В сумке, лежащей на кровати, собрана взрывчатка, которую наспех соорудил Шестой. Не знаю из чего он ее состряпал, но знаю, что никаких улик не останется, когда она будет использована.
— Что ты делаешь? — спрашиваю я, когда Шестой начинает натягивать на меня бронежилет.
— Это на всякий случай.
— Нет, это же твой, — возражаю я и пытаюсь снять жилет.
Шестой хватает меня за руки, и я в замешательстве смотрю на него.
— Тебе он нужнее, чем мне.
— Но почему?
— Потому что это единственный способ, каким я могу защитить тебя там.
Глаза застилают слезы.
Защитить меня? Слова звучат незнакомо, особенно из его уст.
Я сдергиваю жилет и протягиваю его обратно Шестому. Слезы жгут глаза.
— Я пушечное мясо. Какая разница, убьют меня или нет?
Обхватив меня пальцами за подбородок, он вынуждает меня откинуть голову и посмотреть на него. Это очень яростно, энергично и больно.
— Никто не убьет тебя, кроме меня.
— Почему? — спрашиваю я срывающимся голосом.
Губы Шестого касаются моих.
— Потому что ты моя. Не забывай, только я скажу, когда и где. Только я.
С его губ срывается прерывистый вздох, и он отстраняется. Желваки на его щеках ходят ходуном, пока он идет к кровати.
Моя.
Моя.
Его…
Я принадлежу ему и никому больше.
Проведя месяц рядом с Шестым, я влюбилась в него. Возможно, только возможно, Шестой тоже влюбился в меня.
Если уж на то пошло, он же говорил, что способен любить и что любил когда-то.
Будет ли слишком самоуверенно надеяться, что любовь Шестого может спасти меня? Или мои придирчивые вопросы уже озвучили ответ «нет»? Когда дело касается работы, киллеры совершенны. Я — аномалия. Я — непредсказуемый фактор, который будет искоренен, когда от него не будет больше пользы.
Шестой рассказывал, как все это будет, но неужели будет наглостью желать прожить рядом с ним еще несколько лет?
Я натягиваю футболку поверх бронежилета, чтобы прикрыть его, а сверху надеваю курточку. Под двумя слоями ткани жилет практически незаметен.
— Вот, — говорит Шестой, привлекая мое внимание, хватает меня за куртку и разворачивает вокруг своей оси.
Я чувствую себя несколько странно, когда он заталкивает что-то мне за пояс. Прежде чем я успеваю дотянуться себе за спину, Шестой начинает набивать мои карманы.
— Что это такое? — интересуюсь я, наконец, добравшись до желаемой цели.
Мои пальцы касаются холодного металла. Ствол, рукоять, курок — один из «Глоков» Шестого.
— Ты выдаешь мне оружие? — удивляюсь я. Шестой никогда не давал мне оружие, пока не начиналась заварушка.
— Да.
Сначала жилет, потом пистолет и карманы, набитые патронами? Он готовит меня, чтобы я могла защитить свою жизнь.
Жизнь, которую он намеревался у меня отобрать.
***
Потребовалось немало дней, чтобы выяснить, где они скрываются, но все равно, это оказалось не так уж и сложно выяснить. Первая и Девятый не столько прятались, сколько отдыхали. Они, видимо, считали, что избавились от четырех киллеров и им предстоит разобраться только с двумя, поэтому праздновали свои успехи.
Заносчивые.
Самоуверенные.
Руки у меня дрожат, поэтому я делаю глубокий вдох, стараясь унять эту дрожь. Нервозность нисколько не скрывает того, как я ощущаю себя, когда шагаю прямо в пасть ко льву. Я же самая обычная женщина. Я не киллер, но, тем не менее, я стою рядом с одним из них, при этом являясь ему неким подобием ровни. Не позади него, прячась за его спиной, а рядом с ним. Перед ним.
Перед зданием стоят два охранника, хотя странно, что киллеры нуждаются в охране.
Впрочем, может, это не охранники, а просто пушечное мясо. Эдакая «человеческая» сигнализация из массы окровавленных трупов.
Шестой делает два выстрела из своего пистолета с глушителем, и они замертво падают на землю.
Камер нигде не наблюдается, но, когда мы приближаемся к зданию, Шестой внезапно замирает.
— Бл*.
— Что такое? — пугаюсь я, замерев на месте.
— Агенты.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что они либо подкупили остальных, либо это кто-то сверху дергает за ниточки.
Оба варианта не сулят нам ничего хорошего. Если они переманили остальных, то сколько же там сейчас народу? И реально ли теперь нам найти безопасное место?
Здание оказывается старой фабрикой. Впрочем, на первом этаже есть все несколько дверей. Стены второго и третьего этажа сделаны из стекла, и многие окна разбиты.
— Как думаешь, сколько их там? — интересуюсь я.