вслух. - А смысл какой? - нахмурился Сарториус. - Есть, конечно, такой прием, когда противнику впаривают некий салат из сведений, содержащих даже 90 процентов реальной информации. Но это делается в том случае, когда надо обязательно заставить его верить тем 10 процентов, которые являются липой. При этом эти 10% по значимости намного превосходят те 90 процентов, которым разрешается пойти в "утечку". Но здесь, извините, все абсолютно подтверждается. Основная масса документов, которые собрал Равалпинди, это свидетельства в пользу того, что Чудо-юдо начал приводить в исполнение свой план. Они собраны в разных странах мира, относятся к разным сторонам деятельности, по большей части - к финансово-экономической. Сами по себе они мало что значат. Заказы на элементную базу, узлы точной механики, реактивы. Договора о поставках, платежные поручения... Казалось бы, полностью бессистемная информация. Но если есть вот этот ключевой документик, появляется система. Тут совпадают и сроки, и объемы, и суммы... Кстати, сам по себе, без этой кучи дополнительной информации, "план" Чуда-юда ни шиша не стоит. Очень трудно доказать, что это не какая-то шуточная записка или химерическая мечта, за которую еще нельзя судить, а реальное руководство к действию, которое уже начало воплощаться в жизнь. Наконец, если даже Сергей Сергеевич по какой-то причине решил дать против себя все козыри, то почему он погнал вас четверых за этим листком? - Мне, Сергей Николаевич, другое непонятно, - заметил я. - Ведь если Равалпинди или там его люди носились по всему миру, вынюхивая все что можно о замыслах моего бати, и нашли именно то, что, как вы говорите, придает этой записульке уголовно наказуемый характер, то они, по идее, должны были видеть план еще до того, как получили его в руки... - Да, получается так, - кивнул Сарториус. - И отсюда еще одна мораль: план этот написан не вчера. Когда я проглядывал документы из чемодана Равалпинди, то прикинул: меньше чем месяца за три-четыре, их не соберешь. Чисто физически не удастся, даже если в каждой стране и городе ему приносили нужные бумаги немедленно и на блюдечке с голубой каемочкой. Причем не какие-нибудь десятые ксероксные копии, а подлинники с натуральными, не факсимильными автографами Баринова и его помощников. А это значит, что их изымали из прошитых и нередко секретных дел. То есть содержали деяния, тянущие минимум на служебные проступки, а максимум - на государственные преступления. На последнее далеко не каждый болван пойдет без оглядки и долгих переговоров, без оценки степени собственного риска. В общем, три месяца на сбор таких документов - это самый минимум. - То есть вы хотите сказать, что чудо-юдовская писанина лежала где-то три месяца или даже больше. Потом ее просмотрел некий пока не вычисленный агент Соловьева-Воронцова, работающий в ЦТМО. Наконец, противники Чуда-юда дали команду проверять все по пунктам... - И только после этого решили заполучить тот самый план в подлиннике? Да, не слишком убедительно, но другой версии не вижу. - Сергей Николаевич, - спросил я, пытаясь выдернуть из собственных мозгов некую еретическую и слабо оформившуюся идею, неожиданно клюнувшую меня в темечко. - А что, если... Но Сарториус не успел ответить. Потому что откуда-то снизу, из холла на первом этаже, грохнуло один за другим несколько выстрелов. С ДАЛЬНИМ ПРИЦЕЛОМ - Сидеть здесь! - приказал Сарториус очень резким, вполне полковничьим голосом. - Алехо, остаешься охранять. Алехо выдернул откуда-то из-под майки солидный "глок-17" и напрягся, показывая всем видом, что живым меня отсюда не выпустит. Я лично, правда, и так никуда не собирался, особенно туда, где стреляют. А вот Сарториус со вторым "теофилой", выхватив пушки, покинули номер. Какое-то время после их ухода стрельбы больше не было. Мне даже показалось, будто ее продолжения вообще не последует. В конце концов, могло быть так, что кто-то из охранников увидел во дворе крысу или змеюку какую-нибудь, угрожающую жизни и здоровью постояльцев, из-за чего и решил поупражняться в стрельбе. Конечно, в крысу сумеет попасть далеко не каждый, в змею - тоже. Поэтому темпераментный чико высмолил три или четыре патрона, прежде чем бедное животное вышло из пределов досягаемости его пистолета. Ну а сейчас туда прибежал встревоженный и разъяренный компаньеро Умберто, который обматерит своего гвардейца, отберет у него пушку и жестоко накажет тремя сутками внеочередных политзанятий. Внизу протарахтела автоматная очередь. Потом еще. Это заставило меня подумать, что дело, похоже, совсем серьезное. Нет, баловством разгильдяя охранника тут уже не пахло. Речь шла, скорее всего, о вооруженном нападении. Конечно, исключать, будто отель, стоящий, должно быть, где-то на отшибе от городов и полиции, мог подвергнуться обычному бандитскому нападению с целью взять кассу, я не стал. Это была вещь вполне реальная и допустимая. Однако для компаньеро Умберто, учитывая его настрой на Мировую Революцию и весьма неопределенные отношения с законами целого ряда стран, наверняка был неприятен и визит местной полиции. Кстати, в некоторых государствах полиция предпочитает не ловить террористов живьем, а отстреливать на месте. Поэтому если каким-то представителям закона понадобился Сарториус, причем в любом виде, живом или мертвом, они могли поступить по принципу: "История меня оправдает" - и уложить его наповал. Это означало, что он с гарантией никуда не убежит, а кроме того, на следствии не заложит никого из тех, кто помогал ему до сих пор не сесть на пожизненное или электростул. Однако полиция все-таки гораздо чаще соблюдает законы и правила, чем их нарушает. А вот "джикеи", "соловьевцы", "койоты" или те "куракинцы", которые сохранили верность патрону, - народ беспредельный. Также, как, впрочем, и наши ребята из СБ ЦТМО. Кто из них наехал на Сарториуса? Хотя Сергей Николаевич никаких подробных указаний своему бодигарду не выдавал, я не сомневался в том, что приказ "охранять" верзила понял просто: сторожи, чтоб не убег. И ежели бы я попытался покинуть номер, то Алехо не остановился бы перед применением оружия. Поэтому я решил, что будет лучше, если мордоворот, явно проявлявший признаки волнения при каждом очередном выстреле, доносившемся снизу (также, как, впрочем, и при каждом моем движении!), немного успокоится. Я уселся в кресло, стоявшее как раз в таком удобном углу, где меня было трудно зацепить и очередью из окна, и той, что могли засадить по двери. В том, что такие ситуации могут сложиться запросто, я был убежден на сто процентов. Пальба внизу приобретала очень интенсивный характер. Автоматов стреляло много, причем, как мне показалось, разных систем. Несколько длинных очередей вполне походили на пулеметные, например, из РПК. Несколько рикошетных пуль, залетевших через парадную лестницу на второй этаж, промяукали в коридоре. Конечно, я с большим трудом мог представить себе более-менее достоверную конфигурацию отеля, а тем более понятия не имел о том, что находится в его окрестностях. Само собой, я еще не знал, откуда и сколько лезет супостатов. Даже того, супостаты они мне или освободители, тоже не мог определить. Однако одно утешало: окно номера выходило на замкнутый внутренний дворик отеля. То есть пока неизвестные бойцы не вломятся в здание и не начнут "зачистку" по комнатам, опасаться шальной пули не приходилось. Эта успокоительная мыслишка могла бы меня здорово подкузьмить, если б я вовремя не сообразил, что "нормальные герои всегда идут в обход". Эту фразу я услышал в старом-престаром фильме "Айболит-66", который мне довелось смотреть еще в октябрятском возрасте. Тем не менее, она хорошо запомнилась, а кроме того, послужила как бы неким руководством к действию в дальнейшей жизни. Я почти всегда шел в обход, по крайней мере там, где это было возможно. Так и дотянул до 35-летнего возраста. Но в данном случае мне подумалось, что не один я такой умный и в обход могут запросто пойти те, кто сейчас штурмует отель. Точнее, не те, которые штурмуют, отвлекая на себя внимание боевиков Сарториуса, а их коллеги из какой-нибудь спецгруппы... Откуда-то из-за окна послышалось близкое тарахтение вертолетов. Минимум двух. Я прекрасно понимал, что, выглядывая в окно, рискую заработать пулю, но уж больно занятно было посмотреть, что на белом свете деется. Впрочем, созерцание мое длилось всего секунд пять. Два "ирокеза" зависли метрах в десяти над крышей отеля, свесили тросы с двух бортов каждый. Проворные ребятки в камуфляже штатовского образца, шесть с одного вертолета, шесть с другого, лихо съехали прямо на крышу отеля. Мой взгляд в окно пришелся как раз на тот момент, когда на крышу съезжала последняя пара. В том, что это были бравые и вполне профессиональные ребята, вооруженные автоматами "AR-185" и "М-16А2" со всякими прибамбасами, я поверил сразу, несмотря на шибко короткий срок наблюдения. Во всяком случае, пока эти ребята, хищно зыркавшие глазами по сторонам, не заметили мою рожу через стекло, я поскорее шарахнулся обратно в угол. Конечно, мой охранник особой радости по случаю вертолетного десанта не выказал. Тем более что он, должно быть, лучше моего знал планировку отеля и сообразил, что с крыши через слуховые окна бойцы смогут пробраться на чердак, а оттуда - на второй этаж. Соответственно, при достаточной оперативности они могли через десять-пятнадцать минут появиться у нашей двери. Наверно, у Алехо, после того как он услышал топот ног по крыше, а затем шорохи на чердаке, появились некоторые сомнения и легкая неуверенность в себе. Могучий "глок-17" вряд ли казался ему достаточно серьезным оружием против штурмовых автоматов. А поскольку внизу стрельба не ослабевала, можно было догадаться, что подкрепления от Сарториуса если и прибудут, то вряд ли окажутся слишком большими. К тому же боец явно не имел инструкций, что предпринимать в случае, если противник прорвется сразу на второй этаж, как получилось в действительности. По идее, если ребята, высадившиеся на крышу, успеют спуститься на второй этаж и взять под контроль коридоры отеля, то верный телохранитель Алехо (все время хочется назвать его "Алехой") будет отрезан от остальных бойцов компаньеро Умберто, а сами они окажутся между двух огней. А если коммандос неизвестного происхождения сумеют захватить лестницы и выйдут в тыл тем, кто дерется на первом этаже, то войску Сарториуса может наступить полный абзац. Не иначе этот самый Алехо прикидывал, не стоит ли вывести меня в расход, чтоб врагу не достался. Потому как ему был дан приказ охранять. С другой стороны, он побаивался, что, пристрелив меня, может вызвать неудовольствие компаньеро. Что из этого неудовольствия могло получиться, он небось знал хорошо. Я лично тоже немного поразмышлял. Конечно, кое-какие шансы заделать этого верзилу прежде, чем он успеет шмальнуть, были. Но очень мизерные. Пожалуй, гораздо меньшие, чем тогда, когда мы с Ленкой стояли под дулом автомата в офисе дендрологов. Алонсо Чинчилья тогда очень удачно - для меня, естественно, - подставился и после моего удара ногой случайно всадил полмагазина в своих коллег "койотов" и самого босса хайдийской мафии Бернардо Вальекаса по кличке Сифилитик. Но тогда "койоты", поскольку их было много, несколько расслабились, не ожидая от меня излишней прыти. А вот Алехо расслабляться не мог, оставшись один на один со мной. Несмотря на то, что я без напряжения и даже почти по-товарищески разговаривал с Сарториусом, сам Алехо со мной на брудершафт не пил, а потому не мог считать классовым братом. Кроме того, Алехо, как видно, по-русски ни хрена не понимал. Он вполне мог принять нашу беседу за допрос с пристрастием. На взгляд Алехо, то, что в процессе этой беседы Сарториус не ломал мне пальцы и не выдергивал ногти, вовсе не означало, что он не припугнул меня такими мерами и не заставил говорить тихими угрозами, не доводя дело до реального применения специальных методов. Между тем шуршание на чердаке прекратилось, где-то наверху с лязгом открылась дверь, а затем послышался дробный топот нескольких пар тяжелых ботинок, в которые были одеты коммандос, сбегавшие по лестнице с чердака на второй этаж. Это, в конце концов, подтолкнуло Алехо к компромиссному решению. Он направил пистолет на дверь и сказал: - Аделанте! В принципе, топать к двери, когда сзади стоит слегка взволнованный боец с пистолетом, чего-то не очень хотелось. В затылке какой-то нервный зуд появился. Но словить за неподчинение пулю "парабеллумовского" калибра прямо в лоб тоже не было желания. Поэтому я подчинился и пошел куда велели. - Ты понимаешь по-испански? - спросил сзади Алехо. - Да, - отозвался я, немного порадовавшись, что мордоворот намерен управлять мною словесно, а не при помощи пинков и пистолетного дула. - Не только понимаю, но и говорю. - Тогда выходи в коридор и сразу поворачивай направо. Иди спокойно, а не беги. Если будешь слишком торопиться, увидишь свои мозги на стене. После этой услышанной мной фразы я мог с уверенностью сказать: Алехо уроженец района Мануэль-Костелло в хайдийской столице Сан-Исидро. - Если ты сделаешь это, то компаньеро Умберто отправит тебя на Акулью отмель, - сказал я, - он приказал тебе охранять меня, а не вышибать мозги. - Пока он сам это не подтвердит, считай, что мое условие остается в силе. Руки на затылок! Иди вперед! Нет, с нашими родными биороботами работать попроще! Ваня и Валет все-таки более предсказуемы, чем этот гориллоид. Но ничего не попишешь, когда нечем пописать. Оружия не было, и разговаривать на равных с этим верзилой у меня не было возможности. Не без опаски я вышел за дверь, следом за мной, вертя "глоком" во все стороны, вышел Алехо. Подчиняясь его приказу, неторопливо двинулся вперед, держа руки на затылке. Снаружи по-прежнему доносились звуки перестрелки. Правда, немного менее интенсивные, но это вовсе не говорило, что она подходит к концу. Просто люди патроны берегли. Безусловно, надо было порадоваться тому, что в данном отеле номера располагались по обе стороны коридора, то есть выходили окнами и на внутренний двор, и на внешний. Потому что пули, которые изредка залетали на второй этаж, во "внешние" номера, как правило, в коридор не попадали. Правда, это было правило с исключениями: не то третья, не то четвертая дверь, считая от моей по направлению нашего движения, была продырявлена пулей. Пробивная способность у этой маленькой гадины оказалась приличной. Она, влетев в окно, просверлила сначала дверь "внешнего" номера, а потом расположенную напротив нее дверь "внутреннего" номера. Уже пройдя мимо этих дырок, я вдруг озадачился вопросом: почему дырки на дверях были почти на одном уровне, причем та, что на двери "внутреннего" номера, была, по-моему, даже чуточку пониже, чем пробоина на двери "внешнего". Ведь если стреляли с земли по второму этажу, то даже пуля, посланная с очень большого расстояния - а такая бы потеряла силу и нипочем не прошлимнула две двери сразу! - летела бы снизу вверх. То есть дырка на двери "внешнего" была бы намного ниже, чем та, что на двери "внутреннего". Хотя, разумеется, это было не лучшее время для баллистических исследований, я прикинул, что подобный эффект мог получиться лишь в том случае, если стрелок был где-то на одном уровне с окном. Иначе говоря, он палил либо со второго этажа какого-нибудь здания напротив, либо с пригорка соответствующей высоты. Но тут же возникал вопрос: с чего это он взялся стрелять по окну второго этажа, когда "сорокинцы", судя по всему, держат оборону на первом? Ответ пришел сам собой. Потому что некто вел огонь по атакующим из этого номера. Но почему мы, отлично слышавшие пальбу с первого этажа и топот десантников с крыши, не расслышали совсем близких выстрелов? Опять додумался: оружие у бойца было бесшумное. Сразу пришел на ум "винторез" Танечки Кармелюк с толстым стволом-глушителем. Но ведь теперь Танечка - это Элен. Неужели решила тряхнуть стариной? Все эти теоретические размышления оборвались в одно мгновение. Сзади, из-за угла коридора, разом выскочили двое в камуфляже. Те самые коммандос с вертолетов, которые, должно быть, решили зачистить второй этаж. А спереди, в противоположном конце коридора, со стороны выхода на парадную лестницу, вылетели трое в желтых рубахах и серых брюках - надо думать, люди из охраны гостиницы. Правда, теперь у них в руках были не служебные пистолеты, а автоматы. Не знаю, что бы со мной сталось, если б я чуточку запоздал. Скорее всего сталось то, что произошло с Алехо, который попытался обернуться и открыть огонь из "глока" по коммандос. Но те оказались парнями с реакцией и не стали дожидаться, пока тот повернет на них ствол. Их автоматы открыли огонь почти моментально. Само собой, что неплохая реакция оказалась и у трех коллег Алехо, которые дружно плюхнулись на пол и стали молотить в ответ. Почти одновременно! С двух сторон целые рои пуль зажужжали вдоль коридора. "Глок" полетел куда-то в сторону, а Алехо - в него почти разом попало не меньше десятка пуль от своих и чужих - завертелся юлой, нелепо замахал руками, будто пытаясь отмахнуться от этих свинцовых "пчелок", а затем плашмя шлепнулся на паркет. Наглядный пример: "Не думай о секундах свысока..." Строго говоря, о десятых и сотых долях данного временного интервала тоже не стоит забывать. То, что я не превратился в подобие Алехо, было следствием сумасшедшего, но очень своевременного прыжка вправо, в дверной проем, который я совершил за несколько десятых секунды до того момента, как пули с двух направлений прошили воздушное пространство коридора. Сам по себе этот прыжок мог бы только отсрочить процесс изрешечивания. Проем был достаточно широкий, чтоб меня смогли разглядеть хотя бы с одной стороны. Впрочем, даже если б меня и вовсе не разглядели, какая-нибудь шальная пуля из нескольких десятков могла бы меня достать. Но повезло. Во-первых, дверь в номер оказалась не запертой на ключ, а во-вторых, она открывалась вовнутрь номера, и я скользнув по паркету после прыжка, буквально ввалился в комнату. Там я совершенно не предумышленно, а просто по инерции повалился набок, а потому смог лицезреть через распахнутую дверь печальную судьбу своего конвоира. Впрочем, это впечатляющее зрелище я наблюдал не больше двух секунд. Одна из пуль, которыми обменивались противоборствующие стороны, врезалась в стену, вышибла кусок штукатурки и с мерзким "мяу-у!" влетела в номер. Я тут же постарался откатиться подальше от двери. Номер был точно такой же, как у меня, только незаселенный, без мебели и вообще ремонтируемый. В нем стояли стремянки, ведра и банки с краской, потолок уже был побелен, две стены покрашены, одна, пестревшая белыми пятнами шпаклевки, подготовлена к покраске, а та, что с окном, сохраняла прежний цвет. К тому же старая оконная рама была выломана, а новая еще не поставлена. Конечно, выпрыгнуть со второго этажа не было для меня большой проблемой. Какие-то четыре-пять метров высоты. Вопрос был в том, куда потом деваться. Сарториус, если еще жив, конечно, постарается прихватить меня с собой на прорыв. В том, что ему придется прорываться из кольца, сомнений не было. С другой стороны, мне было непонятно, почему Сорокин ведет бой по старинке, не применяя ГВЭП. Ведь тогда он сумел бы этих самых коммандос стравить между собой. Они бы постреляли друг друга, а когда патроны кончились, стали резаться и морды бить сами себе. Ан нет, идет огневая месиловка, как в доброе старое время. Что произошло? Размышлял я над этим вопросом, уже укрывшись в санузле, наиболее надежном и безопасном месте. Здесь не было окон, двери плотно закрывались и запирались изнутри. Конечно, и коммандос, и охранники гостиницы, совместно расстрелявшие Алехо, могли видеть, куда я запрыгнул. Но если повезет, то могут подумать, будто я выпрыгнул в окно. Если не повезет, то осмотрят номер и могут вытащить меня из моего убежища. Охранники, ежели им удастся пострелять коммандос, скорее всего убивать не станут, а утащат к Сарториусу. А вот ежели одолеют коммандос, то такой гарантии нет. Но все равно, спрятаться в защищенном от пуль месте безопаснее, чем прыгать из окна во внутренний двор, где тебя могут просто сдуру срезать все, кому не лень. Автоматная трескотня из коридора слышалась минут пять, потом все стихло. Я отошел подальше от двери, ведущей в комнату, и постарался затихнуть. Уши, само собой, навострил. Внизу, на первом этаже, по-прежнему стреляли, поэтому мне приходилось напрягать весь свой слуховой аппарат, чтобы разобрать, происходят ли какие-то перемещения здесь, в непосредственной близости от моего убежища. Шаги по коридору я услышал очень невнятно. Разобрать, кто именно топает, естественно, было невозможно. Шли крадучись, с опаской, не спеша. Потом ускорились - топ-топ-топ! - кто-то сделал перебежку. Должно быть, перескочил от одного дверного проема к другому. Топ-топ-топ! - еще перебежка. Похоже, бежал другой боец, по другой стороне коридора. Может, вовсе мимо пробегут? Мечтать не вредно. Но мечты имеют свойство не сбываться. Ш-ших! Бряк! Бу-бух! - стены и пол заметно тряхануло, с потолка посыпалась побелка, а в тонкой двери санузла возникло несколько рваных пробоин от гранатных осколков. Длинные щепки посыпались на плитки пола. Стену напротив дверного проема крепко пощербатило - куски недавно положенной стеновой плитки еще добавили мусора. Но это мелочи. Стой я у двери - и место в морге мне было бы обеспечено. Впечатление не из приятных. Следом за взрывом послышался тяжкий топот и устрашающий нечленораздельный рев: - У-о-а-а-а! По многострадальной двери санузла лупанули две очереди. Дыр прибавилось, еще несколько плиток разлетелось на куски, мусору на полу стало намного больше, но до меня, зажавшегося в угол, точнее, в тесный закуток между стенкой, отделявшей туалет от ванной, и унитазом, ни одна рикошетина не долетела. Потом по двери солидно грохнули ногой. Задвижка, однако, с первого удара не слетела, и некий бас солидно выматерился: - Fuck it! Не знаю, соображал ли я всерьез насчет отражения этой атаки. Скорее наскоро пытался догадаться: пришибут или калекой оставят? Насчет чего-либо более благополучного в голову ничего не шло. То, что я имею дело не с охранниками Сарториуса, мне уже было ясно, как дважды два. Те не стали бы швырять в комнату гранату и уж тем более - строчить по двери. Правда, в коридоре они пошарашили своего коллегу Алехо, но это был несчастный случай. В конце концов, меня-то они могли разглядеть. Не так уж было далеко, чтоб не понять, кто запрыгнул в дверь номера. Поэтому, если б им удалось завалить коммандос, то они бы вломились в номер вполне культурно и не беспокоясь за свои шкуры, поскольку знали, что у меня оружия нет и быть не может. Наверно, они могли бы и позвать голосом: мол, вылезай, сеньор-компаньеро, сейчас мы тебя к батьке Сорокину отведем. И вообще, я так думаю, эти ребята по-испански говорили бы. А тут типичный англо-американский мат. Второй удар каблуком десантного ботинка задвижка не выдержала и с жалобным бряканьем полетела на пол вместе с прикреплявшими ее шурупами. Дверь настежь распахнулась, а сердце у меня очень тоскливо сжалось. Очень неприятно, когда хана кажется неизбежной, и нет никакой реальной возможности ее предотвратить. Правда, тот самый господин, который так некультурно обращался с дверью, не очень торопился вломиться в санузел. Он, должно быть, понимал, что слишком торопливых иногда прошивают в упор или протыкают ножом, а о том, что у меня нет при себе ничего стреляющего и режуще-колющего, не знал. - Дай гранату! - рявкнул он по-английски, обращаясь, должно быть, к своему напарнику. - О'кей, - ответил тот. Я хорошо расслышал, как они копошатся, и с тупой обреченностью считал секунды. Ребята грамотные, скорее всего бросят гранату так, что мне ее перехватить не удастся. Может, меня и не достанет осколками, но глушанет капитально. В тесном помещении санузла меня может крепенько садануть воздушной волной об стенку, так, что дальнейшая жизнь покажется неинтересной и контрольная очередь в голову, которой меня обеспечат коммандос, будет выглядеть как акт гуманитарной помощи. Однако все пошло совсем по-иному. Испуганный вскрик сразу из двух здоровых глоток разорвал воздух. Я аж подскочил в своем укрытии, ибо нервишки и так были на пределе. Дут! Дут! - Это работало нечто бесшумное. - Oh, God! - прохрипела какая-то глотка. Бряцнуло выпавшее из рук оружие, стукнула по полу какая-то твердая и увесистая фигулина - скорее всего граната, а потом с тяжким шмяком повалились тела. С небольшим интервалом в несколько секунд. Должно быть, чеку из гранаты коммандос выдернуть не успели, потому что взрыва, к которому я на всякий случай приготовился, не последовало. Вместо этого прозвучал знакомый, хотя и несколько хрипловатый голос: - Волчара! Ты жив, а? Вылазь! "Хуже не будет", - подумал я и вылез из своего закутка. Очень неверными шагами подошел к двери и, пошатываясь, будто поддатый, цепляясь за раскуроченные филенки, поглядел в комнату. Хотя голос был знакомый, узнать Элен по внешнему облику я бы нипочем не сумел. На ней была просторная камуфляжка, под которой проглядывал броник как туда только титьки запрессовались! Поверх куртки был навьючен "лифчик" - отнюдь не дамский, а самый что ни на есть мужской - с автоматными магазинами. Сам автомат - нечто незнакомое, но, судя по всему, на базе Калашникова - псевдо-Хрюшка держала за пистолетную рукоятку, продев локоть через ортопедический вырез приклада. Из дула, на которое был навинчен глушак, тянуло свежей тухлятинкой. Имелась и оптика. На башке был прочный, швейцарского производства, шлем с поднятым вверх массивным забралом из бронестекла, под который была капитально спрятана вся пышная соломенная грива - ни волосинки не торчало. Сама мордаха была так размалевана зелено-коричневой маскировочной краской, что мать родная, то есть Валентина Павловна Чебакова, ни в жисть не признала бы за дочку это чудище. На поясе камуфляжных штанов у мамзель Шевалье висела кобура с каким-то солидным инструментом типа "стечкина", нож НРС, которым можно не только зарезать, но и застрелить - уж не тот ли, с которым я на Кирину дачу ездил? - а также две гранатные сумки. А за спиной у грозной мадемуазель просматривался хорошо знакомый предмет - "винторез" с толстым стволом-глушителем. Носком ботиночка - только мне таким по ребрам не надо! - девушка только что перевернула того самого нехорошего дядю, который хотел кинуть мне в санузел гранатку. Для него уже все неприятности кончились. Гранатка с невинным видом лежала рядышком с трупом, очень чистенькая и совсем вроде бы безопасная. Однако внешность этой штучки мне - Дику Брауну, конечно! была хорошо известна и памятна по вьетнамским делам. Эта маленькая дрянь начинялась белым фосфором и при подрыве давала огромную температуру, разбрасывая во все стороны жгучие капельки, которые могли даже сталь проплавить, не говоря уж о том, что запросто прожигали насквозь человека. Но даже если капли фосфорной начинки на человека не попадали, он мог сдохнуть от вдыхания продуктов горения, особенно в замкнутых объемах. Когда-то такие штуковины Дик Браун со товарищи кидали в подземные ходы, которые вьетконговцы километрами рыли у себя в джунглях, а иногда и просто в убежища, куда прятались от бомбежек женщины и дети... Второй коммандос тоже не подавал признаков жизни и не мог их подать при всем желании. Потому что, когда пуля калибром 9 мм попадает в глаз, это почти никому не удается. Его рассматривало еще одно зеленое чудовище, в котором я только подсознанием смог угадать Любу. - Не ранен? - спросила Элен, видя, что я немного не в себе. - Н-нет... - пробормотал я нетвердым голосом. - Просто перепугался... - На, - сказала Элен, поднимая с полу "М-16А2" с подствольником. Удержишь? Оружие было малость замарано в кровянке, но я не побрезговал, обтер его какой-то тряпкой. - Любаня, смотри за дверью! - распорядилась мамзель Шевалье. - А ты, Дима, давай веселей. Пора сматываться отсюда. - Так я чего... Готов. - Ни фига ты не готов, боец Коротков! - рявкнула Элен с интонациями незабвенного прапорщика Кузяева из моей личной армейской юности или сержант-майора Гривса по прозвищу Джек-Потрошитель, которого хранила память Дика Брауна. - Ты в этой маечке, блин, за сто верст светишься! Сымай куртень со жмура и всю навьючку - тоже. А штаны с вон того снимешь этот дристанул напоследок. Ботинки не забудь. Пока я в срочном порядке напяливал на себя пропотелые шмотки убитых коммандос, застегивал на липучки броник, собирал на один ремень ихние магазины и гранаты - ту, фосфорную, которой меня едва не сожгли, тоже пришлось взять, - воинственные бабы приглядывали за окном и дверью. Дабы злокозненный супостат не подобрался незаметно, как они сами к потерявшим бдительность коммандос. Когда я надевал на себя куртку, то обнаружил на рукаве знакомый шеврон с оскаленной тигриной мордой. "Тигры"! Стало быть, мы опять в контакте с этим элитным батальоном хайдийской армии... Что ж, зато я теперь хоть знаю, где нахожусь и с кем воюю. - Телись быстрее! - подгоняла Элен. - Как баба копаешься... Наконец я вроде бы снарядился. Но в этот самый момент, перекрывая звуки стрельбы, вновь послышался свистяще-шелестящий гул вертолетов. В окно хлынул поток воздуха от нескольких роторов, по комнате закружились пыль и мусор. - Проваландались! - Элен добавила пару русских фраз без протокола. - Ну, теперь держись! Побегаем! В этот момент хрюкнула рация, и нервный голос Сарториуса позвал: - Таня! Таня! Ответь нулевке. - Я - Таня, слышу. - Чего молчала?! - рявкнул Сорокин из динамика. - Где объект? - Штаны надевал, - огрызнулась Элен. - Пять минут, чтоб была на первом этаже! Парадную лестницу еще держу. Поняла? Жми, если жить хочешь! Видишь "вертушки"? Сколько их? - Три зависло. Пощекотать? - Некогда! Уходи. Конец связи! Элен пихнула рацию в карман и приказала: - Любаня, глянь в обе стороны - и бегом к парадной! Ты, - это уже относилось ко мне, - за ней. Не прилипай, метрах в пяти держись. Я - сзади. Любаша сорвалась с места и понеслась, как спринтер. Я - за ней. Труп Алехо валялся на прежнем месте, я случайно поддал ногой попавшийся на пути "глок", а потом подхватил эту полезную волынку и сунул за пояс. Как выяснилось, итог схватки между "тиграми" и охранниками гостиницы был в этом коридоре неутешительным. Тех троих, что выскочили навстречу паре коммандос, мы нашли убитыми. Их желтые рубашки были слишком хорошей мишенью в полутемном коридоре. Сверху уже топотали десятки ног. Вторая волна "тигров" была, видать, посолиднев. Но до площадки перед парадной лестницей мы добежали спокойно, без неприятностей. Здесь обнаружился Валет, которого Сарториус, как видно, решил освободить и приспособить к делу. Юный "зомби" с пулеметом "ПК" пристроился за небольшой баррикадой из каких-то диванчиков и держал под прицелом другой коридор, перпендикулярный тому, по которому мы прибежали к лестнице. В этом коридоре метрах в двадцати пяти перед ним валялось три трупа "тигров", а подальше - еще двое. Элен, бежавшая сзади, крикнула: - Пригнитесь, достанут! Это было очень своевременное замечание. С того конца коридора, куда был нацелен пулемет Валета, затарахтели очереди. Правда, не шибко прицельные. Судя по всему, "тигры" просто выставляли стволы из-за укрытий и долбили наобум Лазаря, по принципу "пуля виноватого найдет". Должно быть, Валет уже дал им понять, что провернет любую башку, которая хоть в полглаза высунется поглядеть на пару секунд. Но тем не менее, когда мы прыжками перескакивали опасный участок, несколько пуль свистнули совсем близко. Валет ответил длинной очередью, заставив стрелков шарахнуться за углы, и мы проскочили за его спиной на лестницу. - Вниз! Живенько! - запыхавшись, крикнула Элен. Мы вылетели в холл. Тут все было совсем не так, как тогда, когда я ночью приходил сюда за "джин энд тоником". Сейчас здесь была обстановка не то "Дома Павлова", не то Белого дома 4 октября 1993 года. Все стекла из рам перекочевали на пол, в воздухе летала копоть, в стенах зияли дыры, пробитые кумулятивными гранатами, на полу, усеянном стреляными гильзами, битой штукатуркой, кусками кирпича и бетона, валялись трупы. Через выбитые окна то и дело залетали шальные пули, но откуда - фиг поймешь, потому что перед отелем полыхало несколько машин. Среди них просматривались старые штатовские БТРы М-113, а также несколько ни в чем не повинных легковушек. Горящий бензин разлился по площадке и, должно быть, остановил наступающих. Впрочем, обороняющимся эта огнедымовая завеса тоже мешала, и они почти прекратили стрельбу. Сарториус, с опаленной бородой и в донельзя перепачканной рубахе, выскочил из-за какой-то бесформенной кучи обломков с рацией в одной руке и с автоматом в другой. Сорванным, сиплым, как у алкаша, голосом он прохрипел: - Направо, под лестницу, вниз! Быстро! Элен без лишних слов толкнула меня вперед. Под лестницей оказалась небольшая дверь, перед которой стоял Ваня Соловьев с автоматом в руках. Он, должно быть, был выставлен охранять ее и пускать только того, кого положено. Нам он дорогу не загораживал и даже не шелохнулся тогда, когда Люба, я и Элен проскочили в дверцу один за другим. Мы очутились на площадке довольно узкой лестницы, ведущей куда-то вниз. Освещена она была только одной слабенькой лампочкой, которая к тому же все время мигала, обещая вот-вот погаснуть. Люба в нерешительности остановилась, но Элен гаркнула: - Вперед, вперед! Вниз до упора! Люба, а за ней и я побежали по лестнице, едва успевая удерживаться за перила - спуск оказался крутым. Пробежали первый марш, второй, третий, четвертый... За пятым оказался бетонированный ход длиной почти в полсотни метров, освещенный несколькими лампочками, столь же хилыми, как та, что наверху. - Быстрее, быстрее! - подстегивала Элен. - Нажмите! Было такое впечатление, что за нами кто-то гонится. Впрочем, через пару минут сзади, от лестницы, послышался топот ног. Но поскольку перед этим не прослушивалось какого бы то ни было усиления стрельбы, то я предположил, что Сарториус приступил к эвакуации своих людей. - Это наши, наши! - подтвердила мои догадки Элен. - Быстрее, а то мы их тормозить начнем! За 50-метровым ходом обнаружилась площадка с двумя дверями, явно похожими на лифтовые. Мне уже и без того стало ясно, что предстоит очередное погружение в подземные вотчины давным-давно забытого хайдийского диктатора Педро Лопеса. БЕГСТВО На площадке мы остановились, потому что двери лифтов были закрыты. Никаких кнопок вызова кабин на стенах не было. Это вызвало недоумение только у Любы, которая, впрочем, ограничилась тем, что вопросительно поглядела на Элен: мол, а как дальше? - Сейчас подойдут с пультом, - ответила та на этот немой вопрос. Действительно, через пару минут после нас на площадку один за другим стали выбегать бойцы Сарториуса. Впрочем, среди тех, кто первым выскочил из бетонированного хода, были Агафон, Гребешок, Луза и Налим. Все они были вооружены автоматами, а закопченные рожи выражали глубокое удовлетворение тем, что жизнь продолжается. Следом, нервно посмеиваясь, прибежал мужик постарше, которого я помнил по заимке Лисовых, - Фрол. Оказывается, он отлично знал четверку северян, и они стали шумно, хотя и бестолково обсуждать какие-то эпизоды боя. За Фролом прибежали трое уже явно здешних ребят в сильно потрепанной и прожженной униформе охранников. Один из них, как мне помнится, сопровождал Сарториуса вместе с ныне покойным Алехо, а двух других я не знал. Следующим номером программы был сам Сарториус с пультом, а последними прибежали трое с ног до головы увешанных оружием бойцов: Ваня, Валет и еще один знакомец по Сибири - кавказец Ахмед (точной его национальности я не знал). На тесной площадке и пятнадцать человек могли показаться толпой. Все были возбуждены, галдели на русском и испанском языках. Компаньеро Умберто покрутил головой, набрал на пульте какую-то комбинацию цифр, и вход на площадку со стороны бетонированного туннеля задвинулся стальной плитой. Одновременно плавно раздвинулись двери лифтов. - Внимание! - гаркнул Сарториус. - Каждая кабина рассчитана на шесть человек из расчета семьдесят пять килограммов каждый. У нас средний вес выше, поэтому будем отправлять по пять. Со мной остаются Ваня, Валет, Ахмед и... Дима. - Давай лучше я останусь, - предложил Фрол. - Отставить, - строго сказал Сорокин. - Ты старшим по кабине поедешь. Значит, так. Правая кабина: Фрол, Люба, Гребешок, Налим, Виктор. Старший Фрол. Левая кабина: Элен, Луза, Агафон, Артуро, Мельчор. Элен - старшая. Лифтом управляют старшие, они же отвечают за порядок. Опускать до упора, горизонт 100. После спуска организованно занять места в вагончике и ждать нас в течение часа. Если не прибудем, отправляйтесь самостоятельно. Мой заместитель - Фрол. Грузитесь! Народ организованно стал заполнять кабины. Элен помахала мне рукой. Двери закрылись, послышалось характерное гудение моторов, тихий скрип разматывающихся тросов и роликов, скользящих по направляющим рельсам. А мы впятером остались на площадке. Ваня и Валет, что для них было совершенно естественно, хранили спокойствие. Ахмед был по-восточному непроницаем. То ли он был абсолютно уверен в том, что второй рейс лифта состоится, то ли держал свои сомнения при себе, считая недостойным мужчины демонстрировать какое-то волнение. Впрочем, может быть, он просто не знал, в какие чертовы тартарары его собираются отправить. А я, слава Богу, уже много раз бывал в этом подземном царстве, и каждое путешествие туда стоило мне немалых нервов. Последний раз, в 1994-м, когда мы с Танечкой лазили в святая святых этой системы - супербункер "Бронированный труп", я вообще не запомнил толком, как оттуда выбрался, если, конечно, не поверить фантастической истории с применением перстней Аль-Мохадов, "Зомби-7", превращением в плазменный тороид, который Сарториус сумел захватить ГВЭПом и непонятным образом восстановить из него наши тела и души. Кроме того, насколько мне помнилось, перед тем как нас вынесло из подземелий, в "Бронированном трупе" должен был произойти или даже произошел на самом деле небольшой ядерный взрыв. По идее, бункер должен был полностью испариться вместе с нами, а уровень радиации в подземных туннелях даже сейчас мог быть опасно высоким. А у нас ни ОЗК, ни противогазов, ни даже респираторов "Лепесток", судя по всему, не имелось. Правда, "Бронированный труп" располагался гораздо глубже, чем нам предстояло опуститься сейчас, - на горизонте 500 метров. Пустота, выжженная взрывом в недрах земли, скорее всего остекловалась изнутри расплавившейся при взрыве породой, и основная масса радиоактивных веществ осталась там. Однако тут, на острове вулканического происхождения, и естественная сейсмика высокая. Тряханет - по "стеклу" трещины пойдут. И через эти трещины начнет туда заливаться подземная водичка, может и просто сквознячок посодействовать... Глядишь, за три года и по всем подземельям радиация вырастет. В общем, я хорошо понимал, что ничего веселого под землей не будет и даже спасения от тех же "тигров" уход в хайдийские катакомбы вовсе не гарантирует. Мне лично еще три года назад казалось, что они чувствуют себя в тоннелях очень даже уверенно. А за истекшее время вполне могли как следует изучить тамошний театр военных действий, отработать тактику и натренировать подразделения. Я, конечно, не знал, насколько коммандос осведомлены об этом ходе с лифтом, но запросто могло оказаться, что тех, кто поехал вниз, уже ждут, как выражались во времена моего детства, "один с топором и двое с носилками". Сарториуса, однако, на мой взгляд, волновало другое. Он стоял довольно близко от задвинутого броневой дверью хода, ведущего наверх, и напряженно прислушивался. - Копошатся у верхней двери, - сказал Сергей Николаевич, - по-моему, взрывать собираются. - Наши заряды не сдетонируют? - довольно равнодушно спросил Ахмед. - Надо надеяться, что нет, - не очень уверенно произнес Сорокин. - Если не переборщат пластита на дверь, то обойдется. - А сколько надо, чтоб ту дверь повалить? - Граммов сто, не больше. Если рванут больше полкило, то могут лестницу завалить. А чтоб детонация пошла на наши заряды, где-то килограмм надо. Тогда они не только эту, но и парадную лестницу разгрохают. - Сергей Николаевич, а внизу нас никто лишний не дожидается? - скромно поинтересовался я. - Нет, - лаконично ответил он. - Там все схвачено. Я не стал интересоваться, как именно, но понял, что за дела внизу Сарториус спокоен. А вот насчет того, что где-то оставлены заряды, которые могут сдетонировать, я узнал, мягко говоря, без радости. Зачем Сорокин что-то там наверху заминировал, меня, конечно, не очень заинтересовало. Известное дело - чтоб врагу не досталось. Но вот что произойдет, если эти самые заряды все-таки сдетонируют, меня сильно заботило. Например, не провалится ли сюда, нам на головы, вся гостиница? И не провалимся ли мы, в свою очередь, безо всякого лифта хотя бы на горизонт 100? Но тут сомнения разрешились очень просто. Стены, потолок и пол легонько дрогнули, а потом сверху донесся гул. - Нет, не переборщили, - порадовался Сарториус. - Точно по норме. Ничего не сдетонировало. - Но ведь они сейчас пройдут на лестницу и минут через пять подойдут к двери. - Жалко, что немного раньше, чем я думал. Лифт только-только дошел до места. Думаю, что назад он пойдет минуты через три-четыре. До нас дойдет не раньше чем через пятнадцать. Еще пара минут на то, чтоб войти в кабину и закрыть дверь. Итого двадцать минут. А что у них? Спуск и проверка лестницы - пять минут. Проход по коридору - тоже пять. Подготовка подрыва двери - не больше десяти. - Растяжку надо было поставить, - заметил Ахмед. - Очень хорошая вещь. Еще бы десять минут добавили. Если б, конечно, они вовремя заметили. А если б не заметили, то подорвались бы. Тоже польза. - Жалко гранату отдавать было, - сказал Сорокин. - Ваня, послушай, нет ли передвижений в нашем направлении. Сколько, где находятся. - Идут пять человек, - сообщил Ваня. - Головной проходит первую площадку. Последний только что прошел через дверь. - Засекай время прохождения одного марша головным. - Принято! Ваня насторожил уши. Как и что он там слышал - хрен поймешь. Но тем не менее, дослушав, сообщил: - Головной прошел второй марш за одну минуту шестнадцать и три десятых секунды. - Общее время прохождения двух маршей? - Две минуты сорок восемь и семь десятых секунды. - Идут с ускорением, - заметил Сарториус. - Сначала осторожничают, потом смелей топают, - сказал Ахмед. - Третий марш еще быстрей пройдут, увидишь... Ваня послушал и доложил: - Третий марш головной прошел за одну минуту десять и одну десятую секунды. Общее время прохождения трех маршей - три минуты пятьдесят восемь и восемь десятых секунды. - Лестницу пройдут меньше чем за семь минут, - прикинул Сорокин. - На минуту с чем-то больше, чем я предполагал, но все равно, нужного запаса не будет. - Надо их осадить в коридоре, - предложил Ахмед. - Можно эту дверь немного отодвинуть? Не совсем, а чуть-чуть? Постреляем, а? - Помнишь, как ты в позапрошлом году хотел еще чуть-чуть пострелять? спросил Сарториус с легким ехидством. - Если б я тебя не утащил насильно, федерасты тебя "шмелем" сожгли бы. - Думаешь, здесь тоже "шмели" есть? - Сам продавал двадцать комплектов. - Зачем, а? Лучше б Салману продал. - Это в девяносто третьем было, весной. А с тобой мы только в октябре познакомились. Когда с Пресни уходили... - Лестница пройдена, - доложил Ваня. - Остановились на площадке перед входом в коридор. Общее время прохождения лестницы - семь минут три секунды ровно. - Валет, - обратился Сарториус ко второму "зомби", - подойди к лифту, послушай, далеко ли он. - Принято. - Валет подошел к дверям лифта, прислушался. В это самое время Ваня доложил: - Один включил инфракрасный прицел и осматривает коридор. Нажимает спусковой крючок. Гулкий грохот выстрелов мы и сами хорошо расслышали, так же, как звонкие удары пуль в броневую дверь и визг рикошетов. Затем все стихло. После этого сразу пять пар ног затопотали по коридору. Затем послышался удар железом - кованым прикладом, должно быть, - по двери. - Ну-ка, все в стороны от проема! - тихо скомандовал Сорокин. - Валет, как там лифт? - Кабины прошли горизонт сорок. Скорость подъема - десять метров в минуту. - Стало быть, через четыре минуты подойдет. За дверью попритихли. Ваня продолжал слушать. - Отошли от двери. Переговариваются. Испанского не знаю, сообщить содержание не могу, - сообщил он. - Что ж твой батя не научил их, а? - проворчал Сорокин. - У него и надо справляться, Сергей Николаевич, - буркнул я. - Вот дадут они сейчас из гранатомета, - нервно хмыкнул Сарториус. - Тогда нам тут никакие справки уже не потребуются... - Не пробьют, - успокоительно произнес Ахмед. - Очень крепкая броня. И толстая. По-моему, это он сам себя успокаивал. Последние минутки тянулись так долго, что показались получасом. Ваня и Валет ничего не докладывали, а за дверью слышалась неясная возня, понять смысл которой я лично не взялся бы. Еще раз подумал о том, что прежде для Сарториуса не было бы никакого труда уйти из этой гостиницы без проблем. Где ж его ГВЭПы? Впрочем, я тут же и о своем, так сказать, "багаже" задумался. А ведь у меня тут чемоданчики были разные! С компроматами, с миллионами, с документами группы "Пихта"... Что-то я их не видел. Может, конечно, раньше вынесли? Но тут послышался негромкий лязг, сразу обе кабины открылись, и мы торопливо прыгнули все вместе в одну и ту же - левую. - Стоп! - заорал Сарториус. - Давайте двое в другую! Все переглянулись, а Сорокин, не желая тратить время на долгие разъяснения, выдернул из кабины Ахмеда, и они перебежали в правую кабину. - Дима, нажимай против цифры 100! - дал ЦУ Сергей Николаевич. Я нажал. Двери закрылись, пол пошел вниз, тело словно бы убыло в весе. Кажется, я, оставшись в кабине вместе с суперсолдатами и кучей оружия, которую они тащили с собой, почувствовал кое-какое облегчение. Но не очень надолго. Потому что примерно через пару минут после того, как наша кабина заскользила вниз, где-то наверху что-то свистнуло, грохнуло, хряпнуло... И скорость движения кабины вниз резко убыстрилась. Уже через секунду я ощутил состояние невесомости или что-то в этом роде. То, что порвался трос, и кабина попросту падает в стометровую (а может, и глубже) пропасть, я догадался еще спустя секунду. Однако в тот самый момент, когда моя башка, парализованная ужасом, взывала не то к Богу, не то к черту, прозвучал чуть-чуть вибрирующий голос Валета: - Скорость спуска нерасчетная. Опасно для биообъектов! Включаю экстренную остановку кабины! Послышался хлопок, скрежет, звон, пахнуло окалиной, меня и ребят тряхнуло, подбросило, немного тюкнуло касками о потолок - и кабина остановилась. Минуты две я делал вдохи и выдохи, пытаясь поумерить стук сердца и восстановить дыхание. Кроме того, я попытался представить себе, с чего бы это трос лопнул. Перегрузка? Ни фига, даже в московских лифтах кабина не едет, если превышен максимально допустимый вес груза. Дефект троса? Но плетенный из стальных нитей канат лопается не сразу, а постепенно. И наверно, если эти проволоки стали лопаться, то их звон я бы слышал на протяжении нескольких минут. А тут - р-раз! - и, слава Богу, хоть не вдрызг. Потом я припомнил, что был свист, грохот и лязг. Прикинул. Правая кабина находилась почти точно напротив выхода из 50-метрового коридора. Если, как предполагал Сарториус "тигры" ударили по двери из гранатомета и прошибли 200-миллиметровую стальную плиту - а это реально! - то расплавленные кумулятивным факелом металлические ошметки вполне могли прошибить правую дверь. Нашей кабине они уже не достались, но зато рубанули по натянутому канату, и он лопнул, как струна на гитаре. Почти каждый житель больших городов хоть раз в жизни, но застревал в лифте. Особенно на Руси, где многие лифты даже в мирное время выглядят, как после артобстрела. Впрочем, и на благополучном Западе бывали случаи, когда отрубалось электроснабжение какого-нибудь небоскреба, и пассажиры лифтов по несколько часов проводили в неосвещенной кабине, висящей в шахте где-нибудь на уровне 54-го этажа. Да и сейчас такое бывает, только теперешней российской прессе об этом писать неудобно. В общем-то, застрять в любом лифте, советском или зарубежном, одинаково фигово. В советском лифте застревать противно прежде всего потому, что знаешь почти наверняка: страдать приходится из-за какой-нибудь ерунды. Например, потому, что электрик Федя после совместного распития со слесарем Гошей и дворником Васей чего-нибудь не туда подключил. Или подключил, но только одним проводом, потому что в глазах двоилось. А может, экскаваторщику Вове пообещали премию за перевыполнение плана, и он заместо одной канавы за тот же рабочий день выкопал две, причем обе поперек силового кабеля. А ты, допустим, на работу опаздываешь или на свидание с любимой девушкой. В результате на работе получаешь втык, а любимая девушка посылает тебя туда, куда ей самой очень хотелось. Между тем проспавшийся Федя совместно с похмеленным на премиальные Вовой, рискуя жизнью и здоровьем, ударным трудом и героическими усилиями устраняют повреждения, которые сами же и сотворили, жизнь постепенно входит в нормальную колею, однако моральная обида остается. Что же касается западного лифта, то, застревая в нем, народ уже не досадует, а попросту пугается. Это что ж такое? Здесь ведь не должно быть вроде ни электрика Феди, ни экскаваторщика Вовы. Стало быть, произошло что-то ужасное. Например, мексиканцы при поддержке 30 миллионов китайских народных добровольцев перешли Рио-Гранде и захватили офис "Тексако" в Далласе. Или палестинские партизаны из "Хезболлах" взорвали Нью-Йоркскую фондовую биржу. А может быть, компьютерный магнат Билл Гейтс, которого допекли русские "пираты"-хакеры, сдувающие его новейшие программные разработки еще до начала продажи, запустил в INTERNET какой-нибудь супервирус, направленный специально против "взломщиков". Но русские хакеры, допустим, этот вирус "отфильтровали", изучили, перепрограммировали и отдали обратно. Теперь лицензионные программы "виснут", а работают только "пиратские". Кошмар! К тому же даже в нынешней некоммунистической России время еще не стало по-настоящему "деньгами". Солидное число россиян в период реформ хоть и приходит на работу аккуратненько к началу рабочего дня, но ни хрена не делает. Немалое - вообще не является на работу за ненадобностью, а остальные, хоть и приходят, и работают, и даже какую-то полезную продукцию делают, ни шиша за это не получают. Ни за необходимое рабочее время, ни за прибавочное. Какое уж тут "time is money"... Правда, от этого жить, конечно, легче. Застрял в лифте - и всем по фигу, придешь ты на работу или будешь ждать, пока электрик Федя с экскаваторщиком Вовой выкопают и отрежут еще километр силового кабеля, чтоб загнать его скупщикам цветного металла, которые, в свою очередь, продадут его эстонцам, а те - еще дальше. Иное дело, допустим, у штатников. Сидишь ты в лифте в темноте и мучаешься. "Неужели, - думаешь, - мексиканцы с китайцами Техас захватили и "Тексаку" национализировали?! То-то у нее небось акции упали! Надо, блин, срочно брокерам звонить, чтоб скупали, пока морская пехота не подошла, а то опять подорожают. А сотовый в офисе забыл, на 105-м этаже!" Тут такой стресс хватануть можно, что и до инфаркта недалеко! Конечно, если себя успокоить мыслью, что Нью-Йоркскую фондовую палестинцы взорвали, а потому никто раньше тебя "Тексаку" не скупит, еще выжить можно... Примерно в таком же положении оказались мы с Ваней и Валетом. У нас, правда, денежного интереса не было, но выжить мне очень хотелось. Тем более что перспектива сидения в кабине ничего хорошего не предполагала. Сарториус наверняка не зря приказывал тем, кто уехал первым рейсом, ждать его в течение часа, а потом сматываться. Потому что раз они с Ахмедом беспокоились насчет каких-то зарядов, то заряды эти, скорее всего уже тикают. Сейчас, пока я думаю, а биороботы торчат, как шпалы, в ожидании умного приказа, Сарториус уже вылезает из кабины на "горизонте 100". Минут десять он подождет, может быть, заглянет в шахту, убедится в том, что мы капитально застряли, поймет, что до взрыва ему никак нас не вытащить. После чего посадит всех остальных в вагончик и повезет туда, куда ему нужно, даже не спев над нами "Интернационал". А петь что-то надо, ибо, как мне казалось, Сарториус должен был обязательно заминировать лифтовую шахту, чтоб "тигры" не прорвались за ним по горячим следам. Я бы лично навертел перфоратором бурок в стенках шахтного ствола, израсходовал килограммов десять цилиндрических полукилошных шашек тола, соединил их все красным детонирующим шнуром и маханул одним разом от часового механизма. Сколько тонн породы, бетона и иной всякой всячины полетело бы вниз, я подсчитать не взялся бы. Но думаю, что туда, где висела наша кабина, они, согласно закону всемирного тяготения, долетели бы в полном объеме и раздавили бы ее так же легко, как танк - консервную банку. Конечно, мне очень не хотелось находиться в этот момент ни в самой кабине, ни просто в шахте. - Фонарь у кого-нибудь есть? - спросил я у темноты, в которой ровно и невозмутимо дышали биороботы. В данный момент я больше всего боялся не тех зарядов, которые где-то тикали, а того, что Ваня и Валет, настроенные на исполнение приказов Сорокина, откажутся мне подчиняться. Тогда их ни говорить не заставишь, ни из кабины вылезать. А между тем вовсе не известно, сумею ли я без их помощи отсюда выбраться. Но, как ни странно, они стали подчиняться. Возможно, по аналогии. Отправляя кабины "первого рейса", Сарториус приказал управлять кабинами старшим. Перебегая из нашей кабины в другую - будто знал, сукин сын, что она застрянет! - Сорокин скомандовал мне: "Нажимай против цифры 100!", то есть приказал управлять кабиной. Соответственно, это оказалось в глазах Вани и Валета равнозначным назначению меня старшим, и биороботы стали выполнять мои распоряжения. - Есть, - ответили они в один голос. - Включайте. Загорелись сразу два фонарика. - Ваня, освети дверь, Валет - потолок. Сам я посмотрел и туда, и туда, но в обоих случаях не нашел ничего утешительного. Чуть-чуть разжать дверь мне удалось, и я даже обрадовался, увидев через щелку, что кабина стоит прямо напротив двери, перекрывающей вход на такую же площадку, как та, где мы садились в лифт. Судя по аккуратным цифрам, которые мне удалось высветить через щель, мы находились на горизонте 54. - Раздвинуть двери кабины! - приказал я Валету и Ване. Не без напряга, но они сделали это. Однако каким образом открыть внешнюю дверь, я не знал. На ней не просматривалось ни защелок, ни замков. Похоже, что ее открывали с помощью номерных штатных пультов, наподобие того, который был у Сарториуса. У меня такого не было. На потолке кабины не удалось обнаружить ни люка, ни каких-либо винтов или болтов, отвинтив которые можно было бы снять с кабины крышу. Все на сварке, все глухо, как в танке. Пришлось еще раз поглядеть дверь, нет ли шансов ее все-таки откупорить. В общем и целом, эта дверь была не толстой. Рама была сварена скорее всего из относительно тонких швеллеров, поверх с двух сторон наварили листы трехмиллиметровой стали. Автогеном раскромсали бы ее за пять минут, если не меньше. Но автогена не было. Правда, изучая дверь и ее окрестности, я понял, благодаря чему мы остались живы. Попав в кабину, я нажал, как приказано, кнопку напротив цифры 100, но так суетился, что не заметил ниже ее другую, красного цвета с надписью "Extra-stop". Зато ее заметил Валет, который, едва скорость спуска стала "нерасчетной" и опасной для жизни "биообъектов", нажал ее без приказа. При этом где-то под полом кабины отстрелились шпонки, удерживавшие в трубах толстые стальные штыри с мощными пружинами. Пружины разжались, штыри притиснуло к вертикальным направляющим, по которым опускалась - точнее, уже падала - кабина. За счет трения закаленных головок стержней по направляющим - отсюда и запах окалины - кабина затормозилась. Когда она оказалась на уровне горизонта 54, стержни под действием пружин вошли в четыре отверстия, сделанных в направляющих, и намертво остановили падение. В общем, это было хорошо. По идее, такая система аварийной остановки должна предусматривать, что люди из кабины будут вылезать через дверь, не через люк в потолке или в полу. Но дверь шахты была плотно закрыта, и не было никаких видимых признаков, что ее можно открыть из кабины. Мы могли бы провисеть тут и сутки, и десять, так и не сумев ее открыть. Потому что единственным инструментом, которым мы располагали, был нож с пилкой, который имелся у Вани. Но им удобно было распиливать решетки, тросы, болты, а не плоские листы, к тому же вдоль вертикальной плоскости. Вот если б удалось пробить стальной лист, просунуть в него нож и запилиться, держа нож горизонтально или под небольшим наклоном... Но, несмотря на всю свою крепость и закалку, трехмиллиметровую сталь нож пропороть не смог бы. Конечно, у нас в кабине имелось много всякой всячины покрепче, которой можно было разнести не только эту дверь, но и всю кабину. Старый добрый американский гранатомет "М-79" времен вьетнамской войны, советские "РПГ-9" и "РПГ-18" "муха", два подствольника "ГП-25" "Костер" на автоматах "АКС-74" у Вани и Валета, а также "М-203" на моей "М-16А2". Боезапаса тоже имелось до фига: две гранаты к "М-79", два выстрела к "РПГ-9", аж двадцать "ВОГ-25" к "Кострам", распиханных в четыре брезентовые кассеты (все это, естественно, висело на Ване и Валете). Впрочем, и на мне было немало: десяток гранат к "М-203" (три осколочные, две прыгающие осколочные, две кумулятивно-осколочные, фугасная, фугасная объемного взрыва и дымовая) да еще три картечных патрона. Имелось еще несколько ручных гранат. В том числе та самая, фосфорная, которая едва меня не сожгла. Живи да радуйся. Но ничегошеньки из этого применить было невозможно. Потому что я лично в данный момент не ощущал себя биороботом и не собирался взрываться вместе с кабиной. Выпалив из гранатомета в дверь, мы, возможно, и пробили ее, но вряд ли выжили бы здесь, внутри. Нет, гранатами не поработаешь. Из автоматов, что ли, попробовать? Но ни 5,45 из "АКС-74", ни 5,56 из "М-16А2" не вызывали доверия. Нет, в том, что они провернут три миллиметра относительно мягкой стали, можно было не сомневаться. И то, что следующие три миллиметра прорвут - это точно. Но они легко меняют направление - слишком легкие... Да и дырочки будут мелкие. Чтобы сделать такую "прорезь", чтоб можно было начать пилить, придется полмагазина расстрелять. Но тут я увидел стоящий на полу "ПК". Тот самый, с которым Валет оборонял лестницу. Это мощная, старой закваски пуля 7,62, которая убойную силу не теряет и за полтора километра. Дырки она проворачивает очень солидные, особенно в металле, который не имеет свойства стягиваться над раной, как человеческая кожа. Из-под крышки ствольной коробки, справа, там, откуда выползает отстрелянная лента, торчал совсем короткий "хвостик" с железкой. Из полутора сотен патронов Валет потратил не больше десятка. И потратит полсотни на то, чтоб прострочить круг диаметром в полметра сразу в обоих листах стали, которые сейчас мешают нашей жизни. Правда, делать это придется в темноте... Но тут я подумал, что электрический фонарь, если немного сузить конус света, может дать как раз то, что нам нужно. - Ваня! - приказал я. - Встань вот здесь, у стенки кабины, наведи луч фонаря на внешнюю дверь и держи его строго на одном и том же месте! - Принято, - ответил Ваня и выполнил приказ. Конечно, получился скорее эллипс, чем круг, но мне было не до геометрических тонкостей. - Валет! - объявил я. - Взять пулемет и прострелить дверь точно по линии светового круга, с максимальным приближением одной пробоины к другой. Бу-бу-бу-бу! Ду-ду-ду-ду! Я сам был не рад, что решился на такой эксперимент. Грохот был такой, будто я попал в клепальный цех Путиловского завода времен первой русской революции. Аж уши заболели. Хорошо еще, что Валет стрелял недолго, чуть больше двух минут. Почти в упор, так, что ствол находился сантиметрах в пяти от двери. Но держал пулемет так, будто это была не тяжеленная бандура, а рейсфедер или циркуль какой-то. Точно по краю эллипса. Все это время Ваня ни на миллиметр не изменил положения светового круга. Просто застыл на месте сам, и пятно застыло, будто фонарь был зажат в тисках, установленных на станине весом в тонну. Меня, обыкновенного человека, одни лишь звуки выстрелов и грохот пробиваемой стали заставляли трястись, не говоря уже о вибрации кабины, а эти мальчики точно исполняли приказ... Когда пулемет умолк, и я перестал бояться, что в один прекрасный момент услышу визг рикошета (а может, и не услышу, сразу получив в лоб отскочившую пулю), мои глаза отказались верить тому, что увидели. В общем, я не надеялся, что получится так клево. Правда, Валет расстрелял не полсотни патронов, а все, что оставалось в коробке, то есть больше 100. Но зато получилась замкнутая цепь впритык пробитых дырок, в огромном большинстве соединявшихся краешками. - Ударь по ней ногой! - распорядился я. - С какой силой? - уточнил задание Валет. - С максимальной! - сказал я, зная, что на дураков не обижаются. Валет чуть подпрыгнул и наподдал каблуком. Думаю, что я, если бы мне так попали в грудь, наверняка не смог бы ходить, да и вообще коньки отбросил. Обе высверленные пулями железяки вылетели из двери, открыв приличную дыру с зубчатыми краями. А юный "зомби" даже не почесался. - В пулемете что-нибудь осталось? - спросил я, все еще не веря глазам своим. - Лента израсходована полностью, - доложил Валет. - Можно вскрыть цинк и снарядить ленту. Только теперь я обнаружил, что у Валета за спиной висит рюкзачок, в котором явно прощупываются контуры цинковой укупорки. Как же они все это таскают, блин? Ну, здор-ровые! - Сейчас я выхожу на площадку и начинаю вас прикрывать. Потом выходит Валет и начинает принимать от Вани оружие и снаряжение. После того, как все будет выгружено, выходит Ваня. - Принято, - доложили биороботы. Самым приятным открытием, которое я сделал, изучая площадку 54-го горизонта - один к одному такую же, как та, с которой мы начинали спуск, было то, что бронированная дверь, выводящая в 50-метровый бетонированный коридор, оказалась незадвинутой. Если б она была закрыта, не знаю, сумели бы мы с ней справиться так же легко, как с дверью шахты. Посветив фонарем в глубь коридора, я убедился, что он прямой, пустой и по длине примерно такой же, как тот, что наверху. Выгрузка прошла благополучно. Ваня совершенно спокойно, не ощущая никакой нервозности оттого, что остается в кабине в то время, как другие уже вылезли, передал Валету всю ту кучу оружия, которую их заставил тащить Сарториус. Потом невозмутимо вылез сам. Я все это время лежал с автоматом у выхода с площадки, посматривая в инфракрасный прицел и прислушиваясь. Никто, слава Аллаху, в коридоре не появился, да и шумов сюда, на 54-метровую глубину, долетало не так-то много. И сверху, и снизу. Наверху шумели побольше. Даже, кажется, разговаривали, но разобрать, о чем именно, не удавалось. Наверно, если б народ говорил по-русски, Ваня или Валет сумели бы расслышать, но испанского они не знали, а "тигры", поди-ка, беседовали на родном языке. Внизу шума почти не было, только шорохи какие-то, которые могли происходить либо от крыс, либо просто от передвижения воздуха. Между тем к тому моменту, когда мы все вылезли из лифта, еще не истек срок ожидания, назначенный Сорокиным. Правда, успеть к этому сроку мы смогли бы лишь в том случае, если б сумели выбить дно кабины и спуститься по веревке до дна шахты, то есть еще на 46 метров. Однако веревки такой длины у нас не было. Парашютов тоже, хотя я лично не помню случаев, чтоб они успевали раскрыться при падении с такой высоты. Конечно, более реально было бы спуститься по направляющим рельсам лифта, но у меня не было желания заниматься воздушной акробатикой забесплатно. Тем более что, спускаясь слишком быстро, можно было свернуть себе шею, если лезть не спеша, то можно было не успеть до взрыва, запланированного Сарториусом. В общем, мы решили попробовать спуститься пешком, не торопясь. Валет даже успел снарядить пулеметную ленту очередными 150 патронами. Его мы поставили в голову колонны и двинулись вперед по узкому туннелю-коридору. Сам я пошел сзади, метрах в десяти, а Ваню оставил позади себя на той же дистанции. При этом мне несколько раз приходила в голову шальная мысль вернуться и все же попробовать ускорить наш спуск. Все время думалось о том, что будет, если впереди нас ждет непроходимый тупик или, например, засада коммандос, если они, допустим, как следует заглянули в шахту и толково вычислили, на каком горизонте мы находимся. Но мне удалось отогнать от себя назойливые позывы вернуться к шахте. Так мы все-таки прошли туннель-коридор и вышли на лестницу. По идее, эта лестница была прямым продолжением той, которая начиналась в отеле. Но тогда, наверно, мы бы уже сейчас слышали топот и ругань спускающихся по ней коммандос. За то время, что мы валандались в лифте, "тигры" вряд ли успели бы пройти всю лестницу, но находились бы в двух-трех маршах от нас. Однако их не было, и даже отзвуков их голосов на эту лестницу не доносилось. Скорее всего она либо была перерезана какой-то заслонкой, которую можно было отодвинуть, имея штатный пульт управления, либо попросту замурована. Надо попробовать добежать до отметки 100 метров раньше, чем "тигры" найдут способ отодвинуть или взорвать эту заслонку или перегородку, - такая идейка меня посетила. Но при этом, как ни странно, опять появилось желание попробовать спуск через ствол шахты. Правда, на сей раз лишь на короткое время и относительно слабое. Но все же я остался очень доволен тем, что не поддался этому искушению взорвать пол кабины и спускаться по направляющим. Потому что в то самое время, когда мы все-таки двинулись по лестнице, ступени изрядно дрогнули, послышался сперва отдаленный грохот и глухой треск, а затем нарастающий гул. Спустя несколько секунд по ушам ударил лязг и скрежет, туча пыли, песчинок и мелких камешков вылетела из хода, ведущего к шахте лифта, а затем гул удалился вниз, откуда еще через несколько секунд долетел тяжкий удар, еще раз сотрясший подземелье. ПЕШИЙ КОННОМУ НЕ ТОВАРИЩ Хотя мы не стали возвращаться и в шахту я не заглядывал, можно было не сомневаться, что все случилось именно так, как я предполагал. То есть заряды, заложенные "сорокинцами", обрушили в шахту многие тонны породы и железобетона. Эта лавина в лепешку расплющила кабину лифта, обломала стопоры, на которых кабина держалась, и провалилась до самого дна шахты, засыпав ее ствол слоем камней и обломков бетона на протяжении не одного десятка метров. Наверно, та же участь постигла и вторую шахту, по которой, надо думать, благополучно спустились вниз Сарториус с Ахмедом. Так или иначе, но теперь надежда была только на растерянность и возможные потери среди "тигров" после взрыва, на лестницу (точнее, на то, что она впереди не замурована), да еще на неутомимость Вани и Валета. Я прикинул, что каждый лестничный марш опускал нас по вертикали на два с половиной метра. Иными словами, нам надо было пройти примерно двадцать маршей, что, в общем, не так уж и много. "Тигры" проходили один марш примерно за полторы минуты - осторожничая, поскольку наверняка знали, что там, внизу, находимся мы, а потому их может ждать засада. Но на "тиграх" не было такой навьючки, как на нас. Ваня и Валет, конечно, тащили куда больше, чем я, но и моя выкладка со всеми прибамбасами заваливала за двадцать кило. А это немало, если их тащить по лестнице. Если биороботам было все равно, куда, зачем и с какой нагрузкой топать, то я такого равнодушия не ощущал. Двигаясь позади Валета, шедшего впереди с пулеметом наперевес, и слыша за собой размеренные шаги Вани, я помаленьку размышлял насчет ближайших перспектив. А перспективы были, строго говоря, хреновые. Допустим, что мы добрались до горизонта 100. Поезд - и в прямом, и в переносном смысле - ушел. Мы даже не определим, куда, в какой туннель, "направо" или "налево". Пойдем по шпалам наугад? Очень сомнительное решение! Путешествовать по адскому лабиринту, где до фига всяческих смертоносных сюрпризов, где иной раз шагу нельзя ступить без специального пульта - причем, толком не зная, куда идешь и что, собственно, ищешь, удовольствием не назовешь. Да и чувство бессмысленности этого дела ощущалось все сильнее. Зачем забираться на 100-метровую глубину, если не знаешь, что там делать дальше? Может, проще поискать какой-нибудь более простой выход на поверхность? Правда, что делать на поверхности, даже если принять во внимание мое некоторое знакомство с островом Хайди, фиг поймешь. Тем более что на Хайди президентствует дон Фелипе Морено, которого я когда-то запирал в туалете и поил водой из унитаза. Я уж не говорю о том, что на красного партизана Анхеля Родригеса-Рамоса досье лежит в здешнем министерстве безопасности. Да и нарушение правил воздушного движения за 1994 год на мне висит. Ну и еще всякая мелочевка типа убиения Сифилитика, "койотов", "тигров", "джикеев"... Если все раскрутить, конечно. Ноги, однако, топали себе и топали. Даже не сильно уставали. Так постепенно миновали большую часть лестницы. Оставалось всего два марша до предполагаемого и промежуточного финиша, когда мне вдруг пришла в голову леденящая душу мысль... А что, ежели Сарториус, желая получше подстраховаться, взорвал не только верхнюю, но и нижнюю часть шахты? Ведь предполагал же он такой вариант, что "тигры" погонятся за ним по лестнице, раз закупорил ее наверху? А раз так, то мог и снизу завал устроить. Сейчас небось "тигры", уцелевшие при взрыве, разбирают руины. Конечно, они могут и долго провозиться, но могут и поспешить - например, пробить, условно говоря, "заслонку" направленным взрывом. Мы же в это время будем стоять, упершись в стенку, и ждать, когда они нас сверху прищучат. - Вижу проволоку, - доложил Валет, который вышел на последнюю промежуточную площадку и остановился. - Возможно наличие мин. Когда я подошел к нему, мне совсем поплохело. Весь пролет был, словно паутиной, оплетен проволокой. И колючей, и спиралью Бруно с режущими кромками, и гладкой, но от этого не менее опасной. Конечно, можно было послать вперед Ваню с Валетом. Эти пошли бы, не раздумывая, но терять их жалко. Без них меня отловят или угробят намного быстрее. - Жду приказа на разминирование, - сказал Валет. Но тут где-то наверху что-то оглушительно грохнуло. Вслед за этим я услышал рокочущий гул, будто какой-то кретин многометрового роста проводит гигантским пальцем по великанской стиральной доске. Гул стремительно нарастал. Я в доли секунды сообразил, что чертовы "тигры" действительно рванули "заслонку", пробив ее солидным кумулятивным зарядом, предназначенным для того, чтобы прорываться в бетонные доты и иные укрепления. А обломки, которые образовались при этом или еще при "сорокинском" взрыве, рухнули вниз и камнепадом катятся сейчас по лестнице, все больше набирая скорость. Какие-то из них, более плоские или угловатые, возможно, и застрянут, но более округлые будут катиться и катиться... Если хоть десятая часть долетит сюда, то нас расплющит в лепешку или разорвет в клочья. Впрочем, даже один маленький булыжничек, докатившись до проволочной паутины, может подорвать спрятанные где-то мины - и нас не будет с гарантией. - Вверх! - заорал я. Спасение было на предыдущей "лифтовой" площадке. Мы дружно юркнули в боковой туннель, ведущий туда. Довольно вовремя успели: с десяток кусков камня и бетона, размером от теннисного мяча до большого школьного глобуса, запрыгали перед входом в туннель буквально через пять секунд после того, как в него заскочил Валет, бежавший последним. Они неслись со скоростью курьерского поезда, ударялись о стены, крошились, раскалывались, но тем не менее, миновали площадку и умчались вниз. - Ложись! - крикнул я и еще раз успел вовремя. Внизу, на "паутине", послышался звон проволоки, по которой ударил камень, а затем раскатисто грохнул взрыв. Потом другой, третий, четвертый, пятый... Я, лежа на полу, открыл рот и зажал уши. Воздушная волна накатила сзади, толкнула в подметки, немного дернула по бетону. Потом вырвалась на площадку перед дверями лифтовых шахт, ударилась в стены, закрутилась и, ослабев, откатилась через нас обратно на лестницу. На какое-то время стало тихо, только откуда-то еще сыпалось с легким шуршанием что-то мелкозернистое - не то песок, не то каменная крошка. Потом сверху послышались невнятные, искаженные всякими звукоотражениями голоса, послышались шорохи, стуки, бряки. Наконец донеслись осторожные шаги. "Тигры" полезли проверять лестницу. Идти им, если считать с самого верха, пришлось бы минут сорок, так что кое-какой запас времени у нас был. - Встать! - велел я. Валет и Ваня поднялись, после чего мы вылезли на порядком поуродованную и усеянную каменно-бетонными осколками лестницу. Несмотря на то, что свет наших фонарей вполне могли увидеть наверху, пришлось их все-таки включить. Слишком уж стремно было топать туда, где только что взорвались мины. Черт его знает, может, не все?! Когда фонарики осветили огромные выбоины в стенах и сводах, горы камня и бетона, обрушившиеся на лестницу и почти полностью завалившие последний марш лестницы - если он вообще остался цел! - мне показалось, будто пролезть ниже невозможно и нам остается только дождаться "тигров", чтобы организованно сдаться в плен. Или героически сдохнуть, если в плен нас брать не захотят. Но Валет вместе со всем своим носимым арсеналом сумел-таки протиснуться в какой-то совсем небольшой просвет между обломками, а мы с Ваней последовали за ним. Правда, дальше пришлось метра три ползти по-пластунски, причем вниз головой. Далее мы еще раз протиснулись между глыбами и очутились у входа, пешеходный туннель, который, как и все остальные на других этажах, по идее, вел к лифту. Однако здесь, на горизонте 100, этот туннель пересекался с туннелем лопесовского метро. Точнее, он проходил над ним. В правой стене пешеходного туннеля я увидел отверстие, в котором просматривались ступеньки. - Сюда, - указал я Валету, который было прошел мимо него. Валет послушно свернул, и следом за ним мы спустились на один из двух небольших перронов, предназначавшихся для вагончиков Лопеса. Путь был одноколейный, а два перрона были сделаны на тот случай, если хозяину придется воспользоваться не лифтом, а аварийной лестницей, по которой мы пришли сюда. Тот перрон, который находился напротив нас, располагался ближе к лифту, и именно на него, должно быть, выбрались задолго до нас Сарториус и все его присные. Но теперь тут, конечно, никого не было, а вагончик давным-давно сделал "ту-ту на Воркуту". Правда, в отличие от того, что я предполагал, нам не пришлось решать дилемму: "направо" или "налево". Справа от нас (если стоять лицом к рельсам) туннель был наглухо завален, а слева - уходил неведомо куда. По всей логике вещей выходило, что нам надо идти как раз туда, где завал. Как я предполагал, Сарториус наверняка установил фугасы в туннеле, по которому ушел его вагончик, и, оказавшись на безопасном расстоянии от места закладки, подорвал их радиовзрывателем. Соответственно, этим он лишил "тигров" возможности сразу же последовать за ним по горячим следам. Кроме того, он мог надеяться и на то, что коммандос не сразу поймут, что к чему, и попрут в незаваленную часть туннеля, считая, что Сарториус ушел именно туда. Более умные, возможно, сначала поглядят на план подземных сооружений (если он у них, конечно, есть) и попытаются блокировать те подземные станции, которые могут быть на этой линии, чтобы перехватить его либо еще под землей, либо уже на поверхности. Однако для нас с Ваней и Валетом это создало куда большие сложности, чем для "тигров". Я-то почти точно знал, что, отправившись в незаваленную часть туннеля, Сорокина не догоню. Была лишь небольшая надежда, что Сергей Николаевич все-таки туда направился. Допустим, если счел "тигров" достаточно умными и способными отличить свежий завал от стародавнего. Тогда "тигры", порадовавшись за свою проницательность, станут прикидывать его возможный маршрут в обратном направлении, то есть "налево". Эта мыслишка давала самый мизерный повод сомневаться в том, что, двигаясь вправо, в незаваленный туннель, мы все дальше уходим от, условно говоря, "своих". Но вот то, что где-то там, на этой единственной дороге, уводящей от разгромленного отеля, нас будет поджидать "тигриная" засада, сомнению не подлежало. Потому что совсем тупыми "тигры" никогда не были и на всякий случай обязательно заблокируют туннель со всех направлений. Тем не менее, уйти можно было только туда и никуда больше. С верхних ярусов уже доносились звуки шагов. "Тигры" явно поторапливались и шли вниз полубегом, уже не опасаясь ни мин, ни засад. "Камнепад", который произошел после взрыва "заслонки", разминировал лестницу не хуже роты саперов. Нам тоже надо было спешить, но в отличие от "тигров" нам надо было держать ухо востро. Прежде всего потому, что Сарториус мог и здесь наставить мин. Да и "тигры", при наличии у них вертолетов, быстренько разбросают своих бойцов по всем близлежащим шахтам и бывшим асиендам Лопеса, спустят группы на станции и запрут нас в этом крысином царстве. Я уже собрался дать команду прыгнуть с перрона на шпалы и даже приподнял было одну ногу, когда вдруг увидел тянущийся вдоль туннеля контактный рельс. Мне даже показалось, будто от него исходит некое электрическое гудение. Это сразу заставило ногу остаться на месте. Мне вовсе не хотелось попробовать на себе действие тока с напряжением в пару тысяч вольт. Да и 500 вольт мне казались непомерным излишеством. Где находится рубильник, обесточивающий контактную сеть, я не знал, но догадывался, что здесь его может и вовсе не быть. Сорокин, если уехал на вагончике, вряд ли его отключил. Поэтому, чтоб невзначай не изжариться, я предпочел применить самый доступный для меня способ отключения. Загрузил фугасную гранатку в окошко подствольника "М-203", передернул, приложился вдоль туннеля, целясь в рельс на расстоянии примерно полста метров от меня, через инфракрасную оптику. Бац! Оранжевая вспышка плеснула примерно там, куда я хотел попасть. Правда, попал я не совсем в рельс, а рядом с ним, но нужный эффект был достигнут - взрыв разорвал его и даже малость загнул вверх края. Теперь, спускаясь на путь, можно было не волноваться хотя бы за это. Правда, откуда-то я знал, что если я вырубил ток из рельса здесь, то где-нибудь впереди, на другом блок-участке, он может работать. Какой длины эти самые участки, я понятия не имел, а потому не мог даже приблизительно прикинуть, сколько метров или километров смогу пройти спокойно и на каком метре меня, привыкшего к тому, что рельс обесточен, все-таки, убьет. В общем, мы попрыгали с платформы и в том же предбоевом порядке - Валет впереди, я в середине, Ваня сзади - двинулись по туннелю. Наверно, если б я не загрузил мозги мыслью насчет того, что могу вновь угодить в такое место, где рельс находится под током, то думал бы только о том, как побыстрее двигаться, чтоб подальше оторваться от тех "тигров", что надвигались со стороны лестницы. Однако эта самая мысль все время покалывала и беспокоила, заставляя с надеждой бросать взгляды на стены: нет ли тут какого-нибудь бокового хода, вентиляционной шахты или галереи, чтоб не топать по этой бесконечной трубе на глубине в 100 метров под поверхностью земли. К тому же не худо было бы как-то сбить со следа "тигров". Пусть сами бегают по туннелям с включенной контактной сетью! Поначалу мне казалось, что моя розовая мечта так мечтой и останется. Своды, выложенные тюбингами, тянулись на сотни метров, и сколько бы я ни шарил по ним фонариком, ничего, кроме этих сырых и кое-где растрескавшихся бетонных фигулин, не видел. Кабели еще были, плафоны освещения, какие-то крючья, вцементированные в бетон, - и больше ни шиша. Но внезапно луч фонаря Валета высветил слева проход, закрытый решеткой. Посветив через решетку, мы увидели ступеньки, довольно круто поднимающиеся вверх. Решетку запирал всего-навсего замок, который на Руси называют "амбарным". Судя по его ржавости, этот замочек висел тут давненько, и вряд ли его когда-либо отпирали с тех пор, как повесили. Конечно, с этим замком можно было просто разобраться, потратив одну ручную гранату. Но, во-первых, мне было жалко тратить полезную штуку на такое дерьмо, а во-вторых, взорванная решетка могла навести на наш след "тигров". Я по ним, честное слово, еще не соскучился. - Ваня, - распорядился я, - взять нож-пилку, оттянуть дужку замка вверх насколько возможно и перепилить с правой стороны! - Есть, - ответил Ваня и тут же взялся за работу. Валет поглядывал вперед, а я назад, откуда вот-вот могли появиться "тигры". Пилил Ваня не более пяти минут, но мне казалось, что прошло два часа, не меньше. Хорошо еще, что в кармане куртки, доставшейся мне от убитого коммандос, нашлась пластинка мятной жвачки. Какой именно - не смотрел, рекламировать не собираюсь. Главное, это жевание немного успокоило и избавило от нервной сухости во рту. Наши преследователи за это время действительно приблизились к туннелю, вышли на перрон, и там, уже метрах в пятистах от нас, суетливо забегали лучи фонарей. "Тигры" знакомились с местностью, прикидывали, куда мы могли подеваться, и искали наши следы. Свои фонари мы предусмотрительно потушили, едва только заметили первый лучик света в той стороне, поэтому последние три миллиметра дужки Ваня перепиливал на ощупь, если, конечно, у него не включилось инфракрасное зрение. Скрежет пилки, как мне казалось, должен был долететь до ушей коммандос, и поэтому я постарался заслонить Ваню спиной, чтоб хоть чуть-чуть поглотить звук. Впрочем, "тигры", если и расслышали звук, то не придали ему значения, потому что он был достаточно слабый. - Готово, - доложил Ваня. - Поверни дужку и сними замок. Постарайся не брякать! Ваня сделал это почти бесшумно. Теперь оставалось не заскрипеть решеткой. - Ружейное масло есть? - Есть, - отозвался Валет, - в кармане рюкзака с патронами. Кое-как мне удалось влить густоватое масло в петли решетки, и мы открыли ее очень нежно. "Тигры" со своими фонарями в это самое время толклись где-то у завала. - Валет - головной, - объявил я, - двигаться вверх по лестнице до выхода в первый же горизонтальный коридор. - Принято, - ответил тот и без страха и упрека ступил на крутые ступеньки. - Ваня - следом за ним. - Принято. Сам я в это время приладил замок так, что перепиленная дужка самым краешком заходила в его коробку, и залепил это место жвачкой. Издали, если мимо идти, ни фига не видно. Надо к самому носу замок поднести, чтоб увидеть. Я последовал за юными "зомби". Долго догонять не пришлось, бойцы поднялись на двадцать ступенек вверх и оказались в начале длинного туннеля квадратного сечения. Больше всего это походило на вентиляционную галерею. Рано или поздно она должна была вывести нас к вертикальной шахте, наподобие той, из которой я три года назад выбирался, спасаясь все от тех же "тигров", но угодил в плен к Сарториусу. - Валет - вперед, Ваня - за мной. Галерея - если, конечно, она была таковой - оказалась очень длинной, к тому же в ней было полно всяких ответвлений, по которым гуляли сквозняки, вроде бы указывавшие на то, что на свежий воздух эта система где-то выходит. Но лезть куда-то вбок не хотелось. Покамест я хорошо помнил, что главная галерея идет перпендикулярно туннелю, а свернув, мог и потерять ориентировку. Мы прошли примерно километр, но никакого вертикального колодца, ведущего вверх, не обнаружили. Я начал ощущать усталость. С удовольствием бы вколол себе "Зомби-7" или "Зомби-8", чтоб стать столь же неутомимым, как Ваня и Валет, но препаратов у меня не было. Да и потом, чтобы биоробот действовал эффективно, кто-то должен командовать. Если мы все трое станем только исполнителями приказов, то вообще никогда отсюда не выйдем, все будем ждать распоряжений. - Привал, - объявил я и уселся по-турецки на пол, подложив под задницу обутые ноги. Пол был хоть и сухой, но холодный, а я хоть и не знал, что такое ишиас, но побаивался. Ваня с Валетом тоже сели, хотя, по-моему, совершенно не устали. Сидели молча, прислушиваясь, приглядываясь к темноте. Свои фонари погасили, чужих не наблюдали. Тишина стояли полная. Даже шороха сквозняков почти не слышалось. Нет, это очень славно, что со мной такие понятливые, исполнительные человеко-машинки, как Ваня и Валет. Господи да чтоб сейчас творилось, если б на их месте были нормальные пацаны, пусть даже и отслужившие в армии! Небось уже и до мордобоя бы дошло. Ну, по крайней мере, до нытья: "Жрать хотим, ноги устали, ботинки жмут! Куда идем? Пора сдаваться..." А этим хоть бы хрен. Молчат, ни слова лишнего, ни всякой нудиловки. Гений, конечно, папаша, если задумал такую породу людей вывести. Тогда можно без проблем построить все что хошь. Хоть социализм, хоть капитализм, хоть жидо-масонизм, если такой строй существует. Самое главное, чтоб было кому команды отдавать, а эти выполнят все, что в их силах, которые куда больше, чем у среднего гражданина. Припомнилось, как ожесточенно спорили Вика с Ларисой как раз накануне того дня, когда я отправился вот с этими же молодцами добывать для Чуда-юда чемодан с компроматом. И как, провожая пьяненькую Зинулю, узнал о том, что в 8-м секторе появились младенцы, рожденные от трех пар людей, получивших полный курс "Зомби-8". Уж не Ваня ли с Валетом стали счастливыми отцами? Вот уж у кого никогда не будет проблемы "отцов и детей"! Это мне, мыслящему дураку, придется услышать массу комплиментов от Кольки и Катьки, когда поросята вырастут. Да, ежели еще лет пять-шесть проживу и останусь на свободе, они о многом спросят! Зачем жил, на что силы тратил, за что людей убивал? Ну, насчет людей, они, может быть, останутся в неведении, но насчет всякого другого - спросят, непременно спросят. Не заставишь их промолчать, не оборвешь, не прикрикнешь... И чего Вика так боится успехов Ларисы? Может, думает, что папаша отодвинет ее от себя? Зря! Пока Чудо-юдо не заполучит фонд О'Брайенов - ей ничего не угрожает. Я, родной, законный сын, куда скорее попаду в опалу, чем она. Меня вон и так непонятно кто и непонятно зачем привез к Сорокину. А сколько раз я по отцовой милости под пули лез? "За Родину, за Барина!" По-моему, последняя мысль промелькнула уже в полусонном мозгу. Если б я сидел, опираясь спиной на стену, то наверняка забылся бы и захрапел. Но поскольку я сидел по-турецки, то, засыпая, стал падать, ощутил потерю равновесия, а потому проснулся. - Встать! Продолжаем движение в том же порядке, - сказал я довольно громко, чтоб окончательно себя разбудить. Валет вновь пошел в авангарде, Ваня - в арьергарде. Галерея, которая поначалу казалась горизонтально-прямой, начала постепенно подниматься вверх и загибаться вправо. Идти стало труднее. Когда подъем достиг примерно 30 градусов, на полу постепенно появились уступы, потом ступеньки. А вдоль стен потянулись перила, сделанные из стальных полосок и уголков. Наконец коридор перегородила стальная стена-решетка, сделанная из четырех секций, похожих на солнцезащитные жалюзи. За этой стеной через щели просматривался огромный мотор с вентилятором. Он не работал, иначе нас давным-давно унесло бы в глубь подземелий или притянуло к решетке - в зависимости от того, в какую сторону стали бы вращаться лопасти. Слева от стены-решетки имелась небольшая дверца, которая оказалась незапертой, а за дверью - небольшая шахта-колодец круглого сечения, уводящая метра на три вверх. Верхняя часть колодца была закрыта герметичным люком, подняться до которого можно было по узкой вертикальной лестнице, сваренной из стальных трубок. - Ваня, подняться по лестнице и открыть люк! Нет проблем - поднялся и отвинтил штурвальчик, а потом приподнял крышку и откинул вбок на петлях. После того, как мы с Валетом тоже взобрались наверх, мне стало ясно, что шанс выбраться наверх из этих чертовых подземелий у нас есть. Мне даже показалось, будто я уже был в этой 50-метровой вентиляционной шахте высотой с московскую типовую 16-этажку. Потому что именно из такой шахты я вылезал когда-то прямо в лапы Сорокина. Но тогда сверху спускался прочный нейлоновый трос, а теперь предстояло лезть по скобам, вцементированным в стенку шахты. Этих скоб, располагавшихся примерно через полметра друг от друга, было никак не меньше сотни. Еще одним отличием этой шахты от той, по которой я вылезал три года назад, было то, что та была наверху совершенно открыта, а эта была перекрыта стальной решеткой. Наличие решетки меня отнюдь не обрадовало. Она хорошо просматривалась на фоне неба и, видимо, была сделана из довольно толстой арматуры. При этом она наверняка была заперта. Хотя бы на такой же амбарный замок, как тот, что был на решетке, прикрывавшей выход из туннеля метро в вентиляционную галерею. Но, как мне прикидывалось, для того, чтоб распилить верхнюю решетку, пришлось бы немного поиграть в воздушного гимнаста. Не так-то это просто работать маленькой пилкой, держась левой рукой за одну скобу и стоя обеими ногами на другой. К тому же наверх надо было тащить вооружение - на себе. - Валет, сними все оружие и боеприпасы, - сказал я. - Возьми нож с пилкой и пристегни к поясу. Тебе надо подняться по скобам до решетки и сделать так, чтоб она открылась. Мы следуем за тобой. Валет поставил на сошки "ПК", снял с себя автомат, сгрузил все остальное и прицепил к поясу нож. После этого он начал быстро подниматься по скобам. Четко, как автомат. Сперва он поставил левую ногу на нижнюю скобу, правой при этом упираясь в пол. Левой рукой ухватился за третью от земли скобу, а правой - за вторую. Потом приставил правую ногу к левой, а правую руку перенес на третью скобу. Так и пошло: левая рука и левая нога вверх, правая рука и правая нога догоняют. Раз-раз! Раз-раз! За минуту, и даже меньше, Валет проскочил первые десять скоб, потом - ровно за минуту другие десять, меньше чем за минуту преодолел еще один десяток, разогрелся, разогнался, наработал опыт и дальше двигался, затрачивая по сорок пять секунд за каждый отрезок из десяти скоб. Ваня стоял рядом со мной, посматривал то вверх, куда лез Валет, то в люк заглядывал, всматривался в темноту. Бдил, одним словом. Но "тигры" то ли действительно клюнули на трюк Сорокина и начали раскапывать завал, то ли поперлись по туннелю, не осмотрев как следует ход в вентиляционную шахту. Валет добрался до самого верха меньше чем через десять минут. Затем он немного повозился на верхотуре - как потом выяснилось, привязывался эластичным ремнем к одной из скоб. Выходит, эти ребята были вовсе не такие уж тупые. Должно быть, их мозги хорошо просчитывали, как выполнить поставленную задачу. Поскольку возможность сверзиться с высоты в полста метров грозила привести к неисполнению приказа (что в понимании биороботов было хуже смерти), Валет решил ее предотвратить и подстраховался. Привязавшись, он ухватился левой рукой за решетку, а правой вытащил из ножен нож-пилку и принялся орудовать, стоя ногами на одной из скоб. Я напряженно поглядывал вверх, потому что не дал Валету никаких инструкций в отношении техники безопасности. Разумеется, не по поводу того, как себя вести, чтоб не свалиться - тут он сам все придумал. Его надо было проинструктировать, чтоб он, распилив замок, не уронил его, допустим, на мою голову. Наверно, стоило бы сказать ему и насчет ножа, но все это было уже поздно. Валет был уже при деле и всего минут через десять закончил работу. Он перепиливал, как выяснилось, не дужку амбарного замка, а ушко, приваренное к раме решетки. Другое ушко было приварено к штырю, вцементированному в бетонный блок. Через эти ушки был продет довольно толстый болт с гайкой и контргайкой. Эта �