Ширак
Глава 1
Вокруг него сгущалась непроглядная мгла, сырая и тяжёлая: дождь — не дождь, снег — не снег, не разобрать. Липкая мокрая взвесь летала в воздухе, надвигалась, давила то с одной стороны, то с другой. Она перемещалась плотной завесой, движимой неожиданными порывами ветра: порывами краткими, быстрыми, колючими; порывами с разных сторон, иногда одновременно, отовсюду сразу; крутила то в одну сторону, то в другую. Ему трудно дышалось, с усилием. Застуженный воздух наполнял лёгкие, будто ледяной водой, сдавливал горло и разрывал изнутри грудь. Разве так дышится? Разве так может дышаться? Даже в горах. Он-то знает. И если бы не отдалённый шум машин по шоссе, он решил бы, что всё происходящее здесь ему кажется или снится. Но нет, всё было сейчас и здесь с ним по-настоящему. Или как по-настоящему? Доносившиеся звуки оживляли чувства. Автомобили двигались в обе стороны равномерно, с определённой периодичностью. Далёкий звук приближался, нарастал, набирал силу и через мгновение уносился прочь. Такой знакомый ему шорох шин по асфальту и рокот двигателей, вырывающихся из-под капота, приближался, нарастал, удалялся; нарастал, удалялся; нарастал... И так раз за разом — с обеих сторон, в обе стороны. Легковая машина, ещё легковая, а это грузовик, дизель — точно, снова легковая. Он чувствовал, что знает эту трассу, знает эту местность, знает, но не может вспомнить. И ещё он знал, что сейчас появится тот странный мальчик. Он всегда появлялся, словно из ниоткуда, в самых невероятных местах, разных местах — всегда вдруг, всегда неожиданно. Чувствовал, что и сейчас так будет, но ничего не мог ни поделать, ни изменить: ситуация словно разворачивалась сама по себе, по какому-то, ему не известному, сценарию. И ему оставалось только быть свидетелем этому, свидетелем событий, которые сейчас произойдут, должны вот-вот случиться. Он ждал. Ждал недолго. За очередным мощным давлением воздуха появилось очертание — прямо перед ним, в нескольких метрах — лёгкое, точно невесомое, серое, как и всё вокруг, едва различимое. Оно приближалось к нему, будто скользило, не касаясь земли, плавно: ближе, ещё ближе. Да, это был мальчик, тот самый, что и всегда: лет девяти-десяти в короткой осенней куртке, в тёмно-серых школьных брюках или синих — не разобрать, — в вязаной шапочке на голове, за спиной школьный ранец. Вот так всегда — в куртке, в шапочке, со школьным портфелем. Мальчик приблизился, остановился рядом, напротив. Но, как ни всматривался он, лица ребёнка не мог разглядеть, никогда не мог. Мальчик, молча, взял его за ладонь — рука холодная, жёсткая.
— Пойдём со мной, — голосом тихим, ровным произнёс мальчик.
— Зачем? Куда ты меня всё время тянешь? — с трудом превозмогая подступающий ужас, выдавил он из себя каким-то чужим голосом.
— Пойдём, пойдём. — Мальчик настойчиво потянул его в серую мглу.
— Подожди, подожди. Кто ты и что тебе от меня надо?
Он пытался остановиться, но ноги сами, помимо его воли, следовали за мальчиком. Медленно, очень медленно, точно на ощупь и неуклонно, шаг за шагом он двигался за мальчиком. Они, молча, спускались куда-то вниз, где воздух становился всё плотнее и тяжелее, они будто погружались всё глубже и глубже в толщу воды. Ему хотелось вырваться, хотелось закричать, хотелось сопротивляться неведомой силе, но он потерял над собой всякий контроль, он ничего не мог сделать, лишь покорно шёл за ребёнком. Под ногами стало совсем вязко точно они брели по илистому дну высыхающего озера. Звуки машин исчезли. Он уже ничего не видел и не слышал, чувствовал только холодную детскую ладошку в своей руке. Дышать становилось с каждым шагом всё труднее. В какой-то момент он стал задыхаться. Казалось ещё один вдох, ещё один шаг и его грудь разорвётся наружу, взорвётся и разнесёт его в клочья. Возник гул в ушах, сильный гул, страшный гул. Этот гул за пульсировал в такт биению сердца. Ещё полшага — резкий, громкий хлопок в голове, точно выстрел. Всё. Мрак.
**************
Ширак проснулся. Первое, что он осознал, это то, что лежит он на своей самодельной тахте, лежит у себя дома. И это было хорошо, значит, всё таки сон. Его немного знобило, холодный пот выступил на лбу. Он приподнялся на локте, осмотрелся. В окно светило низкое солнце. В комнате никого. Какой-то шум во дворе. Ширак туго соображал, голова, словно чугуном налилась. Появилась первая мысль, робкая, нерешительная: «Надо бросать пить». На кухне что-то звякнуло, стукнуло, какое-то движение. Ширак напрягся и с трудом выдавил из себя звук, натужно прокашлял, хрипло позвал жену, на армянском языке: