У этих вместо множества органов внутри был только один большой мешок, от которого отходило несколько трубок. Совершенно не к месту вспомнился интересный рецепт вареников, который я прочитала в интернете. В качестве начинки там использовали смесь из кусочков колбасы, вареных яиц, красного и желтого болгарского перца, зелени. А тесто готовили не из муки, как обычно, а из крахмала. И при варке на пару оно становилось прозрачным! Разноцветные вареники на фото смотрелись очень красиво. И вот теперь пришельцы незамутненностью своего внутреннего мира напомнили мне это блюдо.
Рассматривать дальше мне помешали. Может, гуманоиды, прочитав мысли, обиделись на мои фантазии. Ну да, наверное, мало кому приятно, если его сравнивают с едой, тем более, такой простецкой, как вареники.
У меня в голове зазвучал голос с металлическими нотками. Он был похож на тот роботизированный голос, который озвучивает текст в Гугл-транслейте: никакой интонации, никаких эмоций. Невозможно было определить, ближе он к мужскому или женскому. Начали без предисловия, с места в карьер, ни «здрасьте» тебе, ни «до свидания»!
- Мы проведем исследования вашего организма. Вашему организму не будет нанесен вред.
Любезно поставили в известность, спасибочки.
Я не могла пошевелиться, но внутри меня все кричало:
«Кто вы такие?»
Ответ был получен незамедлительно.
- Эта информация не представляет для вас практической ценности. Мы проведем исследования вашего организма. Вашему организму не будет нанесен вред.
«Какое вы имеете право?» - я не хочу быть подопытной мышью!
- Мы имеем разрешение Верховного управляющего Совета нашей цивилизации на обследование организмов низших существ. Вашему организму не будет нанесен вред.
«Почему я?»
- Мы проводим попарное обследование партнеров. Над вашим партнером уже произведены необходимые манипуляции. Вашему организму не будет нанесен вред.
«Зачем?»
- Эта информация не представляет для вас практической ценности. Вашему организму не будет нанесен вред.
«Нет!!! Не-е-ет!!! Я не хочу!!! Отпустите!!!» - бился в голове мой вопль.
Гуманоиды были невозмутимы. Затем мое сознание отключилось.
Очнулась я там же, подпирая ствол клена. Было уже темно, безлюдно и, хотя вечер был теплым, меня заколотила дрожь. Такая, что застучали зубы. В голове не было ни одной мысли. Похожее состояние отрешенности бывает, я читала, при медитации. Долго еще я стояла на месте, наконец, отлепилась от дерева и на негнущихся ногах поковыляла к подъезду.
Дома разрывался городской телефон.
- Ну где там тебя носит, подруга? – голос Луизы был встревожен. - Ночь на дворе, тебя дома нет, мобильник отключен, уже не знали, что и думать.
- Да я так… гуляла…
- Гулена ты наша! Расскажешь?
- Ага… - я отвечала машинально, совсем не вдумываясь в словаю. - Слушай, у меня голова болит, пойду лягу…
- Ну давай, выздоравливай, целую!
Смартфон оказался полностью разряженным.
Все произошедшее сейчас воспринималось как сон. Или галлюцинация. Но я-то точно знала, что это было на самом деле. «Вашему организму не будет нанесен вред». Эта корявая фраза, произнесенная механическим голосом, преследовала меня.
«Не будет нанесен вред»… Я бросилась к зеркалу. Для анализов, наверное, брали кровь. Я внимательно осмотрела каждый сантиметр тела, но никаких следов, кроме старых царапин (соседская кошка, отличающаяся чрезмерным самомнением, оставила, когда я хотела ее погладить) не обнаружила. И только случайно в зеркале увидела на левой руке сзади, над локтем какое-то пятнышко. Вывернув руку так, что что-то щелкнуло в плече, я рассмотрела отметину поближе. Она была коричневого цвета и имела форму абсолютно правильного ромба со стороной 1 см. Поверхность была сухая и шершавая. В детстве, когда проедешь коленкой по асфальту и сдерешь верхний слой кожи, остается ссадина, которая сверху покрывается точно такой же корочкой. Я могла бы поклясться, что никакой ранки там с утра у меня не было. А значит, это единственное доказательство моей встречи с НИМИ…
И только сейчас, немного придя в себя, я вспомнила про Диму. Значит, он действительно их видел! Значит, он здоров! А мы упекли его в психушку! Да не мы – я! Это же я смогла убедить его мать, что он нуждается в лечении!
Я еле дождалась утра, когда можно будет позвонить Марине Михайловне. Она ответила сразу, после первого же звонка. Я подумала, что она тоже, наверное, не спала всю ночь.
- Марина Михайловна! Давайте заберем Диму! Он не болен! Это просто какое-то временное отклонение!
- Давай! – голос ее повеселел. - Я, знаешь, тоже всю ночь об этом думала. Что же он там мучается один, бедный мальчик! Тут, дома, он быстрее придет в себя. Если ему нужен будет уход – я возьму отпуск.
- Да, и я помогу! Я во всем вам помогу! – я чувствовала себя такой виноватой…
- Вы хотите его забрать? – удивилась врач Людмила Васильевна. - Но это невозможно, он еще не прошел полный курс лечения и не способен вести самостоятельный образ жизни.
- Все равно! Мы его забираем! – Марина Михайловна была непреклонна, тон ее приобрел жесткие нотки. - Сейчас же!
- Ну хорошо… как хотите… Надо будет подписать заявление об отказе от продолжения лечения.
Врач велела санитару привести Диму, а сама ушла оформлять документы на выписку. В ожидании мы нервно мерили шагами небольшое пространство холла.
Наконец, Дима появился.
Он сидел в кресле-каталке сгорбившись, руки его висели ниже колен, голова склонилась набок, рот был приоткрыт, из него вывалился язык. Абсолютно пустые глаза и отсутствие всякого выражения на лице пугало больше всего. Мы застыли в невыразимом ужасе. Первой опомнилась Марина Михайловна.
- Димочка! Димочка! Это я, мама! Димочка, скажи что-нибудь! Мы тебя сейчас заберем, сейчас поедем домой, все у нас будет хорошо… Димочка, ты меня слышишь?
Она бросилась перед ним на колени, схватила его руки в свои, обнимала, целовала, заливаясь слезами. Дима не реагировал. Ничто не дрогнуло в его лице, ничто не отразилось во взгляде. Но мать продолжала его тормошить, пока санитар не поднял ее с пола.
- Перестаньте, это все бесполезно, он вас не слышит и ничего не чувствует.
Когда подошла врачиха с бумагами, мы обе уже ревели в голос. Марина Михайловна, заламывая руки, кинулась к ней.
- Что вы с ним сделали? Что вы с ним сделали? – твердила она.
На шум подошли и встали поодаль, наблюдая, несколько работников учреждения.
- Понимаете, - мягко ответила Людмила Васильевна, успокаивающе поглаживая ее по плечу, - у каждого человека реакция нервной системы и организма в целом на психотропные препараты строго индивидуальна. Некоторым и сильная доза – как слону дробина, ничего их не берет. А у кого-то они вызывают тяжелые последствия. Но ничего, будем надеяться, что все это обратимо… Я почему и не хотела его сейчас вам отдавать.Конечно, вам надо будет показаться специалисту и пройти реабилитацию. Вот, возьмите.
Она сунула в руку убитой горем Марины Михайловны выписку и удалилась.
Переодевать Диму не стали: он был в домашней одежде. Крепкий санитар помог нам усадить его в такси, а вот чтобы затащить безвольное тело на второй этаж, нам пришлось помучиться.
Марина Михайловна взяла, как и собиралась, отпуск. Я навещала их каждый день, сидела рядом с Димой, разговаривала с ним, массировала ему руки и плечи, умывала. Приходили консультировать психиатры, клинические психологи, некоторые с учеными степенями. Все качали головами, цокали языками и уходили, не оставляя никакой надежды.
Постепенно я стала замечать, что Марину Михайловну тяготит мое присутствие. Она стала относиться ко мне холодно, разговаривала грубо, видимо, считала меня во всем виноватой. И это она еще не знала моей истории встречи с пришельцами. Если бы я ей рассказала – не знаю, что бы она со мной сделала, убила бы, наверное. А так однажды просто сказала мне, чтобы я больше не приходила. Она наняла сиделку и вышла на работу, потому что надо же деньги зарабатывать. От моей помощи отказалась категорически.
Луизке я сказала, что Дима попал в аварию и находится в коме. А что я еще могла сказать?
- И ты к нему не ходишь?
- Нет, его мама запретила.
- Понятно… Ой, бедная ты бедная… Если бы вот Ренат так, не дай Аллах… - и Луизка, вредная и колючая Луизка, захлюпала носом.
Прошел год. Дима все в том же состоянии. Это, когда я иногда звоню, сухо и нервно сообщает мне Марина Михайловна. По дорожке за гаражами я больше не хожу.