Ширак только увидел корову, сразу всё понял: её бока раздувались на глазах, точно корову насосом накачивали. Кожа на её брюхе натянулась, как на барабане. Артур и Серёжик гоняли Зорьку по всему двору. Оба в свитерах, без курток. Артур, старший, первым увидел отца. Закричал на ходу, не переставая бегать, отрывисто, на русском языке:
— Па, мы ни при чём. Она сама за огород ушла... На люцерну... Нажралась... За пять минут... Па, пять минут всего... Мы птицу...
— Да, папа..., мы пока птицу... кормили, она... сволочь такая... — вмешался младший Серёжа, с трудом поспевающий бегать за братом, и тут же запнулся — споткнулся и чуть не упал. Они оба успели набегаться и тяжело дышали. Мальчишки остановились одновременно.
— Сучьи дети. Сколько раз вам вдалбливал в ваши тупые головы: дома говорите только на родном языке. Ещё раз услышу здесь русскую речь — ремня получите. Чего встали? Гоняйте корову, гоняйте её быстрее, ещё быстрее, бегом, стегайте, стегайте её. Если корова сдохнет, я с вас с самих шкуру спущу.
Ширак постучал по карманам фуфайки — пусто. Эх, сигарет бы. Курить хотелось невыносимо. Где-то должна была быть заначка, но вот где, разве вспомнишь теперь? Корова тоже дура, не знает, что ей жрать, а что нет. Животное, тупое животное.
Корова Зорька, тем временем остановилась. Резко завалилась на бок, на огромный, вздутый живот, прямо посередине большого двора копытами вверх, и в стороны. Ещё дышала. Ширак подбежал к сараю, вытянул из расщелины между досками короткий нож. В три шага подскочил к Зорьке и всадил ей в надутый бок острие ножика со всей силы. Раздался хлопок, будто лопнул большой детский шар — из отверстия зашипел воздух. Артурик и Серёжа встали чуть в стороне, рядом друг с другом, боясь подойти. Оба тяжело дышали, запыхались. Молча, наблюдали. Оба ещё совсем дети. Артуру одиннадцать лет, он тёмный, худой и высокий, весь в отца и телосложением похож, и лицом, но характером растёт в маму — все говорят, да и так видно — тихий и молчаливый. Серёжик на два года младше брата, он пухлый и рыжий, весь в канапушках, ни на отца, ни на мать не похож. Марина утверждает всем, что он — копия дед (дед Азат, её отец). Внуки видели деда только на чёрно-белой фотографии. На ней разве разберёшь? Дед давно помер, они были тогда совсем маленькими, его совершенно не помнят. Серёжик хитрый и проворный, изворотливый.
Язык у Зорьки вывалился, глаза выкатились, остекленели, помутнели.
— Всё, б...., не успел, — проговорил тихо Ширак по-русски.
Он почесал затылок, спросил на армянском языке, уже громче:
— Артур, где мои сигареты? — Тут же приказал: — Быстро думай, ну же.
Дети всё так же нерешительно стояли в стороне, испуганно смотрели то на скотину, то на отца. Серёжик отозвался первым на армянском языке:
— Па, в летней кухне, в железной банке, ну, чай в ней был — пачка «Ватры», — выпалил он на одном дыхании. — Принести?
— А ты откуда знаешь, сукин ты сын? Куришь, наверное, по-тихому? Говори.
Мальчик сразу ответил:
— Нет, па, ты сам мне сказал. Ты с дядей Арамом когда на кухне сидели — ну, вы там сидели, выпивали, в нарды играли, я хотел сказать. Ты меня позвал, положил пачку в банку и сказал, чтобы я тебе напомнил в случае чего.
— Ладно, беги, принеси. А ты, Артур, мигом на велосипед — езжай к Самвелу, к дяде Самвелу, скажи, пусть срочно подъедет. Срочно. Прямо сейчас. Скажи, папа быстро зовёт. Мясо свежее, скажи. Сразу на рынок повезём. И чтобы быстро.
Артурик уже бежал к сараям, за велосипедом. Крикнул на ходу:
— А если не будет дома дяди Самвела?
— Ай, сукин сын. Как не будет? Воскресенье сегодня. Где ж ему быть? Спит, наверное, мы вчера вместе машину ремонтировали, вместе были. Ну, если что, поедешь либо к Араму, либо к дяде Хачику. Сам смотри по ситуации, не маленький, но, чтобы машина была здесь через полчаса.