Потом кузнецы прошли к палатке и долго пили газированную воду.
Прибежал старший мастер Самылкин, всплеснул руками и обрадованно закричал:
— Спасибо, братцы! — Вынул платок из кармана, вытер вспотевший затылок, засмеялся, локтем толкнув Антона в бок: — Ты, гляди, парень, и впрямь в большие люди выйдешь! Только не загордись, как Дарьин…
Антон спросил насмешливо:
— Что же мне теперь, казанской сиротой прикидываться? А Дарьин нам не пример!
— Ну, тогда поздравляю: от себя лично и от имени нашего участка.
В это время к Василию Тимофеевичу подступил Камиль Саляхитдинов; руки его были полусогнуты в локтях, узенькие глаза сверкали остро и рассерженно.
— Василь Тимофеевич, — крикнул он срывающимся голосом, — давай другой молот или давай другой сменщик!
Самылкин встревоженно спросил:
— Что случилось, Камиль?
— Давай другой молот, — упрямо повторил Камиль. — Мой опыт больше, мой стаж больше, а Карнилин меня бьет, на оба лопатки валит! Я много старше его, мне лет много больше, мне это стыдно!
Старший мастер оглянулся:
— Эко, что вздумал! Коли тебе стыдно, что тебя комсомольцы бьют, так ты тянись за ними.
— Не могу я тянись! — воскликнул Саляхитдинов. Шея и скулы его побагровели. — Его бригада лучше моей, мой бригада хуже. Его нагревальщик сильнее. Сарафанов — мой нагревальщик. Зачем забрал? — крикнул он Антону.
— Ты сам отдал, — сказал Антон. — Он же тебе не нравился.
— Тогда не нравился, а теперь нравится. Давай назад Сарафанова.
Гришоня весело взвизгнул:
— Накося тебе Сарафанова, держи карман шире!
Саляхитдинов свирепо топнул на него; тот юркнул за спину Антона: а Илья, задумчиво потрогав нос грязной рукавицей, сказал, переступая с ноги на ногу:
— Не пойду я к тебе, Камиль. Чего это я к тебе пойду?
Антон взял со столика рукавицы, сунул их подмышку и подмигнул Саляхитдинову:
— Погоди, Камиль, не то еще будет…
Василий Тимофеевич поддержал его:
— Они тебе, комсомольцы-то, покажут, где раки зимуют…
— Покажут? — неистово крикнул Саляхитдинов. Нет, не покажут! — Взял Антона за отвороты спецовки. — Вперед уйдешь? Не уйдешь! Знаешь Камиля? От Камиля не уйдешь! Умру у молота, а не давай тебе уйдешь!..
Он легонько оттолкнул Антона и зашагал прочь, поводя могучими плечами борца, точно пробивался сквозь плотную людскую толпу.
— Умирать подался! — потешался Гришоня; Василий Тимофеевич сокрушенно покачал головой:
— Ишь, как забрало!..
Вторая смена приступила к работе, цех все гуще полнился гулом агрегатов.
Люсе было обидно, что Антон совсем не обращал на нее внимания, как будто она не стояла рядом и не радовалась его победе. Люся все ждала, что вот он повернется, посмотрит ей в глаза и скажет… «А что он мне может сказать, — с горечью подумала Люся, — если ему приятнее шутить с Настей Дарьиной, чем со мной?»
Но когда Антон направился к выходу, она все же остановила его; он устало и приветливо улыбнулся ей. Люся растерялась, не зная, о чем его спросить.
— Вы во Дворце культуры будете? — нашлась она, хотя ей было известно, что они там будут. — Володя Безводов велел прийти вам всей бригадой.
За Антона ответил Гришоня, — всюду суется, везде успевает этот Гришоня!
— Явимся. Во дворец нам позарез надо!..
Они долго плескались в душе, смывая с себя тягостную дневную усталость, затем распаренные, освеженные, не спеша одевались, толпились у зеркала, причесываясь и завязывая галстуки, потом ждали Настю Дарьину: она вышла к ним прозрачно-розовая, как заря.
Во дворец кузнецы немного опоздали. Они бесшумно прошмыгнули в зал, сели в задних рядах и притихли. Перед ними сидели и о чем-то перешептывались Антипов и Люся. Девушка повернулась к Антону и сообщила:
— Вас в президиум избрали.
— Иди, — сказал Антипов, и улыбка тронула его губы.
— Я посижу тут, — ответил Антон и, чуть вытянув шею, оглядел зал: он искал Таню Оленину. Она сидела впереди, у самой стены. Он сразу узнал ее по высокой прическе, по голубой пушистой кофточке. Неподалеку от нее Антон заметил Олега Дарьина с Мариной Барохтой, в первом ряду — Женю Космачева и Сидора Лозу, бригадиров молодежных бригад других цехов; за длинным столом президиума, рядом с секретарем комитета комсомола Давыдовым, сидел директор завода.
Было очень тихо. Эту атмосферу тишины и торжественности, когда порыв молодости, затаенный в душе каждого человека, ждет случая вылиться наружу и загулять по залу, необычайно любил Антон.