- А дом на ком числится? - Хачик продолжал чавкать и расспрашивать.
- На тётке Марининой. На тётке Асмик. Она в Харькове живёт. На Холодной Горе. В общем то мы изначально к ней приехали. Спасибо ей. Помогла. -
- Слушай Ширак джан. Всё хочу тебя спросить. Всё как-то повода не было. Какого чёрта, извиняюсь, вы вообще сюда приехали? Из Еревана в эту дыру, а?
Хачик перестал жевать, вытер губы рукавом. Достал из пачки несколько сигарет. Предложил брату. Протянул Шираку. Одну вставил себе в губы. Арам чиркнул спичкой. Все трое прикурили от одной спички. По очереди. Хачик последний. Ширак поднялся из-за стола. Пошёл к выходу, приоткрыл тяжёлую дверь. Тут же потянуло свежим воздухом. Вернулся к столу. Присел на свой стул. Посмотрел внимательно на Хачика. Хачик курил и ждал ответа на свой вопрос.
- У тебя родня есть в Ереване, или в Армении? -
Вопросом на вопрос ответил Ширак. Он строго смотрел на Хачика. Разговор как-то сам собой стал серьёзным. Хачик на секунду замялся. Ответил.
- В самом Ереване нет никого. А в Армении полно родни. А что? -
- Вы с ними отношения как-то поддерживаете, переписываетесь, созваниваетесь? -
- Конечно. Не часто. Письма Софа моя регулярно отписывает. То одним, то другим. -
Ширак обоими локтями навалился на стол. На пару секунд опустил голову на руки. Затем поднял голову. Затянулся сигаретой. Медленно выпустил кольца дыма вверх.
- Тогда Хачик джан ты должен знать, что в Армении сейчас полная задница. Точнее худая жопа с огромным дуплом. А было ещё хуже. - Он опять глубоко затянулся сигаретным дымом. Хачик молчал.
- Ара! Там жить стало просто невыносимо. - Ширак говорил зло, словно обвинял кого-то. Невидимого и неведомого. Словно обвинял саму судьбу.
- Ара, мы жили очень хорошо. Своя квартира в Аване. Прямо возле памятника Гаю. Ну и что, что однокомнатная. Я в такси работал. Денег копил. Серёжик родился, хотели трёхкомнатную купить. Конечно, места стало мало. Двое детей. -
Арам и Хачик молча слушали. Не перебивали.
- Потом все эти события начались. Чередой. Одно хуже другого. Сумгаит, со страшной резнёй. Карабах. Война. Потом это землетрясение. Развал страны. Будь она неладна. Блокада энергетическая. Ты думаешь, почему я дом себе выбрал под самым лесом? Нет, ну конечно по деньгам, в первую очередь по деньгам. Но и что бы отогреться. Хачик джан, мы первую зиму топили до плюс тридцати. Изо дня в день. Мы в Ереване, в квартире, так намёрзлись! Мы нагреться никак не могли. Ара! Я свою квартиру за бесценок продал, чтобы только уехать. Тогда многие уезжали. Очень многие. И мы не выдержали. Ты знаешь, что такое, когда свет дают по два часа на день. Какой там - на день! На сутки. И время, не угадаешь. Ладно, если бы график какой был. А то сегодня с двух до четырёх дня. А завтра ночью включат. А ты сиди и карауль. Не прозевай. И так постоянно. Изо дня в день. Год, второй. Электроэнергия, это ведь не только свет. Это ещё и вода. Постирать. Ванную набрать. Отопления вообще никакого. В каждой квартире тогда керосинки стояли. И мы купили. Сирийскую. И грелись с её помощью, и обед готовили. Канистра соляры самый ходовой товар был. А спали мы как! Все в куче. Все вместе. В одежде, под одним одеялом. Одеялами. Дети посередине. Мы с Мариной по краям. Это что, жизнь? Работы нет. Денег нет. Тепла нет. Газа нет. Воды нет. Не жизнь, а выживание. И это в столице! Что говорить о других местах. В Ленинакане вообще худо было. Короче. Не выдержал я. У Марины тётка здесь. Я уже говорил. Как мы мечтали о тепле! Вот так, за несколько дней мы собрались и уехали. И плевать мне было на всё. Пусть, село какое. Лишь бы домик свой. Сад. Огород. Лес. Дрова. И только дрова. Никакого газа. Сегодня газ есть, завтра его может не быть. Только дрова. Просто и надёжно. Никакой квартиры. Посёлка или города. Только в село, в деревню. Подальше, в глубинку. К лесу. К своей земле. Посмотри на мои руки. -
Ширак вытянул перед Хачиком свои руки, показывая широкие мозолистые ладони.
Правую ладонь пересекал глубокий, старый шрам. Мизинец и безымянный палец были сухие и скрученные. С гладкой, не естественной кожей. Как после ожога. Давняя его травма. Из прежней жизни.
- Вот этими руками я детей подниму, на ноги поставлю и выживу. Своим трудом. Можешь не сомневаться. Мы ехали сюда. Мы только на это и настраивались. Трудиться и жить. И выжить. – Ширак замолчал. Он разволновался и тяжело дышал. Сигарета его потухла между пальцами, дотлев до фильтра.