- Значит, так, - положив трубку, сказала она. - Её сейчас нет. Когда будет - неизвестно. Но ей сообщат, что нашёлся её зарядник.
- Вот! Я тому богатырю двух лягушек подарю, - радостно заговорил Илья, - и еловую шишку пожалую. У вас же отец, я помню, ветеран войны и тыла - нет?
- Да-а-а... - удивилась Майя.
- Вы как-то проговорились об этом при мне. Забыли. А я помню! Тут нашему Союзу ветеранов Великой отечественной исполняется 35 лет. Они выпустили медальки по этому поводу, - Илья протянул дешёвенькую штамповку на голубой полосатой ленточке. - Вашему папе, живи он сто лет!
Майя расплылась в благодарной улыбке.
Воскресенье, первый рабочий день в Израиле, всегда был лёгким в мясном отделе. Нового завоза после шаббата не было, торговали сильно охлаждённым мясом, оставшимся с пятницы. Что нельзя было выложить на витрину, превращали в фарш. В основном наводили порядок в холодильниках и в разделочном цеху. Торговля была вялая.
Что-то свербило в душе у Ильи. После отъезда Наташи образовалась пустота, как всегда, впрочем, бывало после посещения его друзьями. С приезжавшими приятелями из Иерусалима и Ашкелона он пил коньяк вечерами и нырял с аквалангом в коралловом заповеднике, с гостями из России и Штатов бродил по археологическим развалинам и рассказывал о семье библейского Иосифа, перескакивал на Салах-ад-Дина, Ричарда Плантагенета, получившего здесь за свою жестокость прозвище "Львиное Сердце". Коньяк с ними он тоже пил. Но Наташа своей активностью и в то же время какой-то расчётливостью (не в деньгах, нет!) в планировании даже по мелочам всех действий, открыла для него Эйлат в совершенно неожиданных закоулках, оазисах, уголках. И исчезла, как и явилась, - вдруг. Навсегда. И не надо было заботиться ни о ком, суетиться совместить работу с экскурсиями и маленькими путешествиями. "В Петру не съездили, - думал он. - Не успели. На фабрику эйлатского камня не сходили. А я сам никогда не соберусь". И в эту грустную ноту вливался тревожный голос беспокойства за Женьку и её подопечных. "Не то это всё, не то, - думал он о её "мечте". - По краю ходят, по лезвию. Почему тут нет суворовских училищ? Пусть не суворовских, пусть трумпельдорских. Их бы сейчас туда, им там место".
Вторая смена подходила к концу. В одиннадцать ночи охранник закрыл входную дверь. Кассиры начали подсчёт выручки. Продавцы и мерчендайзеры (вот словечко-то!) отбивали свои магнитные карточки на выходе. Вышел и Илья со словами "Отмагнитился! До завтра!" Идти было недалеко. На высоком крыльце бывшей гостиницы притулилась чья-то фигурка. "Опять Вовчик на пиво сшибает", - подумал Илья.
Но это был не Вовчик.
Женя подошла к нему и уткнулась лбом в грудь.
- Ты меня искал? - спросила она сквозь слёзы и вытерла нос об его футболку.
Он гладил её короткие волосы и очень хотел её поцеловать.
- Твой матéн у меня. В комнате. Наверху.
- Тогда пошли к тебе, - сказала просто. - У тебя салфетки есть?
Они поднялись на третий этаж. Бывшую гостиницу раздербанили ушлые приватизаторы на отдельные номера-комнаты. Кто-то сделал в них ремонт, кто-то по-жлобски пальцем о палец не ударил. И стали сдавать в аренду. Илье досталась маленькая, грязная, с тараканами комнатка. Конечно, ванна-туалет, маленькая кухонька с холодильником. Он полгода приводил её в порядок: побелил замызганные стены, сменил душевой рожок, вывел тараканов, прикрутил самодельные полки, сменил холодильник и кровать. Словом, за четыре года одиночества обустроился, как смог. Даже стиральную машину, выставленную кем-то на выброс, проверив, поднял и был рад, что не надо таскать вещи в прачечную - чувство брезгливости всегда охватывало в этих прачечных
- Вот моя келья, - произнёс он наигранным голосом, пропуская вперёд Женю. ?
Девушка огляделась. Илья подал ей салфетки. Она вытерла нос и спросила, указывая на кровать:
- Здесь вы спали?
- Нет, - указал на неприбранный надувной матрас Илья, - я спал здесь.
- Ты импотент? Или гей?
- Не замечал ни того ни другого. А что?
- Она красивая. И глаза у неё были счастливые.
- Она в том возрасте, когда у всех у вас глаза счастливые.
- Да особенно у меня. Сегодня.
- Что-то случилось?
Но Женя не ответила.
- Есть хочешь? Есть куриные шницели и салат.
Она отрицательно покачала головой и села на кровать.
- Ничего у меня с ними не получается. Представляешь, они нашли эту Викторию...
- Какую Викторию?
- Метаве́хат которая.
- Ну? - начал подозревать Илья самое плохое.
- Вечером поймали её в подъезде, заклеили рот и глаза, обрили наголо и вымазали всю зелёнкой.
Илья сел на стул рядом с ней.
- Всю? И что дальше?
- Пока ничего не известно. Наверняка вызвали полицию.
- Им хватило ума не сказать за что.
- Хватило. Генка всё просчитал.
- Где ж они столько зелёнки взяли? Её тут не используют.
- Только бритую голову и лицо.
Они сидели и молчали. Заигрались детишки в справедливость, думал Илья, ребячество закончилось пока хулиганством.
- И что теперь?
- Не знаю. Что-то я не то сделала.
Илья достал Курвазье и разлил его по рюмкам. Насыпал чёрные маслины на блюдечко.
- Неуловимые мстители. Благородные Зорро устроили зоррницу. "Чёрные пантеры" , - он протянул рюмку Жене. - Выпей, успокаивает.
Женя выпила.
- Странный вкус - шоколадки.
- Ты заметила? Тут и ваниль присутствует и даже корицей чуть отдаёт. Мне он нравится за это.
Разговор принял рваный характер. Надо было что-то делать - но что?
- Будем надеяться, что всё обойдётся.
- Думаешь?
Надо было что-то говорить - но что?
- Где ты научилась так драться? Только не рассказывай про детство.
Женя помолчала. Вздохнув, ответила:
- Я служила в разведке морского флота. Диверсионное подразделение.
- Да ладно! Быть того не может!
- А что?
Илья открыл шкаф, вытащил вместе с "плечиками" пиджак с пятью медальками на левой стороне одной на правой и бросил его на кровать, рядом с девушкой.
Она молча смотрел на них.
- Была морская форма, - сказал грустно Илья, - но я в неё уже не помещался. - Он тут же выдал экспромт: - Когда-то я был выше и стройней, теперь стал кругл и ниже ростом. Когда становишься умней, держать фигуру так непросто.
Наконец-то она улыбнулась. Немного вымученно, но это мы поправим.
- Ты не поверишь, я был мачо и был ростом метр-семьдесят восемь.
Сейчас должен будет последовать вопрос, и он последовал:
- И где теперь? - спросила она, смеясь.
Теперь должен последовать ответ, и он последовал:
- Стоптался.
Она рассмеялась в голос. Потом спросила:
- За что? - и положила ладонь на медали.
Илья не стал вдаваться в подробности.
- Собственно, только первые три - награды. Первая "За боевые заслуги" - на самом деле за тренировки в диверсионной группе. Нас готовили, но послали других. Вторая, что справа, "За отличие в воинской службе". Правда, второй степени. Ну, какая степень у Родины, такая и медаль. Она нашла меня уже в госпитале в Ташкенте. Имени Филатова. Не путать с глазной клиникой в Одессе! Это за фигню какую-то. Просидели мы в "золотой рыбке" двое суток, чуть больше.
- Что это?
- "Рыбка"? Да подлодка-малышка с двумя торпедами для диверсий или прорыва заграждений. Или отвлекающего манёвра. И опять же - ничего мы не сделали. Просто пролежали на дне. А у меня вообще приступ клаустрофобии случился. А третья - уже афганская "За отвагу". Единственная реально боевая.