ушки, у которой почему-то вместо сердца была изображена распахнутая дверь. — Лада рисует? Не знала. Красиво. Впрочем, я в живописи ничего не понимаю, — вслух сказала я. А про себя подумала: «Дверь вместо сердца. Фу, какая пошлость». * * * Мы прошли на кухню. Там раковина была забита грязной посудой до самого крана. Макс чем-то щёлкнул, ожил чайник. — Как ты? — первой поинтересовалась я у приятеля. — Отлично, Лол, — Максим поставил на стол две кружки с горячим чаем. И подсел напротив, не с первой попытки впихнув под столешницу несуразные колени. — Правда, отлично. — Я тебе верю, — уверенно кивнула я. — По глазам вижу, что любишь. — Ты как? — спросил мой умный чуткий Макс. — Олег как? — Олег отчаялся, — только и сказала я, и слёзы хлынули у меня из глаз. — Ты же знаешь Олега. Эту его идею фикс: написать гениальный сценарий, за который ему как миленькие главную статуэтку выдадут… Только вот гениальный сценарий никак не пишется. — Ну, Лол… Это нормально… По щелчку такие дела не творятся. За статуэтку побороться надо, — как мог, пусть и банально, пытался сгладить ситуацию Макс. — Пусть борется. — Олег говорит, что устал бороться, — всхлипнула я. — Макс… он начал выпивать. Макс не мешал мне плакать. Ждал, когда закончу. — Понимаешь, самое обидное в том, что он меня вокруг обвиняет, — взяла-таки я себя в руки. — Говорит, что это я ему внушила, что он талантливый и одарённый… Дескать, если бы я ему этого не говорила, он бы не поступил в кинематографический… А теперь у него не жизнь, а творческий ад… — А ты что? — тревожно насторожился Макс. — Что я?.. В общем, он прав… Больше моих советов Олег не просит. Вон… деньги занял, а меня не спросил. — Занял деньги? Зачем? — На операцию. Собрался вживить себе чип… Ну, ты же знаешь, что есть такие чипы, которые благотворно действуют на мозг. Воображение красочнее становится… Фантазия фонтаном бьёт… Ну, и всякое такое… — Олег в киборги подался? — округлил глаза Макс. — Не верю. — Хочешь — верь. Хочешь — проверь, — зло выпалила я. — Да ну его, давай лучше чай пить! В тот вечер я прилегла на диванчик Максима. Спала крепко, успокоенная тем, что мне, наконец, удалось-таки выговориться. * * * Утром что-то брякнуло у уха. Я открыла глаза. Посредине комнаты стояла Шип. — Ты проснулась? — заприметила она мой взгляд. — А я пирог испекла. Для тебя… Вставай, скоро восемь. — Ты испекла для меня пирог в восемь утра в воскресенье? — припомнив гору грязной посуды на кухне, изумилась я. — Ага, — тряхнула кудряшками Шип. — С яблоками. Макс сказал, что ты яблоки любишь. Пирог оказался так себе. Сыроватый внутри. Но я потребовала второй кусок и выпила большую кружку растворимого кофе. — Лада, помнишь, лет пять назад мы сидели в парке с Олегом и с Максом и ты сказала, что ты киборг? — как бы в шутку спросила я Ладу. — Ага, — кивнула та. — Ещё бы не помнить. Я тогда сиськи всем показала. Ужас! — Ты сказала, что у киборгов «башню срывает»… Как это? — Очень просто! — развела руками Шип. — Говорят, что всех нас создал Творец… — Допустим. — А мне сиськи Творца не по нраву! Другие хочу!.. Что я делаю? — задала мне вопрос разгорячённая разговором Лада. — Что? — бестолково вытаращилась я на собеседницу. — Я делаю новые! Роскошные! — И что? — уставилась я на Ладу, чтобы со всей проникновенностью вникнуть в её, на мой взгляд, неказистую философию. — Я Творца исправила. Выходит, кто из нас главный? Я, конечно! Осознание всемогущества и превосходства «сносит башню». Я молча слушала. — Но ты не думай, — подытожила свои рассуждения Шип. — Я давно за трон с Творцом не дерусь. Бросила я это дело. Шип задрала кофточку. И я снова увидела её грудь. — Не такая красивая, как та, которую я в парке показывала, — прокомментировала свой поступок Лада. — Зато своя! — Эта красивее, — абсолютно искренне почему-то шёпотом заверила её я. — Эта гораздо красивее. * * * Олег вживил-таки чип. И написал сценарий. Затем прошёлся по всем красным ковровым дорожкам. Мне его фильм не понравился. Так себе киношка. Возможно, поэтому я попала к Олегу в немилость. По творческим фестивалям Олег ходил с другой женщиной. Не со мной. Я набрала телефонный номер Максима. — Макс, у меня горе! — кричала я в трубку. — Олег в телевизоре с другой бабой ходит. — У тебя не горе, — отозвался Максим. — У меня горе. Лада больна. Она умирает. Лада и правда скоро угасла. Рак. — Она теперь здесь, — сказал мне Макс. — И хлопнул себя кулаком. В область сердца. * * * — Подари мне эту картину, — попросила я Макса, глядя в сторону полотна с изображением женщины, у которой вместо сердца — открытая дверь. — Ты ведь в живописи ничего не понимаешь, — уклончиво ответил Макс. — Теперь понимаю, — возразила я. — Я много чего теперь понимаю… Самое горячее желание человека — поселиться в сердце другого человека… А самый большой страх — поселить в своём сердце другого человека… Но Макс… мы с тобою это делали… Правда, Макс? Максим меня обнял. И мы навсегда остались друзьями. Мы есть друг у друга. Мы богачи. Мы владеем сердцами. Со смерти Лады прошло много лет. А я по-прежнему работаю в школе. «Вы можете купить луну, — часто говорю я детям. — Но даже за все деньги мира вы не сможете купите местечко в сердце даже самого никудышного, на ваш вкус, человечка… Не ошибитесь в расчётах!» Потом, приходя домой, я смотрю на картину богачки Шип. Её подарок научил меня счёту.