По мнению психиатра, четвертым этапом, который приблизит его к норме, должно стать повторение той же сцены, но без школьного платья.
Результат был катастрофический.
Лу потерпел крах в трех попытках подряд, следствием чего был опасный регресс в направлении насильственных действий. На одной из женщин, которая, явившись без формы, не могла привести его в нужное состояние, он изорвал платье в клочья и вдобавок выместил на ней свою досаду зубами и кулаками. Возмущенная женщина пригрозила судом, и эта история стоила ему кучу денег. Как человек, мыслящий реалистически, Лу Капоте понял, что никогда не сможет обойтись без школьной формы. Уж проще обойтись без психиатра.
В течение двух лет он воздерживался от контакта с женщинами. Воображая лицо Фанни, обходился своими силами. В начале 1955 года он познакомился С весемнадцатилетней уроженкой Калабрии, всего месяц как приехавшей в Соединенные Штаты и работавшей в фешенебельном чикагском борделе, куда его зазвали клиенты их компании, просто чтобы выпить рюмку-другую. Однако калабрийка так ему понравилась, что он уединился с нею в отдельном кабинете. Ничего такого они не делали. Только разговаривали. Девушка была обворожительна. Лу в тот же вечер предложил ей пойти с ним. Она не решилась. Она была во власти каких-то молодцов, которые раздобыли ей разрешение на въезд в Соединенные Штаты и оплатили дорогу из Палермо. У них находились ее документы, они отбирали у нее все деньги. Лу дал ей номер телефона в Нью-Йорке, назвал фамилию хозяина одного винного погребка и сказал, что, если она когда-нибудь захочет расстаться с такой жизнью, он ей поможет. Он наймет ей квартирку в Нью-Йорке, и она сможет там жить спокойно, встречаться с несколькими друзьями и копить деньги для возвращения в Италию. Он же будет время от времени ее навещать и помогать материально.
Через три месяца Виттория появилась в Нью-Йорке, и Лу исполнил свое обещание. Он заставил девушку отрезать ее длинные черные волосы, купил ей полудюжину париков с короткой стрижкой, светлых тонов, чтобы никакой мафиози ее не узнал. Он научил ее элегантно одеваться и подарил дюжину школьных форм. Виттория, побывавшая в публичном доме, весело подхватила игру с школьными платьями. Лу, кроме того, разрешил ей в разумных пределах работать с несколькими клиентами, которых он сам подберет и пришлет к ней. И если она будет умницей и не влюбится в какого-нибудь красавчика, который отнимет у нее деньги и загубит ее жизнь, то годика через два-три она сможет собрать некую сумму и вернуться к своей мамочке.
Восемь лет Виттория была его любовницей. В 1963 году она исчезла. Больше он о ней никогда не слышал. Уходя, она оставила записку, в которой объясняла, как благодарна ему за все, что он для нее сделал, но у нее, мол, произошла перемена в жизни и т. д. Она так и не узнала ни его имени, ни рода занятий. Для Виттории он всегда был просто Сальваторе. Она никогда его ни о чем не спрашивала и ни с кем не обсуждала то, что Сальваторе заставляет ее делать стриптиз в школьной форме.
Однажды, во время длительной служебной поездки в Испанию, Лу зашел в Мадриде в музей Прадо и в одном из залов остановился перед картиной. Нет, это невероятно! Он стоял как загипнотизированный. Это было «Успение Святой девы» Мантеньи. Но нет... Нет, это было лицо Фанни в те самые мгновения! Лицо, которое виделось ему в снах, которое он, зажмурясь, искал, обнимая разных женщин. Его охватило сильнейшее возбуждение. Пришлось выйти из зала, немного посидеть. И когда он снова посмотрел на эту картину, произошло то же самое. И сколько раз он ни приходил в Прадо, столько раз это повторялось. И впервые в жизни он в эти дни смог переспать с проституткой, не пользуясь школьной формой. Ему было достаточно, что он до этого простоял с полчаса перед картиной. Вдобавок он был избавлен от изнуряющего усилия сосредоточиться, чтобы мысленно увидеть лицо Фанни.
Тогда у него появилась идея. Он разузнал, кто в Мадриде может сделать хорошую копию, и заказал ее. Но когда копия была готова, она его не удовлетворила. Это было не то. Художник, настоящий мастер, реставратор, работавший для музея Прадо, весьма приблизился к оригиналу. Неискушенный глаз мог бы обмануться. Но что-то художнику не удалось. И этим «что-то», возможно, была латина, наложен-