падения Грачик предопределил словами: "Проспится и свалит"), но тот, или в самом деле в сомнамбулической прострации, или выдержку демонстрируя сатанинскую (в чем мы, конечно же, сомневаемся), лежал и, казалось, не дышал вовсе.
Впрочем, не умея долго сердиться и быстро потеряв смысл и нить своих дедуктивных построений, Емеля встал с коротким глаголом на устах, запнул в угол бесстыдно брошенную прямо посреди комнаты крышку с красно-синей радугой "Пепсико" и шагнул к двери. Вышел в коридор, огляделся, открыл дверцу распределительного щитка, выловил на дне каменного мешка ключ и вернулся в прихожую, откуда мы слышим щелчки и звяканье металла о металл (явно нарушается неприкосновенность с утра нами еще запримеченного черного висячего замка на двери, химическим карандашом помеченной "319Б").
Так и есть, Емеля в отсутствие хозяев-второкурсников позволил себе (безусловно, принужденный к сему крайней необходимостью) ознакомиться с закромами агиттеатра "Нейтрино". Добычей прозорливого ревизора стал прекрасный (издали очень пристойно смотревшийся) черный (наверное, дамский) гладкий парик. Сей предмет, вернувшись к себе (предварительно скомкав и завернув в газету), Мельников отправил в полиэтиленовый пакет с надписью Pewex с одной стороны и ядреной задницей, обтянутой всяко простроченным денимом,- с другой. Вслед за париком туда же последовало кое-что из одежды, а именно: шапочка самодельная без лейблов, но с желтыми блестящими пуговицами и рубаха, совсем новая, хорошая, байковая (в клетку), произведенная братским китайским народом (в чем даже в те беспокойные для наших восточных рубежей времена убеждала надпись красным шелком: "Дружба"). Закончив сборы, Емеля поскреб полуторадневную свою щетину и как бы в никуда, однако на всякий случай громко и разборчиво наказал:
- Никому не отпирать ни при каких обстоятельствах,- застегнул свою приносящую удачу куртку и был таков. Каков же?
Мрачен, сосредоточен и в то же время благороден, решителен и даже смел, если хотите. Последнему свидетельством ближайшая цель его движения конечная остановка автобуса "экспресс" номер восемь. Да, прочь сомнения, если друг оказался вдруг... короче, возвращаясь к романтическому образу ночного самолета (обозначившего начало второй части наших увлекательных, смею надеяться, воспоминаний), отправился Емеля искать капот и крылья. Впрочем, сообразно обстоятельствам, не в тайгу, а в город Новосибирск. Well (ну-с), пришла-таки пора прозвучать гордо существительным: дружба, верность, честь; наречиям: безоглядно, безоговорочно, безостановочно (имея в виду "экспресс") - и междометию: ура!
Но... но... при чем же тогда мрачность и сосредоточенность?
Ах, при том. При том, при этом. Вообще, пока Емеля шагами мерит лес, займемся утром и разберемся наконец с его предзачетным сплином, увенчанным ремаркой: "А не пожалеешь?"
Именно с нее мы и начнем, оставив (может быть, к неудовольствию Лысого) девушку-разлучницу (и вместе с ней шепот, робкое дыхание, трели соловья) напоследок. Итак, уважаемые читатели, не только декан электромеханического факультета Сергей Михайлович, многострадальный отец и именинник, не видел в нашем Мишке таланта естествоиспытателя, но, увы, не видел его и друг, Александр Мельников, Сашка Мельник, по прозвищу Емеля. В то время как причуды детской привязанности заставляли его аккуратно (иногда даже пространно) отвечать на горькие, но полные надежды письма с родины, в холодной Сашкиной голове, в блестящих его мозгах созревала неприятная уверенность в грачиковской (как это ни прискорбно) заурядности. Да, милый мой читатель, умник Емеля, победитель конкурсов и олимпиад, бескомпромиссный (непревзойденный) решатель всех в мире задач (даже помеченных предостерегающим значком * в журнале "Квант"), измерив вдруг из академического далека, скажем откровенно, неординарным своим аршином друга детства (не лишенного между тем сообразительности, некоторых знаний, энтузиазма и настырности), вздохнул и сделал неутешительный вывод - alter ego младенческих забав и увлечений, паж и наперсник не способен ни на что большее, нежели сопромат и основы электротехники в объеме горных и экономических специальностей. Для объяснения другу прелести быть первым в провинции, а не грустным чужаком в столице смелости и красноречия Цезаря (а может быть, желания уподобиться папаше-декану) Емеля не имел и потому ляпнул свое "а не пожалеешь?" без должной подготовки и совсем уж не в строчку (не в струю, не в жилу). О чем. конечно, немедленно пожалел, но все, что не птица, как известно, вылетит - не поймаешь.
Ну ладно, сказал, оступился, ничего, бывает, зато уже сел в автобус и едет, едет искать, спасать, вызволять, выручать - настоящий друг. Право слово, настоящий, имея в виду, наконец, то, как не вовремя и некстати постучал Лысый в дверь с номером 319А.
Ну что ж, пришло время поговорить о девушке, о женщине, сумевшей так находчиво и строго (совсем к тому же недавно) в высокий брюсовский лирический (элегический) момент решительно объявить:
- А ну, отвернись!
Итак, Мельник не шутил, незнакомку в самом деле зовут Алиса. Фамилия ее Колесова (ударение на первый слог). А прозвище - Лиса. Прозвище, к ее зрительному образу отношения не имеющее, оно сугубо силлабического происхождения (образовано ласковой парочкой "лис-лис", обернувшейся ее именем и фамилией, от этого лесного и таинственного приглашения к игре, к веселью, на диво схожего с домашним призывным "гули-гули", "цып-цып" и "кис-кис"). Внешне же... впрочем, автор не готов положиться на тяжеловатое свое стило в столь деликатном деле, как описание внешности, черт нашей малышки (метр шестьдесят), поэтому займет охотно красоту у специалиста: "frail, honeyhoed shoulders, silky supple bare back, chestnut head of hair", ну и так далее. Впрочем, плечи на самом деле круглые, беззащитные, с медовым теплым оттенком, спина же для автора, к сожалению, terra incognita, а волосы попросту черные, рыжина, каштановый кофейный оттенок, капелька молока в нем (вся эта оптика с ее углами падения, преломления и отражения) - всего лишь следы умелого обращения с пергидролем. Глаза зеленые, кошачьи (вовсе не лисьи, что иной раз встретишь, такие, как бы косо разрезанные от кончика носа к виску), две неправильные (скругленные) миндальные косточки. И еще веснушки (прихоть Создателя).
Впрочем, год назад, осенью, когда Мельник впервые увидел Лису, он мог только догадываться о восхитительных сезонных причудах ее пигментации. Осенью, когда группа Ф-12 Новосибирского государственного университете) грузилась в колхозные (имеется в виду не политэкономическая категория собственности, а цель, направление движения), обыкновенные с виду рейсовые автобусы, худенькая (frail and supple), тогда длинноволосая девушка мрачно объявила:
- Я забыла сапоги.
- Беги,- лениво посоветовал, видно, недремлющим Провидением всех ближе к ней поставленный Емеля.
- А ты не сбегаешь?
- Я?
"А почему бы и нет?" - подумал Емеля, не без удивления изучая доселе неведомое, очень занятное существо.
- Запросто, но только с тобой и только наперегонки.
- Идет,- неожиданно легко согласилась забывчивая особа.- С того, кто прибежит вторым, два пива.
- Сколько?
- Два.
Тогда он еще был ближе к сорок восьмому размеру и привычен к ежедневному футболу, а тонкая розовая жировая прослойка, этот признак всех водоплавающих (включая подотряд пловцов-разрядников), всего лишь смягчала, сглаживала рельеф хорошо тренированных Емелиных мышц, но и тем не менее и все же пива он не выиграл. Просто не стартовал, вступил с крошкой в лес, хотел узнать ориентир и азимут, но... короче, на автобус они опоздали и добирались до места с сапогами под мышкой целый день тремя видами вездеходного сибирского транспорта.