Шестой покусывает и целует мою кожу, поднимаясь вверх от низа живота и оставляя на ней следы его слюны и моих соков. Добравшись до моих губ, Шестой не медлит и не колеблется. Он вводит в меня свой горячий твердый член. Моя все еще чувствительная киска поглощает его целиком, а с губ срывается мяуканье.
— Черт, до чего хорошо, — говорит Шестой между поцелуями.
И после в комнате слышно только эхо шлепающих звуков, когда наша кожа соприкасается.
В голове у меня нет ни одной мысли, только чистое наслаждение.
Шестой не останавливает свою атаку, ни на секунду не замедляется и с молниеносной скоростью доводит до еще одного оргазма.
Я вцепляюсь в простыни и крепко сжимаю ткань в кулаках. Я не в состоянии принять все, что он дает мне. От быстрых яростных толчков кровать скрипит. Кончая, я выгибаю спину. Но пощады нет, и я извиваюсь под ним.
На меня падают капли пота, глаза у Шестого закрыты, вряд ли он видит хоть что-то, пока неистово врезается в меня.
— Бл***дь, — шипит он, когда его бедра ударяются о мои и член внутри меня содрогается.
Мы оба тяжело дышим, когда он падает на меня.
Быстро, грубо. Даже у социопатов случаются стрессы и моменты переживаний, которые можно излечить старым добрым качественным трахом, после которого сложно пошевелить даже мускулом. Наши прижатые друг к другу тела бессильно лежат на кровати.
Во второй раз за сегодня звонит телефон, пока его член все еще во мне. Шестой все еще кончает, но мгновенно вскакивает, и капли спермы забрызгивают простынь, пока он бежит к телефону.
Я же остаюсь лежать на кровати, со своего места любуясь его обнаженным крепким задом и все еще твердым членом.
— Да, — челюсть Шестого напрягается, и он кивает. — Договорились, там и встретимся, — он нажимает отбой и швыряет телефон на стол. — Сегодня вечером.
Вернувшись в постель, он ложится рядом со мной и, обхватив одной рукой меня за талию, притягивает к себе.
Напряжение покинуло его, а долгожданный звонок от Джейсона в конец вымотал его. Мне кажется, что не проходит и пары секунд, как мою кожу овевает его спокойное размеренное дыхание.
Сексуальный аппетиту у ассасинов просто зверский.
Глава 26
К закату солнца мы оба готовы двигаться в путь. Шестой дважды проверяет два пистолета, которые собирается взять с собой, а также два полных запасных магазина патронов, а я вооружаюсь парой джинсов и бальзамом для губ.
— Где мы с ним встретимся? — спрашиваю я, надевая балетки.
Шестой придерживает дверь, чтобы я вышла. Машина припаркована прямо перед дверью нашего номера.
Он отвечает, только когда мы покидаем парковку и оказываемся на шоссе.
— На прибрежном шоссе, за Санта-Барбарой. Там есть заброшенный ресторан.
— Почему он заброшен? — я не очень-то жду ответа, мне просто любопытно.
Оставаясь верным себе, Шестой игнорирует мой вопрос. Его взгляд прикован к темной ленте асфальта.
Когда мы выезжаем из Лос-Анджелеса и минуем Санта-Барбару, поток машин сокращается, становится темно. Лишь луна освещает огромную поверхность океана слева от нас, оставляя серебристые дорожки света на воде. Вид просто захватывающий, эта дорожка тянется на многие километры. Местами виднеются огни яхт, но кроме них больше ничего нет.
Где-то через час пути Шестой выключает фары. Это дико меня пугает, поскольку мы продолжаем ехать со скоростью под сто километров по продуваемой всеми ветрами скалистой дороге.
— Приехали, — сообщает Шестой и убирает ногу с педали газа.
Когда глаза привыкают к темноте, я начинаю изучать строение, которое загораживает от нас Луну. Когда машина окончательно останавливается, я открываю дверь и смотрю на жутковатое здание. На краю скалы расположился огромный ресторан с видом на Тихий океан.
Шестой достает из багажника фонарик, и мы идем к двери.
По пути мне удается рассмотреть хрупкий утес, на котором так ненадежно расположился ресторан. Утес очень скалистый, метрах в десяти над водой.
Шестой идет впереди, и когда мы входим в помещение ресторана на входе, я замечаю тень таблички, на которой написано «Расти». Вот и все что мне удается разглядеть.
Здание выглядит заброшенным и, судя по высоте сорняков и травы выросших на парковке, им, вероятно, никто не пользуется уже много лет.
Деревянные ступени деформировались и просели, они могут в любую секунду проломиться.
Мы входим в помещение, освещаемое лунным светом сквозь дыры в потолке и разбитые окна. В помещении сохранилось несколько стульев и столов, некоторые из них валяются на полу на боку, остальные покрыты толстым слоем пыли.