Бьёт задержанного по челюсти кулаком. Лицо у человека делается плаксивым, в нём проступают дегенеративные черты.
Крючков: Мать твою! Да он же даун!
Илья встретил Наташу на автовокзале. Он вышел на час раньше, потому что знал, на последнем участке трассы водилы стараются выжать максимум разрешённой скорости. Заходя иной раз в запределье. Но иерусалимский автобус пришёл ещё раньше. Наташа сидела в зале ожидания, скорбно таращась в планшетку. Девушка была совершенно незнакома: ещё бы - он её видел один раз в гостях у Ивана, когда ей и было-то от силы два с половиной годика. И не была она племянницей. А была она дочерью Ивана.
12
Былое нельзя возвратить и печалиться не о чем...
Булат Окуджава
Всё случилось в Суздале. Возле церкви Входа Господня в Иерусалим экскурсовод Лерочка упомянула среди прочего и о том, что здесь одновременно проходили съёмки сразу трёх фильмов: "Царская невеста", "Женитьба Бальзаминова" и "Метель". Так, де, Николай Бурляев (при упоминании этого имени лицо Лерочки потеряло своё неприступное выражение и стало мягким; она даже импортные свои стрекозиные очки сняла) сумел сыграть и 14-летнего Васю Забродина в Театре Моссовета по пьесе Исидора Штока и улана в "Метели" здесь, в Суздале, гениально перевоплотившись, хотя ему не было ещё и полных восемнадцати лет.
- А вам, если не секрет, тогда сколько минуло? - любовно-наигранно спросил Олег.
- Я только что перешла в девятый класс, - потупив очи, проговорилась Лерочка и тут же с ужасом поняла, что сказала лишнее. - Юрий Завадский, да и Владимир Басов очень строго с ним репетировали, - добавила экскурсовод поспешно.
Эта поспешность была замечена только Олегом. Он скабрёзно ухмыльнулся и произнёс:
- Хорошо, что при монтаже не перепутали коробки. А то бы к смертному одру Марфы Собакиной явилась бы потаскушка из "Бальзаминова". Вот было бы кино!
И тут начался, как сказали бы композиторы, контрапункт: Лерочка ухватилась за сюжет оперы Римского-Корсакова, а Илья зачем-то вмешался в бодание маралов.
- Слушай, - не выдержал Илья, - ну, нельзя же так...
Слово "потаскушка" резануло и покоробило. Услышать в это ягодное русское утро такое...
- Да-да, - с облегчением перешла к другой теме Лерочка, - сцену отпевания снимали именно здесь, в этой церкви! Грозного играл Пётр Глебов, а врача Бомелия народный артист Владимир Зельдин.
Никто ничего не успел сказать. А Олег повернулся к Илье с перекошенным каменным лицом. Каменное лицо его подёргивалось кожей. Особенно страшен и противен был правый уголок губ: он опустился, словно парализованный, и все звуки Олега вылетали слева.
- А что ты всё время суёшься? Что вы всё время суётесь, куда вам заповедано? Это мой город, моя церковь. Это мне надо. А ты угони самолёт и вали своим помогать в жаркие страны. Исидор, Зельдин, Завадский, Басов... Плюнешь - не промажешь.
Шёпот-полузвук его был громок, но слышали его только они трое. Он сипел и свистел своим этим полушёпотом-полузвуком. Сквозь сжатые его зубы летели мелкие брызги. Очень неприятно. Прямо в лицо. Вдруг Ритка так же сквозь зубы спросила:
- А мне? Мне это надо? И эта Входо-Иерусалимская церковь не моя ли тоже?
Олег опешил.
У Ильи выступили слёзы, и он мазанул Олега по щеке. Не ударил, а именно толкнул ладонью в щёку.
- И эту женщину лёгкого поведения, кстати говоря, гениально сыграла в эпизоде Наталья Крачковская. Она очень талантливо две роли сыграла у Воинова в этом фильме, - весело сказала Лерочка.
- Да Марфа Васильевна я! - пропищал Олег цитату из нового фильма Гайдая и убежал, пробившись сквозь группу.
Иван только и произнёс:
- Ну, знаете ли...
- А теперь мы отправляемся к церкви Рождества Богородицы. Там великолепная каменная резьба.
На улицах по-прежнему стояли бабушки, продолжая продавать крыжовник и смородину стаканами. По-прежнему вдоль штакетников гуляли куры. И гусыни сидели на берегу Каменки в зелёной траве, охраняемые бдительными гусаками. Но изменилось всё. На солнце набежало кучевое облачко и прилипло к нему.
А резьба действительно была красива, как и фрески внутри церкви.
Олег заявился в номер под вечер. Друзья сидели за тарелками и хлебали малину с молоком. Злость прошла, но лёгкое напряжение ещё присутствовало.
- Я заберу барахло. Здесь остаюсь. Комнатку снял в избушке. Покрашу этюды.
Уже у самой двери спросил:
- Хотите анекдот? По свету болтается на "Б" называется?
- Ну? - спросил Иван.
- Брежнев, - ответил Олег.
Но никто не рассмеялся.
- Что-то тебя понесло куда-то... - удивлённо прокомментировал Иван.
Олег ушёл. Ритка сидела, уткнувшись в тарелку. За всё время разговора она не подняла головы. Илья ждал извинений, но не дождался.
Окончательно настроение восстановилось только в Боголюбове, откуда пешком по берегу Нерли до Клязьмы отправились к церкви Покрова. Горечь от вчерашнего медленно таяла на фоне открывавшейся красоты.
Простой четверик церкви, казалось, был сотворён нерукотворно вместе со всей этой зелёной природой, стрелкой двух рек, на небольшом холмике - вопреки тому, о чём рассказывала Лерочка-Валерочка: дескать, и холм насыпной на пятиметровом фундаменте, и мастера - камнерезы и кирпичники - не только со всей Руси работали здесь, но даже Фридрих Барбаросса прислал своих специалистов. "Какие мастера? - думал Илья, разглядывая Давида-псалмопевца на стенах церкви. - Какой Фридрих? Это чудо возникло при Сотворении. Само. Такое невозможно сделать руками и сюда, в эту природу, поставить".
- Какая красотища, - вздохнула Ритка.
Иван ничего не сказал. Илья до сих пор не знает, как он относится к искусству.
И Олег как-то забылся на многие годы.
- Альбом "Золотое кольцо" у нас хранится до сих пор, - улыбаясь, сказала Наташа.
13
Флейтист, как юный князь, изящен...
Булат Окуджава.
Илья вышел из моря. Чёрт побери! Всё-таки я наступил на этого ежа. Чувствовалось, что в пятке что-то застряло. Стянув ласты, он хотел было рассмотреть, что именно там приключилось, но заметил: рядом с Наташей сидит какой-то накаченный парень. И он поспешил к ним.
- Я не помешал? - спросил Илья, бросив ласты рядом со скамьёй.
Наташа подняла на него стеклянный взгляд. Лицо её было каменным.
- Я себя чувствую какой-то... шлюхой.
- А что такое?
- Он сидит уже полчаса здесь и уговаривает меня по-английски пойти к нему в номер.
Илья повернулся к качку. Очень хотелось на него заорать, дать по морде, выплеснуть всю накопленную многолетнюю злобу. Но он заставил себя растянуть щёки в улыбке. От этой улыбки парень откинулся на спинку скамьи. Илья ласково взял его пальцами за щёку. И потряс лицо.
- Сладкий мой! - проговорил Илья на иврите; со стороны всё выглядело вполне обыденно, по-израильски, вот только костяшки пальцев у Ильи побелели. - Ты хочешь любви? - И правой ладонью он дал качку пощёчину, ласково, чтоб не вызвать подозрений у окружающих. - Пойдём со мной, - и потряс левой рукой слюнную железу, - к тебе, - ласково пошлёпал от всей души по щеке правой. - Я тебя удовлетворю, милый! - и сдавил пальцами так, как ломал грецкие орехи. - Куколка моя, - и правой ещё пару раз хорошенько приласкал и для полноты картины положил указательный палец под его левое глазное яблоко. - Хочешь? - и слегка надавил на кость глазницы.
Качок закряхтел. Пальцами левой Илья рвал лицо любителя романтической любви вверх, а указательным правой давил вниз. Илья знал, как это больно.
- А теперь ты встанешь, - Илья отпустил глаз качка, парень встал с открытым ртом, - и пойдёшь отсюда быстро. К себе в гостиницу. - Илья положил правую руку на плавки парня. - Ты мой хороший, - закричал он так, чтоб услышали окружающие. - Я тебя люблю, конфетка моя. Особенно твою попку и твой язык.