Я уговаривала Марину Михайловну, что Диму вылечат, а как только его состояние улучшится – сразу заберем. Она плакала и ругала себя за то, что сдала сына в дурдом, а я убеждала ее (и себя), что это было единственно правильное решение, и специалисты скоро вернут нам Диму в здравом рассудке.
На следующий день мы, обе отпросившись с работы, приехали на встречу с лечащим врачом в обед, рассудив, что с утра обычно в медучреждениях обход, процедуры, то да сё. Нас провели в темноватый холл с рядом мягких кресел, как в кинотеатрах. Напротив был открыт выход во внутренний двор, оттуда слышалось щебетание птиц. Несколько дверей по бокам вели в разные отделения и были снабжены решетками с электронными замками. Мы сели. Девушка, которая нас завела, пообещала, что врач скоро выйдет, и убежала.
В это время с прогулки завели группу больных, наверное, пришло время обеда. Медсестра, что их сопровождала, крикнула проходившей мимо пожилой санитарке с ведром и шваброй:
- Теть Маш, посмотрите! – и тоже смылась.
Мы вжались в сидения, не понимая, как нам себя вести, если психи на нас нападут, и является ли тети-Машина швабра надежной защитой.
Больных было человек семь. Большинство вели себя флегматично, стояли там, где их оставили, и не шевелились. Только трое приковали наше внимание. Один, совсем молодой человек, постоянно подносил к уху сжатый кулак, где у него, видимо, сидела муха или какой-нибудь жучок. Потом неожиданно засунул это насекомое в рот и проглотил. Потом подбежал к тете Маше и запрыгал вокруг нее, крича:
- А у тебя есть дочка? А у тебя есть дочка? Я ее съем!
Она махнула на него тряпкой, он вернулся на свое место и стал приставать к своим товарищам, которые так и не проявили никакого интереса.
Второй – мужчина, тоже молодой, стоял, весь трясясь и смотря в пустой угол. Его безумный взгляд горел, губы что-то беззвучно шептали. Вот его мы испугались по-настоящему. Но, судя по отношению санитарки, он был не опасен.
Третьей была женщина. Лет сорока пяти, необычайно красивая и сильно накрашенная. Светлые волосы взбиты в какую-то невероятную прическу, глаза густо подведены, на веках синие тени и длинные стрелки, на ресницах – килограмм туши. Щеки нарумянены, губы в ярко-красной помаде. Если остальные пациенты были одеты в больничные пижамы и халаты, на ней было яркое шифоновое платье, украшенное воланами, оборками, стразами, пайетками... Вся она сверкала, словно елочная игрушка. А на плечах, как воротник, лежала серая кошка, свесив передние и задние лапы по бокам шеи хозяйки. Кошка дремала.