Карлитос питал к дядюшке Лучо большую симпатию. Дядюшка и тетя Сара были очень внимательны к его матери в те годы, когда Карлитос скитался бог весть где. Он всю жизнь был им признателен за то, что в трудные минуты у старухи благодаря им всегда была тарелка супа и общество их семьи.
В то время, когда я с ним познакомился, Карлитосу было лет тридцать пять. Был он рыжий, весь в веснушках. В нашем околотке его называли «Перчик». Говорун, остряк и в молодости, наверно, был очень недурен собой. Хорошо пел танго и имел успех, выступая с оркестриком, который одно время играл в кафе «Атенео». Сам Карлитос играл на тамбурине, участвовал в бродячей группе «Штурмовики с дипломом» и вечно занимался общественными делами околотка — устройством карнавальных подмостков, процессиями по улице Канелонес, футбольной командой, игравшей в лиге «Район Палермо».
Лет за десять до того у него были проблемы с полицией, так как он заделался продавцом лотерейных билетов и совершил несколько мошенничеств. После этого ему пришлось некоторое время скрываться в Аргентине и в Бразилии.
Кем только он не побывал в своей жизни! А продавцом машин был замечательным. С годами он отчасти образумился, однако жизнь вел, как прежде, довольно разгульную. Выливал, играл на скачках, и всегда у него были какие-то истории из-за женщин. Вместе с матерью он переехал в отдельный домик в нескольких кварталах от нашего дома. Одевался он с шиком. По вечерам почти всегда отправлялся в центр, напомаженный, в твердом воротничке, но, проходя мимо бара на углу, непременно выпивал пару рюмочек с завсегдатаями, старыми друзьями, бывшими соседями.
Я знал про историю с швейной машиной и в конце ноября переговорил с Карлитосом. Мне хотелось сделать Лучо сюрприз и в Праздник Волхвов преподнести ему машину.
Когда я подошел к дому Карлитоса, чтобы предложить ему эту сделку, он, весь расфуфыренный, как раз вышел, направляясь в бар братьев Табоада. Разумеется, Карлитос меня знал. Он видел меня у дядюшки Лучо, был в курсе моей семейной трагедии, но до сих пор никаких особых отношений между нами не было — улыбнется, бывало, погладит по голове, бросит «чао, малыш» при встрече на улице. И в тот вечер, узнав, что я хочу с ним поговорить, он явно был поражен. Когда я, слегка смущаясь, сказал, что дело у меня секретное, он остановился в нескольких метрах от угла, где его уже ждали друзья, и, опершись одной рукой о ствол дерева и подбоченясь другой, нагнул голову, чтобы внимательно меня выслушать. Мой план сделать подарок на 6 января он выслушал без единого слова. Я просил, чтобы он, кроме тех обещанных двадцати пяти песо своих комиссионных, добавил еще пятнадцать в виде займа дядюшке Лучо, чтобы набрались все сто. Только так можно было провернуть дело в тайне и утром 6 января поставить дяде Лучо в его башмаки швейную машину.
Карлитос очень серьезно поглядел на меня, словно взвешивая мое предложение. В какой-то миг он облизнул губы кончиком языка, и по выражению его лица мне показалось, что он не согласится, скажет, что, мол, с деньгами у него туго или что-нибудь в этом роде.
Он ничего не сказал. Взял меня за руку и завел в бар.
— Две рюмки водки! — гаркнул он, ударив кулаком по жестяной стойке.
Хусто Табоада, для которого Карлитос был выгоднейшим клиентом, с удивлением посмотрел на него как это он заказывает водку для мальчика.
— Этот малыш, которого ты видишь, старина, он настоящий мужчина! Понятно?
Мой замысел тронул его до глубины души. Он заставил меня выпить водку залпом и простился, повторяя, что я настоящий мужчина, парень с добрым сердцем, с чувством благодарности и что он, Карлос Калигарис, с этого дня мой друг на всю жизнь. Он пожал мне руку, похлопал по щеке и сказал, что я могу на него рассчитывать. Дело с машиной слажено. Он даст недостающие монеты.
Прошло несколько дней, я узнал, что получу не шестьдесят песо, а только двенадцать, и в воскресенье утром с поникшей головой пошел сказать об этом Карлитосу. Он еще лежал, но донья Кармен пустила меня к нему. Я рассказал, что произошло, и Карлитос стал меня расспрашивать, подложив руку под голову и с сигаретой во рту. Узнав, что я работаю у дона Лисинио, он подпрыгнул в постели и чуть не проглотил свою сигарету.