— Да.
— Так позови его, — сказал он, — я хочу рассказать вам кое-что.
Я крикнул брату, и он спустился к нам.
— Вот Шарль, — сказал я ему. — Он привез вести от Леона.
— Плохие, верно?
— Боюсь, что да, иначе он бы уже давно их рассказал.
Мой юный товарищ молча вытащил из-под жилета фуражирную шапку и протянул ее брату.
— Теперь вы — глава семьи, — сказал он. — Эта реликвия принадлежит вам.
— Что это? — спросил брат.
— Шапка, которая была на нем, когда его расстреляли.
— Стало быть, все кончено? — спросил мой старший брат, не проронив ни слезинки, в то время как у меня, признаюсь, слезы подступили к глазам.
— Да.
— Достойно ли он умер?
— Он умер как герой!
— Слава богу! Честь не запятнана. В этой шапке что-нибудь есть?
— Письмо.
Брат ощупал шапку, нашел место, где была бумага, и распорол ножом шов. Достав письмо, он развернул его.
«Моему дорогому брату Шарлю.
Во-первых и прежде всего, как можно дольше скрывай мою смерть от матери».
— Значит, он умер, не зная, что наша дорогая матушка сошла в могилу раньше его? — спросил брат.
— Нет, он знал, — отвечал Шарль, — я сказал ему об этом.
Брат вернулся к письму.
«В Берхеме я попал в плен. Лошадь подо мной была убита и, падая, подмяла меня. Защищаться было невозможно. Я отбросил саблю, и четверо республиканцев вытащили меня из-под лошади.
Меня привезли в Аунхеймскую крепость на расстрел. Спасти меня может только чудо.
Я дал слово отцу отдать жизнь за то же дело, ради которого он умер, и вот теперь я умираю. Ты дал слово мне, настал твой черед. Если и ты погибнешь, Гектор отомстит за нас.
Помолись за меня на могиле нашей матери.
Поцелуй от меня Гектора.
Прощай.
Леон де Сент-Эрмин
P.S. Не знаю, как я отправлю тебе это письмо. Бог поможет».
Брат поцеловал письмо, дал мне поцеловать его и спрятал на груди. Затем он обратился к Шарлю:
— Ты сказал, что присутствовал при его казни?
— Да, — отвечал Шарль.
— Так расскажи мне, как это произошло, не упускай ни малейшей подробности.
— Все было очень просто, — сказал Шарль. — Я ехал из Страсбурга в генеральный штаб гражданина Пишегрю, в Ауэнхейм. Сразу за Сессенхеймом меня нагнал небольшой отряд пехотинцев, человек двадцать, ими командовал капитан на лошади. Пехотинцы шли двумя колоннами.
По середине дороги шел спешенный всадник, я понял это по шпорам на его сапогах. Он был закутан в белый плащ до пят, было видно только его молодое умное лицо, показавшееся мне знакомым. На голове — фуражирная шапка, ношение которой предписано во французской армии.
Капитан заметил меня, только когда между нами оставалось не больше фута. Я кажусь моложе своих лет, потому капитан и спросил:
— Куда ты спешишь, юный гражданин?
— Я иду в генеральный штаб гражданина Пишегрю. Далеко еще до него?
— Примерно двести шагов, — отвечал молодой человек в белом плаще. — В конце дороги, по которой мы идем, стоят первые дома Ауэнхейма.
Мне показалось странным, что он кивнул головой в ту сторону, вместо того, чтобы указать рукой.
— Благодарю, — ответил я, собираясь прибавить шагу, чтобы избавить его от моего общества, которое, как мне показалось, не доставляло ему удовольствия. Но он окликнул меня:
— Ради Бога, мой юный друг, если вы не слишком спешите, вам бы стоило замедлить шаг и пойти с нами. Я бы успел расспросить вас о доме.
— О каком доме? — спросил я.
— Ладно-ладно, — проговорил он, — разве вы не из Безансона или, на худой конец, из Франш-Конте?
Я с изумлением посмотрел на него. Его речь, лицо, манеры — все пробуждало во мне воспоминания детства. Без сомнения, я был раньше знаком с этим юношей.
— Ну, может быть, вы хотите сохранить инкогнито, — продолжал он, смеясь.
— Вовсе нет, гражданин, — ответил я. — Знаете, мне припомнился случай с Теофрастом. Его имя было Тиртам, это афиняне прозвали его «Божественным оратором». Однажды на базаре торговка фруктами угадала в нем уроженца Лесбоса, а ведь он уже лет пятьдесят как жил в Афинах.
— Вы весьма образованны, сударь, — сказал мой попутчик. — В наше время это роскошь.
— Что вы, — отвечал я. — Вот генерал Пишегрю, к которому я направляюсь, действительно весьма образованный человек. У меня есть к нему рекомендательные письма, и я надеюсь получить у него место секретаря. А ты, гражданин, — спросил я, подталкиваемый любопытством, — ты тоже служишь в армии?
Он засмеялся.
— Не совсем, — ответил он.
— Тогда, — продолжал я, — ты как-то связан с командованием?