- Александр Елисеевич желает что-то обсудить? – достигла подножья.
- Желает, - произнес он с хрипотцой. – И обсудить тоже.
Начала подъем. Мужчина ослабил удавку галстука. Подошла вплотную, провела по его груди, томно заглянула в глаза, радужка переливалась от бурлящего в Александре пламени.
- Я вас внимательно слушаю, шеф, - сама развязала пояс, Саша подвигал челюстью. – Есть какие-то нарекания к моей работе?
- Есть, Кристина Дариовна, - горячие ладони пробрались под полы халатика, Тихомиров сглотнул. – Мне придется лишить вас премии в этом месяце.
- Как? – театрально охнула. – Александр Елисеевич, за что? – подалась вперед. – Я все исправлю. Дайте мне шанс.
- Есть один способ, Кристина Дариовна, - его дыхание отяжелело.
- Я готова на все, - халат съехал с плеч, мужчина затаился. – Сделаю все, что скажете, Александр Елисеевич.
- Все? – длинные фаланги коснулись края почти прозрачных трусиков, тонкая бретелька соскользнула, оголяя часть груди, я увидела, что Саша еле сдерживался, чтобы не накинуться прямо на лестнице. – Все?
- Все, что пожелаете, - наши губы разделяли миллиметры. – Я полностью ваша, - лизнула его губы, - хозяин.
По сильному телу прошлась ощутимая дрожь. Выражение лица стало жестче.
- Станцуй для меня, - прошипел Саша. – Я приказываю тебе, Кристина, - его рука намотала кудри, моя голова задралась вверх. - Танцуй для меня.
- Как скажете, Александр Елисеевич, - я млела. – Прямо здесь и сейчас?
- Нет.
Он отпустил волосы и сгорбился. Перекинул меня через плечо и понес в спальню на третьем этаже. Поставил посреди комнаты и сел на кровать, ожидая представления.
- Танцуй, - велел мужчина довольно грубым тоном и включил музыку на своем смартфоне, попутно вытаскивая наушник из уха и отбрасывая его куда подальше.
Мелодия была чувственной, идеально подходящей для момента. Может, он подготовился заранее? Думать о том не было смысла. Я начала двигаться. Саша не шелохнулся, пожирая меня сталью глаз.
- Александр Елисеевич, - развернулась к нему спиной, нагнулась, руки водили по ногам вниз, вверх, пока я медленно распрямлялась, - у меня к вам так же есть несколько нареканий.
- Я вас слушаю, Кристина, - в мягком и приглушенном свете ламп он выглядел дико.
- Вы снова нарушаете режим, шеф, - щелкнула застежка, бюстгальтер упал, но демонстрировать формы я не спешила. – Опять работаете до поздней ночи.
Александр освободился от галстука. Лента распласталась недалеко от меня. Я кусала губы. Играла с резинкой увлажнившихся от возбуждения трусиков. Он поморщился от вожделения. Прикрыв грудь, повернулась и присела, подбирая галстук. Подошла ближе. Нарочито медленно. Саша упирался руками в матрас позади. Веки чуть прикрыты. Села сверху, изогнулась волной, потерлась, ощущая всю его длину, сдерживаемую штанами. Повесила ленту себе на шею.
- Александр Елисеевич, - я извивалась, параллельно расстегивая пуговицы его рубашки, он дрожал, - вы плохо себе ведете, - в ход пошел аксессуар, мужчину посетило немалое удивление, когда я дернула его за руки, упал на спину, я тут же связала его запястья.
- Крис, - произнес Тихомиров с придыханием.
- Ты обещал, что я тебя накажу однажды, - проделала дорожку из поцелуев от живота до шеи, прикусила мочку уха, Саша дернулся. – Настало время.
Сползла обратно. Туфли очутились на полу. Ступни кольнула прохлада паркета. Дыхание Александра участилось больше, когда ремень расстегнулся.
- Не шевелись, - приказала на его манер, Саша наблюдал, не моргая. – Не шевелись, - лукавый взгляд в ответ, - мой мальчик.
Но он пошевелился. Подался навстречу, едва его плоть ощутила тепло моего рта. Вобрал кислород со свистом. Сцепил зубы и не сводил с меня глаз. С меня осмелевшей. Ласкающей его до исступления. До рычания и сжатых кулаков. Прекратила сладкое мучительное наваждение только лишь, когда Александр покрылся бисеринками пота. Напоследок порезвилась кончиком языка, вырывая из мужчины тихие стоны. Он сотрясался всем существом и издал протяжный низкий звук блаженства, когда я опустилась на него, отодвинув тонкую ткань, до конца, сразу, сама изнемогая и давая полную свободу, развязав узел.
Саша брал. Быстро, потеряв голову, всего за минуту вырвав стоны уже из меня, что заглушили поцелуи, иступленные, рванные, голодные. Ногти впивались в его кожу. Позже в дерево изголовья, когда мужчина поставил на колени и поднял на седьмое небо, до всхлипов, чтобы после излиться самому жаром на мое бедро.