Геннадий Викторович, бывший полковник милиции, умел разбираться в людях. Перемена, произошедшая с его шефом, сильно его озадачила. Он знал, что творилось с Иваном в течение двух недель, и также терялся в догадках о причинах. Бессараб всегда казался Терентьеву этаким отличником, знающим ответы на все поставленные вопросы, который только ждет, когда додумаются его подчиненные. Иван старался быть строгим начальником и суперменом. Но его всегда выдавали добрые и печальные, как у собаки сенбернара, глаза, превратившиеся в одночасье в холодные и безжалостные зенки.
Две недели назад Иван попрощался с ним около офиса, сел в "галендваген" и укатил с любовницей в гости. А наутро позвонили ребята из дома шефа, и начался ад с запоем и возвращением к жизни. И теперь Бессараб с осколком льда в сердце сидит за своим огромным столом из карельской березы и требует добыть любые сведения об Иштване Цагерте.
"Стоп", — оборвал сам себя Терентьев. Две недели назад объявили о смерти Цагерта. Неужели все дело в этом?
ГЛАВА 3
Иштван крепко затянулся сигаретой и зло посмотрел на Пахома.
— Ну что, Витя, вляпались? — спросил с издевкой.
— Ага, по самое не могу, — простодушно ответил Виктор, сплюнув сквозь зубы.
— Я предупреждал вас, я говорил. Чтоб не смели брать этого Бумеранга с собой. Он же идиот, по нему психушка плачет. Герт, я тебе говорил.
— Заткнись, Кораб, не причитай, — резко оборвал его Иштван. — Да, говорил. Если ты такой умный, придумай, как теперь нам обеспечить алиби.
Они стояли на балконе, курили и ругались вполголоса. Такие разные: Витя Пахомов, высокий, широкоплечий, державший в кулаке всю окрестную шпану, мажорный Сережка Корабельников, мальчик-с-пальчик, студент юрфака и надежда всей советской науки Иштван Цагерт, ростом под стать Пахомову, только с недюжинным интеллектом в глазах.
— Герт, все просто, скажем, что гуляли с бабами. Я шмар каких-нибудь уговорю. Годится? — непонятно с чего вдруг развеселился Пахом.
— Нет, — поморщился Иштван. — Твои девки сразу все расскажут, а если чего знать не будут, то приврут. Хотя я думаю, что бабы — неплохой вариант. — Но… — Он повернулся к Пахому и ухмыльнулся. В глазах у него веселились бесенята.
— Я думаю, пусть это будут не шмары, а какие-то комсомолки, спортсменки, активистки и просто красавицы, — хитро закончил он с интонацией Этуша.
— О чем разговор, Герт? Да за тебя любая подпишется, — ничего не поняв, заверил Пахом.
— Мне не нужна любая, Витя, — в сердцах сказал Иштван. — И…
Но договорить ему не удалось.
— Иштван, — позвал манерный женский голос.
— Я сейчас, вы пока думайте, — бросил он и зашел в квартиру.
Маман пребывала в бешенстве и от ярости теребила кухонное полотенце маленькими наманикюренными пальчиками.
— Что случилось? Ты чего такая злая? — удивился он. Вроде когда выходил, она спокойно возилась на кухне.
— Да, дружочек, я злая, — вскрикнула маман истерично. — Ты совершенно не умеешь ценить вещи, все, что достается с таким трудом, ты просто уничтожаешь. Новая куртка из "Березки" вся грязная, я не знаю, возьмут ли ее в химчистку. А ведь это дорогая вещь.
— Мам, у меня друзья. Что ты мне нотации читаешь? — удрученно пробормотал Иштван. А что объяснять? Не мог же поведать, что вчера они с Пахомом удирали от какого-то железнодорожника, застукавшем их, когда уже были аккуратно сняты пломбы на товарном вагоне и открыты замки. И Бумеранг отстал, крикнув: "Я задержу". Ага. Мужика нашли мертвым на путях среди бела дня. И сегодня к Пахому прибежал невменяемый от страха Бумеранг и заявил, что сдаст всех, если ему не помогут. Витя сначала попытался объяснить, что за групповое преступление срок увеличивается. Потом разозлился и, врезав Бумерангу в ухо для лучшего понимания, пригрозил:
— Только пикни.
И с извечным вопросом "что делать?" примчался к Иштвану.
— Мы не при делах. Нас там вообще не было, — решил Цагерт. А про себя добавил: "Хорошо, что мы с Пахомом надели перчатки, улик никаких" И теперь надо срочно придумать алиби, пока не пришли работники внутренних органов и не спросили с пристрастием.