— Твоя киска сжимает мой член. Ты, вроде как, не должна получать наслаждение от этого, — шипит он мне в ухо и обхватывает рукой мое горло. Его жаркое дыхание овевает мою шею. — Хотя, уверен, что твое тело просто помнит нашу предыдущую ночь. Зуб даю, ты весь день не могла меня забыть, — фыркает он. Нехватка воздуха усиливает все, что я чувствую, моя киска еще плотнее обхватывает его член.
— Ты была возбуждена? Ждала, пока я придавлю тебя своим телом и засуну в твою киску свой член?
Я выгибаю спину и хнычу.
— Скажи мне, Пейсли, тебе нравится, когда мой член в тебе? — он ослабляет хватку на моей шее.
Я делаю рваный вдох и, хлопая глазами, отвечаю:
— Да.
— Ты что, собираешься кончить? Это очень плохо, — говорит он, растягивая гласные в последнем слове. Его мышцы напрягаются, и он толкается бедрами так мощно, что ему приходится удерживать меня за плечи, чтобы я оставалась на месте. При каждом толчке его член во мне подрагивает.
Мне хочется плакать, противоречивые эмоции разрывают меня изнутри. Шестой пытается изнасиловать меня, а я почти готова кончить. Даже хочу кончить. Это единственное удовольствие, которое у меня будет, прежде чем я умру. Разве ему обязательно отказывать мне в этом?
Он выходит из меня, взглядом пристально изучает мою киску, которая практически молит его член вернуться и продолжить начатое. Потянувшись ко мне, он хватает меня за волосы и сажает меня на кровати.
— Вылижи меня.
Это вовсе не просьба.
Кончик его члена, покрытый моими соками, практически касается моих губ. Одной рукой он по-прежнему держит меня за волосы, а второй наклоняет свой член и вводит мне в рот.
Горячая головка, покрытая спермой и моими собственными соками, проскальзывает мне в рот, и я языком начинаю выписывать круги вокруг все еще твердого члена.
Он толкается бедрами вперед, и я начинаю давиться.
— Расслабься, детка. Я уже был в этом горлышке. Ты сможешь принять меня снова.
Рвотный рефлекс набирает силу, и горло пытается вытолкнуть его член, который наконец-то стал мягче. Его негромкие стоны заводят меня, к моему собственному отвращению. Он легонько шлепает меня по клитору, и я тоже стону, удерживая его член во рту.
Он выпускает мои волосы, выходит и убирает член обратно в брюки.
— Ты часто пытаешься насиловать женщин? — не меняя положения, интересуюсь я, когда дыхание немного выравнивается.
Он с прохладцей смотрит на меня.
— Нет. Мне достаточно отправиться в близлежащий бар и найти самую отчаявшуюся и доступную девку.
Отчаявшуюся? Ох, Господи. Так вот какой я ему показалась?
Его сперма начинает вытекать из меня, я ощущаю на коже влагу.
— Почему снова без презерватива?
— Ты все равно умрешь скоро, так какая тебе разница?
Я вскакиваю с кровати и иду в ванную, пытаясь избавиться от его присутствия и от остатков спермы.
Когда это я превратилась в отчаявшуюся женщину? Черт возьми!
На обратном пути к кровати мои оковы начинают греметь, когда я спотыкаюсь о цепь и стараюсь не растянуться на полу. Я беру бутылку воды, из которой посасывала воду перед тем, как отсосать ему. Я бы сейчас отдала все, что угодно, за какой-нибудь напиток покрепче или, хотя бы, за Спрайт.
Я отказываюсь смотреть на него, злясь за то, что он втянул меня во все это.
В розыске. Я в розыске.
Допустим, что это только для допроса, но это ведь просто формальное описание подозреваемого. Да и все улики против меня.
С другой стороны, я ведь зацепила Шестого ножом, значит, его кровь должна быть на полу.
Я оглядываюсь туда, где сидит он, изучая что-то в телефоне. Его бицепс забинтован в том месте, где мне удалось нанести порез.
— Разве они не обнаружат твою кровь и отпечатки пальцев?
Он отрывается от телефона и бесстрастно смотрит на меня.
— Им это ничего не даст.
Я вопросительно выгибаю бровь.
— Почему это?
— Потому что база ничего не покажет.
В этом нет никакого смысла. У них должна быть его кровь в базе.
— Ты должен был оставить какие-нибудь улики в одном из своих предыдущих преступлений.
Шестой берет со стола свой пистолет и тычет им в мою сторону.
— Спать. Быстро.
Я сердито фыркаю на него, а затем забираюсь под одеяло. Мне требуется какое-то время, чтобы привыкнуть, ведь раньше я никогда не спала без трусиков и теперь чувствую себя слишком открытой.
Выключив лампу на прикроватной тумбочке, я поворачиваюсь на бок и изучаю обои на стенке. В одном месте шов расклеился, нарушая узор. На самом деле, швы здесь не спрятаны, они словно, наоборот, у всех на виду.