Дудаев потребовал от российского руководства признать факт нападения, иначе он казнит всех российских военнопленных. Сто двадцать человек, из которых шестьдесят восемь офицеров. Ельцин и Грачев решительно заявляли, что они тут ни причем, наших военных там нет, никто и никого туда не посылал. Пусть отвечают те, кто причем. А вот кто это — хрен его знает!?… А что, Россия большая, подумаешь, на сто двадцать человек больше или меньше…
6 декабря группа депутатов Госдумы вывезла из Чечни двух рядовых Кантемировской дивизии, которые заявили, что в Чечню они были откомандированы официально… Грачев развел руками: «За всеми не уследишь, армия не взвод…». Да-а… Вся страна скрипела зубами от позора. Верхи продолжали пьянствовать, играть в волейбол и учиться играть в большой теннис…
В 1995 год Россия вступила по колено в крови. Самый главный алкоголик страны поднимал бокал с шампанским, когда девятнадцатилетние пацаны вместо новогодних подарков получали в грудь свинец. Самый главный алкоголик страны был пятые сутки в запое, а тела мальчишек все валялись вокруг сгоревших танков и БМП…
Правда, 18 января 1995 года Борис все-таки «соизволил» заверить находившуюся в шоке страну: «Я строго контролирую силовые структуры, каждый день знаю обстановку в Чечне, и без меня что-либо серьезного там не происходит…». Вот такие вот дела…
Родина не дала мне ничего. Ни добра, ни тепла, ни сочувствия. Но она была моей Родиной, которую не выбирают. Если бы я родился в Америке, я был бы готов умереть за нее. Но я родился в России, и готов умереть за нее. Не за бухарика — главу государства, не за предателя — министра обороны, не в благодарность за свое «счастливое» детство. А просто — за Родину. В январе мною был написан рапорт на откомандирование меня в Чечню.
Первый рапорт майор Прощенков порвал, грубо и откровенно отматерив меня. За второй рапорт, поданный на следующий день — посадил на губу. Пока я сидел на губе, пришел приказ на отправку команды снайперов в составе сборного батальона, для убытия в Чечню. Третий рапорт он принял молча, на щеках перекатывались тугие желваки мышц, а в глазах этого сурового и строгого офицера я неожиданно для себя увидел тоску, боль, и переживание за меня. Я не знал — что такое отеческий взгляд, но вдруг понял, что он означает.
20 января 1995 года я в составе сводного батальона убыл в Чечню.
Глава 4
Чечня — не Забайкалье. Но тоже не подарок. Зима сырая, промозглая, продирающая тело до костей. Небольшое селение встретило нас ранним утром звонкой тишиной, туманом, хмурыми взглядами редких чеченцев и ощущением висящей в воздухе тревоги.
Часовой открыл шлагбаум, запуская наш зилок на огороженную территорию вокруг какого-то хмурого двухэтажного здания, чьи стены носили следы регулярных обстрелов, и мы, продрогшие от холода, начали выпрыгивать из кузова.
Справлявший малую нужду недалеко от входа в выцветшей милицейской форме офицер мельком глянул на нас, презрительно сплюнул и злобно выматерился.
— Слышь, Шиза, похоже нам не рады… — вполголоса прошептал мне в ухо Вовчик, за свою квадратную голову и «тормознутость» получивший в учебке кличку Кирпич, и в настоящий момент единственный знакомый здесь человек.
Я хмуро промолчал, выражая свое согласие. Зато жарко натопленная комната в подвале, служащая казармой для солдат — срочников, произвела самое хорошее впечатление. Знакомый тяжелый запах кирзовых сапог и портянок ударил в голову, тепло начало окутывать сознание, затягивая в пропасть сонливости.
— Так! Мабута! — заглянул в дверь знакомый по улице мент, — Вперед жрать! Или до обеда будете терпеть?
Терпеть до обеда ни у кого желания не возникло, и мы побрели на первый этаж, откуда долетали ароматные запахи родной армейской каши. Мы радостно набивали желудки горячей гречкой, обильно приправленной тушенкой и луком. Лафа! Если здесь так кормят, то лично я готов переносить в полном объеме «все тяготы и лишения воинской службы»…
— Ну что, салабоны, нравится? — подсел к нам в застиранной выцветшей афганке худощавый сержант.
Мы смущенно пожали плечами.
— А сильно здесь стреляют? — не удержался со своим глупым вопросом Кирпич.
— Стреляют… — бросил на него презрительный взгляд сержант, — Сейчас реже… Вон ментов сюда в декабре прислали. Без оружия. Чуть ли не в парадках. Сказали, что они будут по улицам ходить с дубинками, за порядком следить…
— И что?