– Не уверена, что это слово сюда подходит, – заметила я.
– Я тоже не уверен. Так вот, ей поручили собрать все сведения о вас. Вы знаете, что никаких сведений не было. Как только вас обнаружили во Франции, ее отозвали, но она не сразу покинула Польшу. А задержалась здесь на свой страх и риск, вызывая тем самым недовольство шефа.
– А кем она, собственно, была? Любовницей шефа?
– И это тоже. Главная же ее роль в гангстерской шайке – выполнять задания, с которыми мужчина не справился бы. Во второй раз она прибыла сюда после вашего бегства из замка Шомон и оставалась до самого последнего времени. Она была уверена, что со своей внешностью добьется всего, но просчиталась. Вот эти записи относятся к самому последнему периоду. Хотите послушать?
– Хочу.
Он что‑то покрутил в маленьком магнитофоне, раздался тихий щелчок, и послышался голос, слегка приглушенный шумом двигателя:
– Что случилось?
Вопрос был задан по‑немецки. Голос принадлежал женщине.
– Я получил известие…
На сей раз говорил Дьявол. Тоже по‑немецки.
– Какое известие? Говори же! Пауза. Слышнее стал шум мотора.
– А что я получу?
– …перестань! Получишь сразу все! Но сначала надо ее найти!
– Она нашлась. Что я получу за то, что сообщу, где она находится.
Пауза.
– Что хочешь? Опять пауза.
– Десять тысяч. И подтверждение о перечислении суммы.
Из‑за шума мотора нельзя было расслышать, о чем они говорили дальше. Потом пробился голос Дьявола: –…хочу увидеть эти деньги.
– Хорошо. Завтра получишь подтверждение. Какой банк?
– Лионский кредит.
– Хорошо. Говори!
– Послезавтра… через границу в Колбаскове… бежевым «ягуаром» через Берлин…
– Это точно? Откуда ты узнал?
– Полчаса назад она звонила из Нанси…
Опять усилился шум мотора, трудно было разобрать отдельные слова. Из того, что удавалось понять, можно было сделать вывод, что в машине обсуждался вопрос, как добраться до Колбаскова. Кажется, они договорились ехать на ее машине.
Молча наблюдала я за тем, как представитель Интерпола менял пленку. Противоречивые чувства бушевали во мне. Возмущение и удовлетворение, жалость и отвращение, ненависть, горечь и надо всем этим радостное чувство, что сброшена неимоверная тяжесть.
Опять щелчок, шум мотора и обрывки разговора.
– …вы нарушили условие… – В голосе Дьявола звучала обида.
– В чем дело? – Это был недовольный голос Мадлен. – Деньги ты получил? Получил! Чего тебе еще надо?
– …стреляли. На такой скорости… верная смерть… Опять какие‑то помехи.
– …не будь ребенком. – Это говорила Мадлен. – Ты же знаешь, что она должна погибнуть.
– Я ничего не хочу об этот знать! Больше я не могла выдержать.
– Он продал меня за десять тысяч! Чего? Злотых?! Пальмирский знакомый вздрогнул и выключил магнитофон.
– Нет, – спокойно ответил он. – За полмиллиона долларов.
Я немного успокоилась. Что ж, вполне приличная цена. Свинство, наверное, с моей стороны, что я так упорно цеплялась за жизнь. Закурив сигарету, я жестом попросила продолжать прослушивание.
Очень сильно что‑то трещало, шумело, но тем не менее удалось разобрать отдельные слова. Сначала они торговались из‑за суммы, которая причиталась Дьяволу. Потом он с торжеством сообщил ей информацию о Родопах. При этом скрыл придуманные мной пятнадцать метров вниз, заявив, что о деталях сообщит на месте. Потом я узнала, как именно предстояло мне погибнуть в Пальмирах, и мое живое воображение тут же представило горящую автомашину и меня в ней. Очень неприятно стало. Потом они поссорились – я не поняла, из‑за чего. Речь шла о каком‑то обмане, но было неясно, чувствует ли она себя обманутой, так сказать, в личном плане, или это был обман служебный.
Пальмирский знакомый выключил магнитофон. Мы долго молчали. Мне надо было собраться с мыслями и привести в порядок свои чувства.
– Мне казалось, что вам следовало знать об этом, – тихо сказал он.
– Правильно казалось. Да я, признаться, чего‑то в таком духе и ожидала. Приятно сознавать, что раскусила человека. И на чем они там порешили в конце концов?
– На десяти тысячах, которые ему уже перечислили на его счет. Остальное должны были выплатить после того, как клад окажется в их руках. Ясно, что из этого ничего не получилось. На вашей смерти настаивала Мадлен. Шеф собирался посадить вас под замок и держать до тех пор, пока не убедится, что вы сказали правду. В тот момент, когда я наливал вам бензин, он был уже в Родопах. И скоро понял, что вы их обманули, поскольку со своими координатами угодили как раз на перекресток двух дорог. Не автострад, но все‑таки шоссе.
– А мне казалось, что я попаду рядом, – меланхолически заметила я и, указывая на магнитофон, спросила – Полковник знает об этом?
– Да, но, надеюсь…
– Пустяки, – перебила я. – Понятно, почему он был в плохом настроении и почему уговаривал меня уехать. Мне полезно рассеяться после такого удара. А вид алмазов будет способствовать исцелению разбитого сердца.
– Не думаю, что алмазы – лучшее лекарство для вашего сердца.
– Я тоже не думаю. Но поглядеть на них могу. Пожалуй, хорошо, что вы предлагаете мне съездить туда.
Поколебавшись, я решилась на откровенность:
– Очень долго мне казалось, что меня многое связывает с этим человеком. Я хорошо изучила его и мирилась с тем, что он начисто лишен каких‑либо человеческих чувств. Представьте, насколько неожиданным явилось для меня открытие, что в нем таки пробудились чувства, что он готов был совершить преступление ради любви к женщине. Это представлялось мне совершенно невозможным, и, как выясняется, я была права. Несчастная Мадлен – попросту очередная обманутая дурочка. Я даже не питаю к ней злости, мне ее жаль. Зато испытываю полнейшее удовлетворение – чувство не очень‑то похвальное, но очень полезное для нервной системы…
Выкладывая все это, я в то же время сознавала, что дело обстоит не совсем так, как я говорю. Какое там разбитое сердце! Измена Дьявола не была для меня неожиданностью. Я должна была примириться с его равнодушием ко мне по крайней мере уже три года назад. И умом, и сердцем я это сознавала и тем не менее питала все еще какую‑то неясную надежду, что свойственно каждой женщине. И хорошо, что на меня это свалилось именно сейчас, сразу же после этой сумасшедшей истории, как бы резко отделившей всю мою прежнюю жизнь от той, которая мне еще предстоит. Прошлое подохло, и черт с ним! Нельзя два раза войти в одну и ту же реку… Тут я услышала, что он говорит:
– …ну и как, вы решились? Через неделю отправится экспедиция за сокровищами. Хотите, я подожду два‑три дня, чтобы мы поехали вместе. Но может быть, вам сейчас неприятно мое общество? Может, вы предпочли бы какое‑то время вообще обходиться без общества?
– Мне кажется, – сказала я, подумав, – что мое настроение начинает понемногу меняться. Я становлюсь более общительной. Пожалуй, полковник прав – мне сейчас очень кстати небольшая развлекательная прогулка. И для здоровья полезна. А не буду ли я вам мешать?
– О, вам совсем не к лицу лицемерие, – живо отозвался он. – И не думаете ли вы, что я буду лично извлекать сокровища? Этим займутся компетентные лица. А мне положен отпуск. И я как раз собирался сообщить вам, что приобрел конфискованную яхту «Морская звезда». Немного ее побило о скалы, но совсем немного. Сейчас ее ремонтируют. Вот я и подумал… может быть, вы не против того, чтобы отправиться на ней в рейс? Плыть не спеша, туда, куда захочется…
Передо мной открылось залитое солнцем безграничное пространство воды и неба. Я вновь слышала божественные звуки волн, разрезаемых носом быстро несущейся яхты. Растаяли стены, потолок и пол номера в гостинице «Европейской», и вместо них появилась застекленная рубка яхты, а под ногами я вновь ощутила палубу, покачивающуюся на длинной атлантической волне.
И прежде чем я успела сдержаться, я услышала собственный голос, в котором звучали надежда и радость:
– А вы сумеете найти там автопилот и включить его?!