- Мама, я так тебя люблю! Очень, очень сильно! Больше всего на свете! Ты только никогда не бросай меня. Ладно, мама?- Он говорил тихо-тихо. Он нашептывал маме слова любви. Много слов. А мама продолжала тихо напевать.
Послышались тяжёлые шаги. На кухню вошёл отец. В широких семейных трусах. Коренастый. Сильный. Он, молча, взял мать за руку и увёл за собой. Грубо взял. По мужски. По хозяйски. Она успела шепнуть сыну.
- Спи Ширмик. Я всегда буду рядом. Всегда. Я в каждой женщине буду рядом. Ты поймёшь, надеюсь, когда вырастишь. А сейчас спи сынок.-
Он перестал плакать. Натянул простыню, под которой лежал, себе на голову, по самую макушку. Сверчок перестал петь. Опять наступила полная тишина. Он стал считать до ста.
- … шестьдесят семь, шестьдесят восемь, шестьдесят девять.-
Неожиданно у него возникло чувство тревоги. Безмятежное до этого состояние вдруг исчезло. Что-то стало давить в воздухе. Сгущаться. Как будто заложило в ушах. У него возник беспричинный страх. Он наползал на него медленно и неуклонно. Постепенно заполняя всего его. Наполняя страхом каждую его клеточку в теле. И в следующее мгновение кто-то схватил его за ноги. Чьи-то цепкие маленькие пальцы крепко стиснули его лодыжки. От неожиданности у него перехватило дыхание. Хотелось закричать. Кричать. Но крик застрял в горле. А сильные, цепкие руки, тем временем, стали стягивать его с тахты. Сильнее и сильнее. Он отбросил от лица простыню. Приподнял голову. Увидел только руки. Они будто тянулись из под пола, из под тахты. Он видел лишь кисти и предплечья. На запястье левой руки были пристёгнуты часы с тёмным ремешком. Что-то очень знакомое. Знакомые часы. Ну да! Это же часы его отца. «Командирские». Он всегда на них засматривался. Он всегда ими любовался. И отец знал об этом. И как-то он сказал ему, что когда тот подрастёт, и закончит школу, то эти часы перейдут к нему. Перейдут как семейный талисман. От отца к сыну. От отца к сыну. Отец получил их от своего отца. И он тоже должен будет передать их своему сыну. Потом. Позже. Старшему сыну.
Руки тянули сильно. Он уже на половину сполз с тахты. Пытался сопротивляться, но тело его не слушалось. Пытался кричать. Но голос пропал. А руки всё тянули и тянули.
И вдруг он вспомнил. Вдруг понял. Это мальчик. Опять этот мальчик. Опять он его куда-то тянет. Куда-то ведёт. Зачем-то зовёт. Мальчик. И в следующую секунду он закричал.
**************
В доме спали дети. На одной полуторной, с растянутой панцирной сеткой, кровати. Серёжик и Артурик. Спали крепко. Спиной друг к другу. Как в гамаке. Прижавшись по центру. Марины в доме не было.
- Надо будет доски подложить под сетку. И достать ещё одну кровать.- Подумал Ширак и вышел из дому. Спустился с крыльца. Свернул. Обогнул дом. Пересёк широкий двор. В летней кухне светилось окошко. Ширак открыл дверь. В помещении было натоплено. Тихо. В печи лениво потрескивали дрова. Марина сидела за большим столом. Лепила пельмени. Она медленно подняла голову. Безучастно посмотрела на мужа и вновь склонилась к своему занятию. Молчала. Ширак подошёл к столу. Подсел на табурет. Достал из кармана куртки пачку сигарет и спички. Часы на чёрном ремешке. Положил их на стол, к стене, на чистое от муки место. Снял куртку и кинул её на соседний стул. Посмотрел на циферблат часов.
- Время час ночи. Чего не спишь?- Он снял тонкое кухонное полотенце с Марининого плеча. Вытер руки.
- Тебя ждала.- Ответила Марина безразличным голосом.
- Аа! А пельмени, по какому случаю?- Ширак положил перед собой кружок из теста. Сверху ложечкой немного фарша. Залепил пальцами. Получилось. Немного коряво. У Марины форма пельменей была один в один. Красивой. Ровной.
- Захотелось детей побаловать. Да и так. Давно не ели.- Марина долепила последний пельмень. Поднялась. Стала раскатывать тесто на столе, по широкой ровной дощечке. Небольшой шар из теста. Для очередной порции заготовок. Ширак молча наблюдал. Как у неё ловко получается! Быстро. Уверенно. Вот и тончайший блин готов. Марина тут же перевёрнутым стаканом надавила некоторое количество кругов. Тонких -тонких. Села. Стали лепить пельмени вдвоём.
- Почему не хинкали?-
- Не знаю. Захотелось пельменей.- Марина пожала плечами.
- И не спросишь, где я был?- Ширак старался лепить как можно ровнее. Но хвостики получались слишком большими. Пальцы. Пальцы. Очень они у него грубые.
- А зачем? Раз где-то был, значит тебе так надо.- Марина говорила тихо, в полголоса. Словно за стенкой спали дети. Говорила спокойно. И это спокойное настроение передалось Шираку. Занятие пельменями увлекло его. Говорили тихо с долгими паузами.